Анатолий Субботин - За землю Русскую

— Хорошо, так-то уж хорошо! Владыка архиепискуп велел давать мне корм, житье положил тихое. Ждут, ой ждут тебя, надёжа-болярин, у святой Софии. Велика радость будет на Новгороде, как услышат там о походе твоем.

Боярин, не перебивая попа, развернул свиток, взглянул на грамоты.

— Приведется, Нежила, брать указку, — сказал он стоящему молча зятю. — Прочитаем ужо… От владыки грамота и от боляр Якуна и Стефана… Пресвятая-то богородица Знамения заступила меня, как в явление свое заступила Новгород от суздальских полков князя Андрея Юрьевича.

Борис Олелькович поднял глаза на образ и прослезился.

Положив свиток на налойник, рядом с просфорой, боярин обернулся к Семену и хотел было отпустить его, но тут вспомнились черные думы, которые томили ночью. Насупив брови, молча, тяжелым взглядом уставился он в лицо попа, точно желая заранее знать: скажет тот или умолчит, не откроет правды.

— Видел ты, отче Семен, Новгород, слышал слово владыки и боляр, скажи… — начал он и помолчал, точно задохнувшись. — Правду скажи, не ври, — предупредил. — Велику ли власть держит ныне в Новгороде князь Александр? Небось петухом ходит?

Нежила с беспокойством взглянул на попа: а вдруг тот ненароком вымолвит неугодное слово в похвалу Александру?

Семен ответил не сразу. Он запахнул зипун. От зоркого взгляда его не укрылось волнение боярина, в ушах звучал встревоженный, запинающийся в словах, нетерпеливый голос.

— Очи мои не зрели и уши не слышали славы Александру, — смяв в руках скуфейку, сказал он. — О ту пору, как поход на свеев начался, ушел я из Новгорода, но в пути, будучи в земле Новгородской и на Пскове, поражен был толками о битве у Невы и льстивыми восхвалениями Александру По первости не верил я славословным речам, темная вода их лилась и бурлила, не отличишь, в чем правда, в чем ложь. Во Пскове, в Мирожском монастыре, от тамошних старцев узнал я, осударь, истину. Сказал Новгород славу Александру; колокола звонили ему и Невским он возвеличен.

В глазах боярина вспыхнули желтые огоньки. Он тяжело дышал, но Семен, как бы нарочно, говорил медленно, тягуче, словно наслаждаясь тем впечатлением, какое речь его произвела на Бориса Олельковича.

— Как ты мог молвить мне этакое? — остановив его, прошипел боярин.

— Истину сказываю, осударь, — поклонился поп.

— Истину? — повторил боярин. — Вольно тебе, Семен, вводить меня в грех.

— Нет, осударь-болярин. — Семенко заговорил бойчее, скороговоркой: — Во Пскове, в Мирожском монастыре, от старцев тамошних и то слышал: коротка сталась на Новгороде слава князю. «Не люб» — поклонился ему Господин Великий. — Семен согнул спину и насмешливо, не концами пальцев, а кукишем коснулся пола. — Бежал князь Александр Ярославич к родителю своему во Владимир аль в Переяславль. Нету нынче князя на Новгороде.

Глава 9

Под стенами Изборска

Утро встало сырое и ветреное. Намокший холст шатра хлопает на ветру, что луб — жесткий и ледяной. Командор фор Балк, проснувшись, долго ежился от неприятного, проникающего в самую душу озноба. Прошло три месяца, как войско меченосцев обложило Изборск. И стены городового острога не высоки и городишко — от ворот до ворот шаг шагнуть, а стоят изборяне крепко.

Запахнув плащ, командор откинул полу шатра. Серое небо висело так низко, что в мокрой и тяжелой мгле его терялись вершины березовой рощицы, зеленеющей неподалеку. Откуда-то доносились голоса. Фон Балк прислушался. Но голоса смолкли; их точно оборвал и унес ветер. За рощей плотной белой мглой стлался дым многочисленных костров и темнели шалаши воинов. Фон Балк направился к скрытому кустарником оврагу, на дне которого, по скользким, покрытым зеленой слизью валунам, бежал ручей. Неизменно, каждое утро, командор спускался к ручью и, освежая себя, плескался в знобкой воде.

Фон Балк поравнялся с кустами, скрывающими ручей. Хорошо утоптанная тропа, которая тянется вдоль опушки, ведет на торные пути к стану. Едва фон Балк вышел на нее, как впереди, на тропе, показался рыцарь. Белый плащ с красным крестом, нашитым на левом плече, и знаком меча показывал принадлежность рыцаря к братству меченосцев. Фон Балк остановился. Рыцарь тоже увидел его. Одолев скользкий косогор, рыцарь спешился, бросил повод оруженосцу. Тяжело переступая короткими, кривыми ногами, направился к командору.

