Атаман всея гулевой Руси - Полотнянко Николай Алексеевич


Атаман всея гулевой Руси читать книгу онлайн
Про восстание Степана Разина написано много книг талантливыми авторами, но все они имеют общий недостаток. При царизме Разин рисовался только как жестокий разбойник, при советской власти его образ искажался в сторону защитника всех «угнетённых царизмом».
Нашему автору посчастливилось впервые создать образ атамана как жертвы Судьбы-Рока, мифического владыки Волги, волшебного Горыныча, который требует от Разина принесения ему человеческих жертв, чтобы атаману всегда сопутствовала удача в кромешных делах.
В романе впервые в художественной литературе показан разгром войска Разина под Симбирском.
Найдя поваленное ветром дерево, Савва прочно уселся на него, развязал свой мешок, вынул оттуда чернильницу, перо, свиток бумаги и дощечку для писания.
– Вот-ка, сочиним мы тебе, добрый молодец, охранную бумагу от всякого шиша и лиходея. Видишь, Максим, бумагу? Это аглицкой работы бумага, только на ней государевы дела пишутся. Золото, а не бумага! Она и есть порука, что грамотка настоящая, приказная.
– Экий ты, батька, говорун!
Савва развернул лист бумаги, поскреб сухим пером в скомканных волосах на голове, макнул его в чернильницу и, заперев дыхание, начал строчить, писать.
Закончив работу вынул тугой кожаный мешочек, посыпал буквы мелко толченным песком, подержал на ветру, сдул и протянул грамотку Максиму.
– Храни пуще глаза! И меня, старого, не забывай.
– Не забуду, батька. Вот заведу кузню, и сделаю тебе добрую чернильницу из железа.
Они долго шли по пустынной дороге, пока не проголодались. Савва насобирал сухих листьев, веточек и достал круглое и толстое стекло.
– Гляди, Максим! Сейчас этим волшебным стеклом мы костер запалим.
– Да ну!
– Я его солнцеглазом зову. Мне его один ученый немец отдал за книгу. Оно буквы увеличивает. А если поймать солнечный луч, то оно любое дерево зажжет, а листья – плевое дело.
Максим пригляделся и увидел, что на растопке приплясывает крохотный солнечный зайчик. Через мгновение листья задымились, Савва дунул, и сучья охватило пламя.
– Вот это кресало! – восхитился Максим. – И железо может прожечь?
– Железа не прожжёт, нагреет, но не сильно. Для твоей кузни оно не надобно.
– А кому же оно потребно?
– Звездочётам, тем, кто звезды смотрит. Они от нас далеко, дальше солнца. Но это не для твоего ума.
Максим обиделся.
– Что, я не уразумею?
– Видишь ли, Максим, то, что я могу тебе открыть, дело, запрещённое святым православным собором. Но один польский монах спознал, что солнце стоит на месте, а земля вокруг него ходит, и от этого бывает день и бывает ночь.
– Как же земля ходит? Это солнце поднимается и опускается, а земля от века на одном месте.
– Забудь мои слова. Живи со своим понятием, нечего голову мутить.
Максим бросил в кипящую воду толокно, посолил варево, кинул сухарь Пятнашу. Пес съел его, обнюхал траву и опять уставился на хозяина. Потом насторожился, выбежал на дорогу и гавкнул. В ответ раздался недальний собачий брех.
– Ах ты, Господи! – забеспокоился Савва. – Уйти не успеем. Что за люди? Если стража или стрельцы, то не лезь наперёд, пока не спросят. Да саблю отцепи, сунь в куст, а то за вора примут!
По дороге, вихляя высокими колесами, ехали две запряжённые двуконь телеги. На них сидели две жёнки и ребятишки. Четыре мужика за ними следом. За последней телегой на привязи волоклись корова, две козы и теленок.
– Переселенцы! – сказал Савва. – Барин переводит мужиков на новые земли. Наши попутчики.
Не дойдя до костра несколько шагов, мужики сняли шапки и поклонились.
– Можно мы рядом пристанем, крещёные? – спросил степенный мужик, видимо отец семейства.
– Располагайтесь, мужики! – ответствовал Савва, зорко оглядывая каждого из новоприбывших.
– Мы из Патрикеевой вотчины, что близ Коломны, – снимая с коней латаную веревочную упряжь, объяснил старший. – Царь-батюшка пожаловал нашему боярину сто пятьдесят четвертей земли в Синбирском уезде. Летось две семьи уже уехали, теперь и мы волокёмся. Тут всё, что нажито. Кони слабы, а вот корова – чудо, ведёрница, что ни вечер, то полную лохань молока даёт. Возле неё и кормимся.
– Поздно идёте, – заметил Савва. – Крестьяне отстрадовались.
