От Хивы до Памира. Последние герои Большой Игры - Владимир Виленович Шигин

Осада продолжалась, и осадный лагерь жил своей жизнью. Между палатками и юламейками ближе к обеду появлялись дымки из ротных котлов, у которых уже толклись кашевары. Позади лагеря среди изгородей расположились торговцы, прибывшие из Буджнура и других мест Персии. Торговали орехами, сыром, изюмом, мучными лепешками, сваренными в бараньем сале, сушеной рыбой и еще чем-то. «Персюки», как прозвали их солдаты и казаки, все же были доступнее маркитантов-армян, задиравших цены до заоблачных. Так бутылка шампанского стоила у маркитантов тридцать целковых – целое состояние! В середине лагеря, в группе лазаретных палаток, стояли и кибиток Красного Креста. За ранеными ухаживали санитары и графиня Милютина, прибывшая для участия в экспедиции из Петербурга.

Текинцы с презрением смотрели со стен на роющихся в траншее саперов, обзывая их то свиньями, то полевыми мышами. Саперы, не оставаясь в долгу, отвечали динамитными патронами. С наступлением вечера текинцы прекращали стрельбу по лагерю и подземные жители вылазили из своих ям, спеша расправить онемевшие руки и ноги. Осадный лагерь оживал. Появлялись маркитанты, начиналась бойкая торговля, слышался смех. Но ночной мрак вскоре снова загонял всех в норы и траншеи в ожидании возможного ночного нападения.

А непрерывная работа по подготовке штурма продолжалась. Наконец в двухстах саженях от угла цитадели была устроена брешь-батарея, вооруженная двенадцатью орудиями. Два дня спустя артиллерия пробила дыру в южной стене. Текинцы ее быстро залатали, но начало разрушению стен было положено.

Теперь необходимо было не промахнуться с минной галереей. «Минная галерея, – рассказывал участник кампании, – склоняясь, идет вперед с таким расчетом, чтобы пороховая камера пришлась под стеной на глубине двух саженей. Здесь очень тесно: из галереи постоянно передают мешки с землей; одни их подхватывают, другие относят назад, ссыпают на брустверы и опять идут за мешками. В галерее темно, и только в конце тускло светятся постоянно горящие свечи. Вдоль галереи сидят, с небольшими промежутками, рабочие, которые передают друг другу мешки с землей. Впереди раздаются глухие удары мотыги и поскребывание лопаты; здесь работают минеры. Жара и духота страшные; на лицо садится пар от дыхания и подземная сырость; свечи оплывают и горят тускло, и совсем бы потухли, если бы не приток свежего воздуха из вентиляционного рукава. С работающих пот льет градом, но отдыхать некогда…»

К полуночи 11 января минная галерея подошла под ров в двух саженях ниже горизонта, а в следующую ночь была произведена забивка минных камор порохом. Всего была заложен подрывной заряд в 2600 фунтов (1200 килограммов) пороха. Весь отряд был сосредоточен для штурма, который должен был произойти сразу после взрыв мины с целью обрушения части стены. Скобелев уже приготовился к штурму, но вследствие обвала в минной галерее и порчи вентилятора отложил его на 12 января, обещав минерам при успехе три тысячи рублей и по четыре Георгиевских креста на взвод.

Согласно диспозиции, для штурма назначались три колонны: первая – полковника Куропаткина. Она должна была овладеть обвалом от взрыва мины, прочно на нем утвердиться и затем укрепиться в юго-восточном углу цитадели. Вторая – героя обороны Севастополя полковника Козелкова, которая должна овладеть брешью и войти в связь с первой колонной. Третья – подполковника Гайдарова, производящий демонстративную атаку и содействующая двум первым.

Глава шестая

В 6 часов утра Скобелев в парадном мундире при всех орденах и аксельбанте объехал изготовленные к штурму войска. Саперы на правом фланге торопились с забивкой порохового горна. Не дожидаясь их доклада о готовности к взрыву, Скобелев, уверенный в скором окончании этой работы, в 7 часов приказал колонне полковника Гайдарова начинать дело.

Одновременно с первым движением войск началась сильная стрельба со всех наших батарей по неприятельским укреплениям. Брешь-батарея продолжала разбивать и уширять пространство, ранее пробитое ею в стене.

В то же время часть выстрелов была направлена во внутренность укрепления, где около северного фаса предполагалось значительное скопление неприятеля. Несмотря, однако, на сильный артиллерийский и ружейный огонь, текинцы отважно держались на стенах укрепления и исправляли производимые повреждения.

Наконец в 10 часов 30 минут полковник Рутковский доложил командующему о завершении минных работ. Взрыв, а с ним и штурм были назначены на 11 часов 20 минут. Части были выведены на исходные позиции совсем близко от крепости. Напряжение нарастало. Скобелев сидел в походном кресле перед траншеей. Его просили уйти, не рисковать, но он лишь отмахивался.

Офицеры то и дело смотрели на часы. В отдалении от остальных поручик Черняк, бледный от волнения, держал в руках концы проводов. Наконец раздалась команда:

– Черняк, приготовьтесь! Осталось полминуты!

На стенах крепости никого не было – текинцы явно ничего не подозревали.

– Замыкайте цепь! Взрывайте! – раздался сорвавшийся от волнения крик.

Черняк соединил провода. Земля дрогнула. Раздался глухой подземный гул. Черная густая масса камней, земли и пыли высоко поднялась над стеной и с грохотом рухнула на землю. Чудовищный взрыв пробил 43-метровую брешь в стене. Восточная стена упала и образовала удобный для штурма обвал. В тот же миг дали последний артиллерийский залп осадные батареи. Пыль еще не улеглась, а штурмовые колонны уже бросились вперед.

Нескольких солдат штурмового отряда засыпало и контузило, но остальные с нарастающим «ура!» ринулись в огромный пролом. Одновременно в артиллерийскую брешь бросились солдаты Апшеронского батальона, того самого, который две недели назад лишился знамени. Текинцы довольно быстро оправились от первого потрясения. Слово участнику штурма А.Н. Маслову: «Кучка удальцов, текинцев, теснясь во внутреннем рву, бросились очертя голову отбивать обвал, и между обеими сторонами завязалась перестрелка в упор и рубка шашками… В это время охотники Воропанова уже взобрались за правый парапет и, то перестреливаясь, то схватываясь холодным оружием, наступали по стене. На позиции музыка играла марш и стройно, с барабанным боем подступали резервы… В толпе солдат и офицеров, теснившихся на вершине и по скату обвала, раздалось громкое, бешеное «ура!», сверкали штыки и сабли, в облаке дыма и пыли развевалось ширванское (Ширванского батальона. – В.Ш.) знамя.

Раздавались крики:

– Туры сюда подавай! Орудие, орудие сюда!

Саперы с лихорадочной быстротой расчищали лопатами въезд и площадку для орудия. Подтащили туры и мешки. Артиллеристы, перетащив на руках горные пушки через высокую плотину, тянули их к обвалу. Во рву располагался перевязочный пункт».

Поскольку все защитники Теок-Тепе бросились к двум брешам, колонна подполковника Гайдарова взобралась в крепость по штурмовым лестницам, не встретив особого сопротивления. Эти свежие силы атаковали текинцев с тыла. «Подавленные наступлением со всех сторон, – продолжал Маслов, – не зная, куда идти на помощь,