Кровавый знак. Золотой Ясенько - Юзеф Игнаций Крашевский

голосом, сдавленным страхом, произнёс адвокат. – Что это? Разбой?

– Ничего не хочу, – ответил Вилмус, который достал из-за себя палку, – ничего… а разбойничать не в моей голове… испачкал бы на тебе палку и руку… Выйдешь целым, будь спокоен. Ты выгнал мать, отрёкся от неё, от меня. Уж, пожалуй, не было бы Господа Бога, если бы тебя за это черти не взяли. Почему я должен им служить или ими выручать себя? Не было бы работы! Тьфу…

– Отпусти меня! – повторил адвокат.

– Минутку… отпущу… не трону… будь спокоен; хочу только сказать тебе, что матери больше не увидишь. Тебя должно обрадовать – не правда ли? – что я, Вилмус, бедный рабочий, взял её отсюда и ничего не хочу от тебя. Я содержу её, кормя кровью и потом, но не позволю, чтобы жила на твоей милости. Не ты от неё отрекаешься, а мы от тебя отказываемся, как от преступника и негодяя.

Он презрительно в него плюнул.

– А теперь доброй ночи, господин адвокат!

И он медленно ушёл не оглядываясь.

* * *

Зимним утром после первого заморозка, который покрыл белым инеем крыши, поля и деревья, ясным днём, какой в эту пору выдаётся не часто, экипаж, запряжённый почтовыми лошадьми, приближался по тракту к маленькому поселению, ещё наполовину спящему. Путник, сидевший в экипаже, с любопытством разглядывал совсем незнакомый городок. На пространстве, окружённом вдали лесами, у обширного пруда и реки достаточно широко лежал городок, сложенный из деревянных, по большей части, домов, над которым поднимались башни двух костёлов и крыши нескольких камениц.

Справа, как густой лес, торчали деревья парка, окружающего старинный дворец владельцев, сегодня покинутый и используемый для каких-то общественных нужд. Местечко, хотя от первого города начиналась брусчатка и улицы были широкие, вытянутые по струнке, выглядел не очень привлекательно. Его представляли усадьбы с садами, довольно однообразно построенные, а кое-где среди них немного презентабельней выглядели почта, аптека и гостиницы.

Путник приказал вести себя в отель, а в каком же из подобных местечек нет варшавского отеля? Был он и здесь, но, увы, мог бы скромней назваться попросту заезжим двором или гостиницей.

Еврей, едва проснувшись, привёл путника в жалкую комнатку, в которой ещё после недавнего предшественника не подмели и не собрали измятого сена с кровати. Комната была холодная, незакрытое окно, морозное утро и малообещающая гостиница. Неудивительно также, что путник, не снимая плаща, в самом плохом настроении, начал просить комнату получше и самовар. Еврей одновременно подметал, обещал, объяснялся, зевал, стучал дверями и старался показать себя услужливым.

Через полчаса комнатка стала выглядеть веселей; зажгли огонь в камине, который немного дымил за открытую дверь, внесли самовар и слуга встал у двери. Два или три раза она отворилась для напрашивающихся лавочников с метёлками и иными мелочами, которых прогнать было трудно, когда наконец важно вошла сама хозяйка, державшая магазин в отеле, в котором только птичьего молока достать было нельзя. Слуга во избежание того, как бы и её не встретил приказ выйти за дверь, рекомендовал её как пани Чаю, владелицу Варшавского отеля.

Молчаливый и хмурый путник кивнул головой, на разные соблазны рома, вина, ликёра, полотна, платья он даже не соизволил отвечать, но после продолжительного молчания сказал:

– Вы хозяйка?

– Ну да, к вашим услугам.

– Значит, вы должны тут в местечке всех знать?

– Почему не должна знать? – отвечала она, приближаясь с любопытством.

– Здесь недавно умер пан Вурмер?

– Ну да, его похоронили несколько дней назад.

– Он здесь имел дом? Далеко?

– Его дом на улице, может, пятнадцать минут от моста.

– Что тут о нём слышно?

– Слышно? Что должно быть слышно? Он спокойно умер и ничего не слышно.

– Осталась после него дочка?

– Ну, да, панна Фелиция, да, она у меня всегда всё покупает.

– Я слышал, он был богат.

– Кто это может знать? – ответила хозяйка как-то довольно равнодушно. – Одни говорили, что богат, другие не верили.

– А адвокат Рыльский далеко отсюда живёт? – спросил прибывший.

– Сразу за аптекой.

И была минута торжественного молчания, хозяйка глазами изучала пришельца, путник думал, как бы от не очень болтливой женщины чего-нибудь узнать.

– Вы, верно, по каким-нибудь делам приехали? – спросила она.

– Отчасти, – сказал таинственно путник и поглядел на часы.

«Восьми ещё нет, – шепнул он про себя, – я мог бы отдохнуть, прежде чем пан Рыльский встанет».

– Вы хотите увидиться с паном Рыльским?

– Несомненно.

– Тогда Мордко вас проводит.

– Но ещё слишком рано.

Хозяйка ничего не ответила. Прибывший, казалось, колеблется, с чего начать. Однако он начал с прощания с пани Чаи, которая вышла очень медленно. Она знала уже, зачем прибыл путник, но он не узнал от неё ни слова.

После её ухода гость быстро переоделся и позвал Мордка, чтобы сопровождал его до адвоката. Казалось, у него уже был готов план и он беспокоится из-за потери времени.

На часах у Францисканцев пробило восемь, когда он оказался на пустынной улочке.

Рыльский, молодой человек, к счастью, неженатый, едва надел шлафрок, когда неожиданный визит прервал приготовление к завтраку. Но доктор и правник всегда должен быть готов.

– Простите меня за столь неслыханно ранний визит, – сказал вежливо, входя, гость, – я адвокат Шкалмерский, и прибыл к коллеге по срочному делу.

Имя Шкалмерского было слишком известно в окрестностях, чтобы пан Рыльский не почувствовал себя счастливым от такого знаменитого гостя. Поэтому он начал наводить порядок, кланяться, говорить любезности и прошёл с ним в холодный салончик, в котором пыль на мебели свидетельствовала, как мало был он посещаем.

– Садитесь, пан адвокат, а может, холодно? Может, чаю? – начал Рыльский с сельским предусмотрительным гостеприимством.

– Как коллеги и без церемонии, – отпарировал Шкалмерский, – пройдём в спальный покой и поговорим открыто.

– Чем же могу вам служить?

– Вот целая история; я прибыл как уполномоченный от дочки умершего капитана Вурмера для ликвидации наследства после него, с надеждой, что вы мне будете полезным. Взаимно, если я в чём-нибудь могу вам служить… предлагаю вам расплатиться взаимно.

Рыльский внимательно поглядел на адвоката, как бы тем временем раздумывал, что ответить.

– Я весь к вашим услугам, – сказал он через минуту.

– Прошу, объясните мне сперва, как обстоят эти дела.

– Я расскажу, насколько знаю, – не спеша начал Рыльский, подавая сигару, которую старательно выбрал из какой-то коробочки. – Вы знали капитана?

– Никого и ничего не знаю.

– Я могу говорить открыто?

– Мне кажется, – улыбаясь, сказал Шкалмерский, – иначе наша конференция была бы бесполезна. Дайте мне отчёт о состоянии дел.

– Значит, вы не знаете, кто был капитан?

– Понятия не имею; я слышал только, что он был скуп.

– Скуп!! – рассмеялся Рыльский. –