— Благодарение пресвятой деве, что вижу тебя, брат командор! — непомерно тонким, высоким голосом выкрикнул он. — Проклятая страна! Лес и лес — ни жилья, ни пищи.

— Рад приветствовать тебя, брат, — приподняв руку, словно указывая путь, сказал фон Балк. Издали еще узнал он рыжую, словно обрубленную снизу, бороду Конрада фон Кейзерлинга, рыцаря из слившегося с братством меченосцев Ордена тевтонов. — Благополучно ли совершил ты свой путь?

— Милостью пресвятой девы…

Сухой, с обветренным безбородым и безбровым лицом, фон Балк на целую голову поднимался над фон Кейзерлингом. Взгляд серых холодных глаз выражал недовольство, как будто командор сердился на то, что появление рыцаря помешало ему спуститься к ручью.

Суровая обстановка шатра, куда фон Балк ввел Кейзерлинга, напомнила прибывшему, что он находится в жилище воина. Прямо против входа валялась на земле шкура медведя; она служила постелью командору. Дубовые чурбаши заменяли в шатре стол и сиденья. В рассеянном свете, проникавшем в шатер, тускло блестело распятие.

Фон Балк указал рыцарю место против себя.

— Откуда твой путь, брат Кейзерлинг? — спросил.

Кейзерлинг, морщась, не скрывая своего недовольства, тщетно старался удобнее расположиться на жестком сиденье.

— Из Риги, — вытянув наконец ноги, отекшие после долгого пребывания в седле, ответил он. — Князь-епископ велел передать тебе, брат командор, благословение свое и сказать, что смущен и опечален медлительностью войска. Епископ ожидает известия о вступлении твоем в Псков, но я вижу тебя еще у стен Изборска.

Ни один мускул не дрогнул на лице фон Балка. Он так прямо и неподвижно возвышался перед Кейзерлингом, что фигура командора напоминала деревянную статую.

— Известно ли князю-епископу, что шведское войско, не ожидая нас, выступило противу русичей и бежало, разбитое новгородским Александром? — погасив еле заметную усмешку, скользнувшую по его губам, сухо произнес командор.

— О да! — тонкий голос Кейзерлинга взвился под верх шатра. — Русичи разбили шведов. Теперь никто не помешает братьям Ордена нести свет апостолической церкви и благословение святейшего отца в землю варваров и еретиков.

— Новгородский Александр напал на шведов там, где они не ждали его, — как бы не слыша восклицания тевтона, произнес фон Балк. — Русичи бились храбро, — продолжал он. — Александр новгородский показал в битве искусство воина. Что помешает ему теперь явиться к Пскову со своими полками? — При этих словах фон Балк так пристально уставился взглядом на тевтона, что рыжая борода того невольно дернулась вверх, будто коснулась огня. — Я страшусь не встречи с новгородцами, — говорил фон Балк, — а того, что в пешем войске нашем — воины-варвары из ливов, води и иных племен. Надежны ли они, а число их велико. Опора войску — копья и мечи братьев-рыцарей, которых довольно для того, чтобы удержать в повиновении и гнать в битву варваров, но мало для победы над войском Александра.

— Истина говорит твоими устами, брат командор, — шевельнулся на своем обрубке фон Кейзерлинг. — На щитах братьев нашего Ордена изображен меч — знак непобедимости и могущества. Жестока будет битва с полками Александра, но, милостью пресвятой девы, эта битва случится не скоро. Мы не встретим Александра и полков его перед стенами Пскова, у псковичей же мало войска. Известно и то, брат командор, что на Пскове и на Новгороде есть друзья нам.

— Александр выступит на помощь псковичам.

— Александра нет в Новгороде! — громко, придав голосу некоторое выражение торжественности, воскликнул Кейзерлинг. — Изгнан он новгородцами.

— Не ослышался ли я, брат Кейзерлинг? — недоверчиво промолвил фон Балк. — Справедлив ли слух, что изгнан Александр из Новгорода?

— Что сказано мною — не слух, брат командор. Александр изгнан. Новгородцы облегчают войску Ордена труды похода…

Речь Кейзерлинга прервало появление слуги.

— С какой вестью, Иоганн? — спросил командор.

— Новгородский боярин Нигоцевич прибыл из Риги к войску, — сказал слуга. — Просит он позволения видеть тебя, благородный рыцарь.

— Зови!

Фон Балк поднялся навстречу. Под Изборском и в Пскове имя Нигоцевича знакомо русичам.

— Хвала пресвятой деве, что вижу тебя, боярин, — когда Борис Олелькович вошел в шатер, приветствовал его фон Балк. — Прибытие твое к войску укрепит союз братьев Ордена с благородными русичами.