– Не по своей воле идем, а по барской прихоти. А на здешней земле на наш прокорм полоску засеяли. Так что с хлебцем будем. Боярин спешит взять землю, да мало кто хочет идти в незнаемые края, под бок к нехристям.
– А ты, стало быть, не боишься? – спросил Максим.
– Не было бы обузы, жёнок, да сыновей, да внуков, давно бы вольнул на Волгу, а может, дальше. А вы кто, добрые люди?
– Аз есмь инок смиренный, – ответил Савва. – А это Максим, кузнечный умелец. Тоже на Синбирск волокёмся.
Жёнки тем временем собрали на траве стол: сухари, лук, вяленая рыба.
– Присаживайтесь с нами, – предложил хозяин.
– Отказываться – грех, но мы отснедали, – сказал Савва. – Ты лучше скажи, кого как кличут?
– Меня – Власом. Это мои сыновья – Клим и Андрей, это – Климова жёнка Дуняша, это пострелята внуки, это моя жёнка Агафья. На новое место нас и захребетником пожаловал барин – Прошкой, что добре работает ложкой.
Здоровый парень Прошка широко осклабился, показывая кривые зубы.
Крестьяне, не торопясь, поснедали. Савва поглядывал на них, потом тихо промолвил:
– Вот и попутчики. Как мыслишь?
– А что, добрые люди, – согласился Максим.
Мальцы подружились с Пятнашом, бегали с ним взапуски. Пёс был тоже доволен весельем. Максим предложил Савве сесть на Солового, но тот отказался, сказав, что его седалище привычно к мягким подушкам, а на жёстком хребте мерина ему долго не усидеть.
Стали попадаться и встречные. Мимо них проскакали трое вершных казаков. Затем вскоре показался небольшой обоз в пять телег, груженных бочками. Вокруг обоза трусили трое ратников на мосластых конях.
– С Суры везут живую рыбу, стерлядь, к царскому столу, – промолвил всеведущий Савва.
– Пути-то! – поразился Максим. – Не затухнет?
– Уже целый век возят, научились. Надсмотрщики есть над каждой бочкой, воду меняют, траву кладут обережную.
Шли они нешумно, и разом все услышали какую-то возню в лесу, треск сучьев, сопение и ворчание.
– Стой, ребята! – велел Влас. – У тебя, Максим, как, оружие есть?
В ответ тот выдернул из-под вьюка саблю.
– Все остаются на месте и ждут нас. Мы скоро вернемся. – Влас взял из телеги рогатину. – Поспешай!
Они углубились в лес, двигаясь на звуки.
– Ветер на нас, не учуют, – шепнул Влас. – Там свиньи желуди роют. Посмотрим, где вожак.
На большой поляне между дубов усердно рыли землю кабаниха с полосатыми юркими поросятами и несколько довольно крупных подсвинков. Секача не было видно, но из зарослей осинника доносились звуки схватки. Скорее всего, в эту дружную семейку припожаловал непрошеный гость и сейчас хозяин прогонял его прочь.
Влас показал пальцем на подсвинка, который отошёл от стада и ожесточённо рыл землю, добывая вкусные корешки. Он был так увлечён своим делом, что не заметил приблизившихся охотников. Влас резко взмахнул рукой и бросил рогатину в зверя, угодив ему под лопатку. Подсвинок пронзительно завизжал, подпрыгнул и рухнул на траву.
– Добей! – Влас толкнул Максима вперед.
Тот в несколько прыжков достиг подранка, который уже поднялся на колени, и размашистым ударом вогнал клинок под лопатку рядом с торчащей рогатиной. Зверь рухнул замертво.
Максим достал клинок из туши, а Влас умело накидывал верёвочные петли на ноги подсвинка.
– Где секач? – хрипло произнес он.
– Никого нет. Все разбежались.
Влас просунул рогатину под веревки, и они поволокли добычу к дороге. Их встретили радостными криками, Пятнаш лаял и прыгал, стараясь укусить зверя, которого охотники положили на землю.
– Дойдём до первого же родника и остановимся на ночь, – решил Влас. – Нужно тушу разделать, да и отдохнуть следует: три седьмицы прём, как угорелые.
Удачная охота его возбудила, он сделался разговорчив.
– Хорошо, что секач увяз в драке, а то мог бы на нас броситься. Я ведь охотник. Но сейчас в наших местах мало зверя стало. Наш боярин никому проходу не дает, ему лишь бы бить, стрелять. Медведей собаками травит, в усадьбе у него целый загон для того сделан. Соберутся гости, напьются мёда, и пошла потеха. А мне медведей жалко, безобидные они и на людей похожи. Хотя и среди них душегубы встречаются. А разве среди людей их нет? А кабанчик хорош, даже не растерял за зиму сальцо.
К вечеру они набрели на родник, уже обжитый людьми. Вода из него лилась по деревянному желобу и была сладка на вкус.