Проще, чем анатомия - Александр Поволоцкий

набережной медленно, похоже, он заметил, как аккуратно Раиса ступает. Мелькнула непрошеная мысль: “Ох, не видят меня девчонки! По берегу моря и с таким командиром!” Но эту мысль она тут же прогнала. Хороший человек, поужинать пригласил. Безо всякой задней мысли. Так что, скажи спасибо и не думай всякую ерунду, товарищ Рая, комар тебя забодай!

Белые полотняные зонтики в ресторане покачивал морской ветер. Здесь было свежо и не жарко. Алексей Петрович шутливо приподнял фуражку, здороваясь с деревянным капитаном, сидевшим у входа, и Раиса с изумлением обнаружила, что на середине лба коричневый загар резко кончался, сменяясь белой кожей. Подошла девушка-официантка, в фартучке и крахмальной кружевной косынке.

— Добрый вечер, Тамара! — Алексей Петрович улыбнулся ей, как старой знакомой и та в ответ расцвела улыбкой. — Что из свежего улова порекомендует лучший ресторан Балаклавы?

“Надо же, все его тут знают!” — удивилась Раиса. От нее не укрылось, как заблестели глаза у Тамары-официантки. Не мудрено, такой товарищ не может не нравиться!

— Горбыль лучше всего.

— Тогда порцию горбыля — одну, знаю я ваши масштабы! А какого вина к горбылю?

Тамара задумалась.

- “Солнечная долина” есть.

— Раиса Ивановна, вы же не возражаете, если я тут немного выберу за вас?

Алексей Петрович смотрел с улыбкой и совершенно дружеским взглядом, памятным Раисе по Москве. Оставалось только кивнуть.

— Тогда два бокала. Вы мороженое любите?

Мороженое Раиса любила. Кто же его не любит? Просто пробовать его в таких местах не приходилось. Да что там, бывать-то не приходилось!

Первые пару минут она не знала, куда глаза девать. Женщинам, которых сюда обычно приглашают, она в подметки не годится. На такую глянь — как платье сшито, какие туфли, сразу понятно, как минимум в тресте муж работает, или еще какой начальник! Раиса в сбитых стареньких туфлях, в ситцевом сарафане и с бусами из крашеных ракушек, словом видно, что не ровня. Однако, ну их в самом-то деле!

Минутная неловкость быстро прошла. Бывают на свете люди, рядом с которыми исключительно легко. Редко, но бывают. Кажется, что Алексей Петрович насквозь ее сейчас видит, понимает, отчего Раиса смущается. Понимает и аккуратно молчит. И удивительно — молчать с ним так же легко как и говорить.

Наверное, все дело в глазах! Казалось бы, не может быть у мужчины за сорок, да еще военного, таких молодых темно-голубых глаз. Строгих и одновременно очень теплых. До сих пор была уверена, что не бывает. Ан нет… не все ты, Раиса, в людях понимаешь. Хоть почти тридцать лет на свете живешь и даже замужем побывать успела. Не все!

В салат Раиса ткнула наугад, но то ли повезло, то ли ресторан был действительно лучшим в Балаклаве — салат удался!. Порция рыбы на тарелке от обычной столовской как две, а то и три, и белая мякоть буквально тает во рту.

Вино она пробовала осторожно. Не то, чтобы раньше не приходилось — у подружек на именинах могли выставить домашнее. Но здесь… Непривычно, неловко. А вдруг крепкое? Нет, ничего подобного! Не крепкое, голову не кружит и пьется легко, почти как сок. Только теплее стало. И даже сбитые за день ноги ныть перестали.

— Знаете, я до сих пор вспоминаю Москву, — Раиса решилась продолжить разговор. — Не только, когда пересматриваю конспекты. На работе надо мной посмеивались девчата, с кем ты, Рая, воевать собралась, когда я им рассказала, о чем лекции были. А я город помню! И Москва-реку. Думала, нет места красивее. Пока сюда не приехала.

— Москва по-своему красива. Вообще — каждый город красив по-своему, помните, мы тогда говорили с вами о том, что у городов, как и у людей, свои лица. И подобно людям, кому-то они нравятся, а кому-то не очень. Я знаю тех, кто не мыслит жизни вне Ленинграда, и тех, кому в Ленинграде неуютно. Я в нем был несколько раз, а понял только однажды ночью. Была лекция, потом обсуждали, целый диспут устроили, засиделись… в общем, часа в три ночи нам намекнули, что сторож тоже человек и спать хочет, а мы посторонние. И вот шли мы перед рассветом по городу, и он вдруг передо мной открылся. Не близкий мне город, но красивый… даже не знаю, как что! Он чем-то похож на гравюру петровских времен. Но живую. И в летних сумерках, которые там всю ночь, он становится гравюрой, а не акварелью, как все остальные города. Кажется, сейчас встретишь патруль в бело-зеленых преображенских мундирах, офицер отсалютует протазаном и пойдет дальше…Такая вот она, столица советской хирургии!

В Ленинграде Раиса никогда не была и не знала, доведется ли. Подумала, что с удовольствием показала бы собеседнику Брянск. Да только зачем ему туда приезжать? По службе разве что. А над Десной в зелени парка тоже красиво, хотя и не так как здесь. Там привычно, по-домашнему, но очень хорошо.

— А я о декабристах подумала, когда вы говорили про Ленинград. В нашем драмкружке ставили “Русских женщин”, и я играла Трубецкую, а директор наш — тобольского губернатора, который не пускает ее ехать в Нерчинск. По книгам и кино мне Ленинград представляется городом очень строгим, как часовой на посту. Там зарождались революции, там начиналась вся наша история. И Медный всадник там. А вам он совсем другим увиделся. Надо обязательно будет однажды туда поехать. А то тридцать лет на свете живу — а почти не знаю, где я живу. Так могла бы дальше Брянска и носа не высунуть!

Раиса рассказывала, сама понемногу увлекаясь. Человек, который умеет так видеть, поймет. Если бы Раису послали на работу куда-нибудь за тысячу километров от Брянска, она бы сейчас не раздумывая согласилась.

— Я люблю землю в холодных рассветах,

в ночных огнях,

все места, в которых я еще никогда не

жил.

Если б мне оторвало ноги,

я бы на костылях,

все равно,

обошел бы все, что решил.

— негромко, но с чувством прочитал Алексей Петрович.

Раиса смотрела на него с удивлением и восторгом:

— Вы тоже стихи любите? А чье это?

— Симонов, про Баин-Цаганское сражение.

Майор, который командовал танковыми

частями

в сраженье у плоскогорья Баин-Цаган,

сейчас в Москве,

на Тверской,

с женщиной и друзьями

сидит за стеклянным столиком

и пьет коньяк и нарзан.

— Примерно как мы сейчас. Хотя он прошел через такое, что мы и близко представить себе не можем.

— Халхин-Гол… Так вот это про что. А ведь я читала Симонова, только это мне не попадалось.

— Еще не издали. Мне