Искры на воде (сборник) - Вячеслав Павлович Архипов

— Понимаю я всё, а страшно мне чего-то.

— Мне тоже не хочется войны, а что делать? Не мы решаем. У царя голова не нашей чета, раз затеяли дело, значит, нельзя было иначе. Даст Бог, закончится всё быстро, потерпи, голубушка. — Егор уговаривал жену, а у самого настроение было не лучше.

Понятно, что война где-то там, далеко, и сыну только семнадцать. А как затянется всё это, и сыну достанется и кровь, и боль. Конечно, раз империя в опасности, то надо кому-то встать на защиту, но когда касается своей кровинущки, тяжело благословлять на смерть, ох как непосильно. Нет, надо учиться, надо ехать.

Поезд отправлялся ближе к вечеру. Егор стал собираться домой, вдруг к нему подошёл молодой мужчина. Знакомы лично они не были, но Камышлеев помнил его в лицо, это был один из служащих, работавших с переселенцами.

— Вы меня не помните?

— Вы работали с Ручкиным, — сказал Егор.

— Правильно, — обрадовался мужчина.

— Я не знаю, как вас зовут, извините.

— Это не важно. Я хочу вас предупредить, что к вам в деревню придут военные люди — мобилизация объявлена. Фамилии я не помню, но по вашей деревне уточняли списки. Камышлеевка, правильно?

— Да.

— Предупредите, пусть люди успеют собраться.

— Когда приедут?

— Дня через два-три. Не позже.

— Спасибо.

— Ладно, я побежал, — сказал мужчина и удалился.

Он шёл не оглядываясь, шёл быстро, втянув голову в плечи, будто его морозило. Или он скрывался от кого-нибудь? Егор долго смотрел вслед и думал: «Вот и пришло горе в деревню, вот и услышит она страшный бабий вой. Слишком всё было гладко и хорошо. Вот и начинается наша чёрная полоса. Эх, горе — горюшко, как же без него-то?»

Егор давно уже трясся на телеге, а тяжёлые мысли всё больше одолевали его: «Как же теперь быть? Сколько времени понадобится на войну? Как коснется она меня, Егора Камышлеева? Столько потрачено сил, а придётся бросать всё. Сын уже не вернётся домой. Чего ему тут делать? Где-то приспосабливаться надо в другом месте, людном, где грамотному человеку почёт и уважение. Прав Ручкин, надо перебираться в Иркутск».

Так Егор и не собрался строить дом в деревне, не захотел вместе со всеми. Здесь во двор никто не заглядывает, собак не злит. Как же жить в городе? А может, не в городе, а присмотреть место в недалёкой деревне, да и поселиться? Чем заниматься тогда? Землю пахать, хлеб растить? Но землицу просто так никто не отдаст, а дадут кусок леса, вот и отвоёвывай себе пашню. И государство три десятины пашни не предоставит. Так что выходило и так плохо и эдак.

До Конторки добрался уже затемно, остановился в ночлежке. Там и услышал, что все говорят только про мобилизацию. Народ шумит. Кто плачет, кто самогон хлещет да песни поёт. Кому война, а кому причина погулять на проводинах, а их будут делать в каждой семье, которую коснётся проклятая война. Поговаривают, что будут брать не только молодых. Вот и подумай, кого отправлять надо: сына или мужа? А кого жальче? Как поделить? Отправить — полдела. А как дожидаться? Вот и прольются ещё слёз не ручьи, а реки. Придёт ещё бессонных ночей череда. Да вскакивание на каждый стук в калитку и на топот лошадей.

Тимофей Ожёгов рыбачил прямо с парома. Тягал крупных ельцов, бросал их в холщовую сумку.

— Торопишься? — спросил он Егора.

— Куда торопиться? Мои уехали, дома никого нет. А ты никак ушицы захотел?

— Приспичило. Ты знаешь, как будто никогда не ел, так захотелось, сил нет. Жена уже и картошку поставила, а я сейчас десятка два поймаю да поплывём. Здесь лучше берёт.

— Новость слышал?

— Про войну, что ли? Если про войну, то слышал.

— Мобилизация будет, приедут забирать на войну.

— Иди ты! Не увернулись мы, как в японскую.

— Значит, посерьёзней дело будет.

— То-то и оно, что посерьёзней. Хлебнут горюшка наши люди. Многие не вернутся. Будет и вдов, и сирот в округе. У меня уже голова опухла от разных дум.

— Тут думай, не думай, а вынь да положь, — сказал Тимофей, сматывая удочки.

— Ты лови ещё, чего свернулся?

— Хватит, полсумки есть. Обрадовал ты меня новостью.

— Поеду, своим расскажу. Уже сегодня бабы завоют. Хорошо, что живу в отдалении, а так совсем тошно.

Лошадь медленно плелась по лесной дороге среди ельников. Было сыро и сумрачно, оттого и тихо. Всякая живность обходила это место. В самой низине, у речушки, Егор остановился, зачерпнул фуражкой воды. Напившись, он сел на валёжину и опять задумался: «Как там устроятся мои? Настя не городская, заскучает сразу. Всё ж город — это непросто. Егор сам не бывал в больших городах, не знает, какая она там, жизнь. А представлять — дело неприбыльное, только расстраиваться. Сын-то быстро пообвыкнет: им, молодым, в радость всё новое. Рядом с ним, может, и Насте будет полегче».

Прожили они с женой уже почти тридцать лет, а как один день. Нисколько не наскучили друг другу, всё это время не спорили, не ругались. Сына вырастили. Правда, Бог дал только одного ребёнка, да и то поздненько, но спасибо и за это: есть ради кого жить. Воспитанием в основном занималась жена, но вырастила самостоятельного, крепкого парня. Он двух медведей завалил.

Егор улыбнулся, вспоминая спокойное лицо сына:

— Подранок, сам пришёл.

Только Егор знал, что такое подранок, как с ним сладить. Нет, хороший сын вырос.

Только к вечеру Егор приехал в деревню. Увидев, что дымится труба в кузнице, решил заехать поговорить с Антипом. Рассказать ему новость, пусть сами по деревне разнесут. Возле кузницы никого не было, Егор привязал лошадь и вошёл. У горна Никита стучал молотком по какой-то странной детали.

— Здоров, кузнец.

— Доброго здоровья, Егор Петрович, случилось чего?

— Случилось. Отец где?

— Отец дома. Если что сделать, так я сделаю.

— Чего ты там мастеришь? — спросил Егор.

— Вертушку на крышу. — Никита показал флюгер.

— Ловко, — отметил Егор, разглядывая фигурку лошади, вставшую на дыбы. — Мастер прямо.

— Отец говорит, что это баловство.

— Зря говорит, красиво.

— Так чего сделать: коня подковать или отремонтировать что?

— Я хотел с твоим отцом поговорить. Ладно, домой заеду.

Егор вышел из кузницы и увидел Антипа, идущего к нему навстречу.

— Увидел, что поехал сюда, пошёл узнать: беда какая, что ль?

— Здорово, Антип! Давай присядем здесь, на воздухе, разговор есть. Слышал, что войну государство затеяло?

— Все уже знают. Бабы молятся.

— Мобилизацию объявили. Завтра-послезавтра к нам заявятся. Мне