И больше никаких парадов - Форд Мэдокс Форд

Они отрезают мне все пути… Вы понимаете, что я потребовал до этого самого момента отстранить генерала О’Хару от исполнения служебных обязанностей?..

Титженса поражало, насколько Кэмпион не доверял своим подчиненным – и вместе с тем доверял!.. По всей видимости, именно это превращало его в столь успешного офицера. Служить ради тех, кому ты доверяешь, но в то же время постоянно им не доверять в плане ряда недостатков и пороков: горячительные напитки, женщины, деньги!.. Ну что же, он хорошо знал людей!

– Должен признать, сэр, что у меня сложилось неверное представление о генерале О’Харе, – произнес Титженс. – То же самое я сказал и полковнику Левину, попутно объяснив почему.

– Да, ситуация сложилась далеко не простая… – со злорадной иронией сказал генерал. – Сначала вы посадили под арест генерала и вот теперь заявляете, что составили о нем ложное представление!.. Я весьма далек от мысли, что вы не выполнили свой долг…

Затем он завел рассказ о классическом случае одного младшего офицера, приведенном в «Королевском регламенте» времен правления Уильяма IV, которого отдали под трибунал и разжаловали за то, что он не посадил под арест своего полковника, явившегося на построение в пьяном виде… Демонстрируя при этом поистине чувственный восторг от подобной неуместной эрудиции.

Кристофер вдруг услышал свои собственные, донельзя растянутые слова:

– Сэр, я категорически отрицаю, что посадил генерала О’Хару под арест! Этот вопрос мы самым тщательным образом рассмотрели с полковником Левиным.

– Клянусь Господом! – рявкнул генерал. – Эту женщину я считал святой… Клянусь, она святая и есть…

– Но миссис Титженс, сэр, никто ни в чем не обвиняет! – возразил на это капитан.

– Еще как обвиняют, клянусь Господом! – воскликнул Кэмпион.

– Я готов взять всю вину на себя, сэр, – заверил его Титженс.

– Это ни к чему… – сказал генерал. – Я полон решимости во всем этом до конца разобраться… Вы относились к жене на редкость скверно… И должны признать, что…

– При всем моем уважении, сэр… – начал Кристофер.

– Вы ведь несколько лет жили с ней практически в разводе! – перебил его Кэмпион. – И не станете отрицать, что всему виной было ваше ненадлежащее поведение. Как долго это продолжалось?

– Не знаю, сэр… – ответил Кристофер. – Лет шесть-семь.

– Тогда давайте подумаем… – резко бросил генерал. – Все началось, когда вы признались мне, что вас обвела вокруг пальца девица из табачной лавки, так? Это было в городке под названием Рай в тысяча девятьсот двенадцатом году…

– Да, сэр, с тысяча девятьсот двенадцатого года мы действительно с ней в ссоре, – ответил Кристофер.

– Но почему?! – воскликнул Кэмпион. – Она же красивейшая из женщин. Просто восхитительна. Чего вам еще желать?.. К тому же мать вашего ребенка…

– А нам обязательно об этом говорить, сэр? – спросил капитан. – В основу разлада между нами легло… несоответствие темпераментов. Она, как вы только что сказали, прекрасная и безрассудная женщина… Причем ее безрассудством можно восхищаться. Я же, со своей стороны…

– Вот-вот! – воскликнул генерал. – В вас-то все и дело… Что вы, черт бы вас побрал, собой представляете?! Солдатом вас не назовешь, хотя вы и демонстрируете задатки просто замечательного офицера. И порой меня поражаете. Что совершенно не мешает вам превращаться в катастрофу для каждого, кому приходится иметь с вами дело. Тщеславны, как боров, и упрямы, как бык… От вас с ума можно сойти… При этом вы загубили жизнь этой прекрасной женщины… Я утверждаю, что раньше у нее был характер святой… А теперь – жду ваших объяснений!

– До войны, сэр, – сказал Титженс, – я служил статистиком. Вторым секретарем Департамента статистики…

– И они вас оттуда вышвырнули! – обличительно воскликнул генерал. – За загадочные скандалы с вашим участием…

– Нет, сэр, – возразил Титженс, – просто я выступал за единое руководство…

Генерал тотчас вступил с ним в продолжительный спор:

– Но почему вы? Какое отношение этот вопрос имел к вам?

Разве Титженс не мог дать Департаменту статистики все, что от него хотели, – пусть даже ценой искажения фактов? И если каждый рядовой работник будет действовать по собственному разумению, то зачем тогда вообще нужна дисциплина? Правительство в Лондоне всячески подталкивало искажать статистику и в таком виде преподносить союзникам… И что же?.. Кем был Титженс – англичанином или французом? Сколько же чертовых поступков он насовершал… И чем больше совершал этих чертовых поступков, тем меньше для него можно было что-то сделать! С такими достижениями его следовало прикомандировать к штабу французского главнокомандующего. Однако именно это в его личном деле было категорично запрещено. Более того, даже специально оговорено. И куда еще, во имя Господа, его можно было послать? Кэмпион посмотрел на капитана своими пронзительными синими глазами:

– Куда еще, во имя Господа… Я отнюдь не богохульствую и не упоминаю имени Всевышнего всуе… Ну вот куда еще вас можно направить? Отправляя вас на передовую, я понимаю, что, возможно, посылаю собственного крестника на смерть – с учетом состояния вашего здоровья. Тем более в армию бедолаги Перри. Стоит наладиться погоде, как германцы тотчас пойдут на прорыв… Вы должны меня понять: я не Военное министерство… – опять начал он. – И не могу послать любого офицера куда заблагорассудится. У меня нет возможности отправить вас на Мальту либо в Индию. Или в какую-то другую часть, расквартированную во Франции. Я могу вернуть вас домой, но тогда с позором. Или же отправить в ваш батальон, но уже с повышением. С повышением!.. Вы понимаете, в каком я оказался положении?.. У меня попросту нет другого выхода.

– Не совсем, – ответил на это Титженс.

Генерал тяжело сглотнул, покачнулся в одну сторону, затем в другую и сказал:

– Ради всего святого, сделайте милость… Я ведь в самом деле за вас очень тревожусь. И никогда даже виду не покажу, что вы попали в немилость… Да будь я проклят, если такое допущу… Я не пошел бы на это, даже если бы речь шла не о вас, а о МакКекни! Достойную работу я могу вам дать единственно при моем штабе. Но оставаться здесь вам больше нельзя. Из-за людей, которые на вас смотрят. В то же время…

Кэмпион немного помолчал, и в голосе его появилась какая-то тяжеловесная робость:

– Я верю в существование Бога… Верю, что зло может процветать, но победит в конечном итоге добро!.. Если человек невиновен, то в один прекрасный день его невиновность будет доказана… Я же самым смиренным образом просто хочу помочь Провидению… Хочу, чтобы по прошествии времени кто-нибудь сказал: «Генерал Кэмпион, знавший всю подноготную этого дела…» повысил вас в должности! И не просто повысил, а в самый разгар скандала… Впрочем, это совсем не много… – произнес он. –