Сестра самозванца - Владимир Александрович Андриенко

не царевич, а самозванец. Он помнил тело своего племянника с перерезанным горлом. Он помнил, как голосила над мертвым младенцем сестра. Никак не мог выжить Димитрий Иванович. Давно схоронен настоящий сын Грозного в склепе в церкви Угличской.

Но ведь в самозванца поверили на Руси. И может он помочь отомстить роду Годуновых. А именно этой месью и жил Афанасий. Более ничего ему было не надобно.

И вот оно послание!

Он сломал печати и вытащил листы.

Писал Богдан Бельский:

«…И будут вам, Нагим, от царя многие почести оказаны. Снова вы, Нагие, станете царскими родичами. Скажет (произведет) всех братьев Нагих новый государь в бояре и вернет все отнятые у вас вотчины и новыми наградит…»

Афанасий оторвался от бумаги.

– Ишь как звонит Богдан Яковлевич! Всё готов обещать!

Нильский с удивлением посмотрел на Нагого. Тот спросил шляхтича:

– Ты, пан, лично не знаешь Бельского Богдана?

– Прибыл к тебе, боярин, от имени государя Димитрия Ивановича.

– Сие Бельский пишет, а не государь. Хотя обещает он мне и роду моему великие милости от имени царевича Димитрия. Занадобился Афонька Нагой и братья его.

Нильский согласился, что для дела Димитрия Ивановича нужен этот боярин и его братья.

– А ты видал ли царевича? – вдруг спросил Нагой.

– Много раз.

– И что? Он царевич? Неужто веришь в сие?

– Того мне не знать, боярин.

– Хитришь. Всё ты знаешь. И все знают, что умер сын Грозного. Но что за беда коли кто и назвался именем царевича? И занадобился я дабы признать вашего Димитрия моим племянником и законным наследником трона на Москве.

– В том будет большая выгода для пана Афанасия.

Нагой засмеялся в ответ.

– Выгода? На сей раз не упущу я выгоды. Но месть для меня важнее. Месть проклятому роду годуновскому! Я готов сие сделать, пан. Готов и я, и братья мои сие сделают. И сестра сделает! В том клятву даю! Это ведь по приказу Бориски тогда младенца убили! И я видел тело царевича в крови. А потом меня за сие еще и на пытку поставили. Не уберег царского сына! Годунов поставил на пытку.

Афанасий снова стал читать письмо и время от времени смеялся. Нильский даже подумал, что сей человек не в своем уме. Ему хотелось задать один вопрос – Где Елена?

Нагой окончил чтение и внимательно посмотрел на шляхтича.

– Пан лях?

– Ян Нильский. Поручик гусарской хоругви.

– И пан служит нашему царевичу?

– Так!

– А с чего пану служить?

– То не есть дело пана! – сказал Нильский в ответ.

Нагой сразу согласился и сказал:

– Оно так, сие не мое дело, пан кавалер. Однако и про тебя здесь написано.

– Обо мне? – удивился Нильский.

– О тебе, пан кавалер.

– Я персона незначительная.

– Но о тебе помнят персоны значительные. Хотя, сие не на добро тебе, пан.

– Что пан желает сказать?

– Токмо то, что сказал. Плохо когда великие персоны вспоминают о малых. Вот про тебя Богдашка Бельский пишет. А знаешь, кто такой сей Бельский? Не знаешь! А я его давно знаю. Кого хош продаст! Мать родную продаст.

– Я лично не имею чести знать пана Бельского.

– Интриган он великий. Всем, кто наверху, угодить желает. И может из-за того и про тебя вспомнил.

– Но я не понимаю…

– Иди пан отдыхать. Мои холопы отведут тебе покои. Ты устал с дороги.

– Но я бы хотел спросить…

– Все потом, – прервал его Нагой. – Потом говорить станем. Не ныне. Успеем еще наговориться. Не завтра чай помирать.

Нагой позвал слуг.

Вошла плотная молодая девка в сарафане и поясно поклонилась Афанасию.

– Сего пана отведи в покои наверху. И пусть пан отдыхает! Все лучшее постели! Дабы пан был доволен!

Девка снова поклонилась. Афанасий приказал Нильскому идти за ней. Ян понял, что сейчас задать свой вопрос он не может…

***

Москва.

События.

30 мая 1605 года.

Гаврила Пушкин и дворянин Наум Плещев прибыли к Серпуховским воротам Москвы. Там они осадили коней и обратились к толпе от имени самозванца.

– Люди!

– Люди московские! Прислал нас милостивый наш господин царевич Димитрий Иванович! Скорбит он вместе с вами на многие неправды, что обрушились на вас по вине Годуновых! Пришел светлый царевич сие исправить!

– Так помогите его милости навести порядок в его отчине!

Стража у ворот не сделала попытки арестовать этих двоих за мятежные речи. Вместе с Пушкиным и Плещеевым в город въехали три сотни казаков атамана Корелы.

К Годуновым сразу помчался гонец. Это стрелецкий пятидесятник отправил его. Сам он с горсткой верных стрельцов ничего сделать не мог…

***

Елена снова увидела боярина Бельского. Тот вошел к ней один.

– Это тебе.

К ногам Елены упал кожаный кошель.

– Там ровно пять тысяч польских злотых. Вашей чеканки.

– Так много?

– Это не столь много. Это всего лишь плата.

– Плата за что?

– Я дарю тебе жизнь. Сегодня твой брат будет в Москве.

– Димитрий Иванович? Уже?

– Да. Войско Годунова под Кромами перешло на сторону истинного царевича. Воевода Басманов целовал крест Димитрию Ивановичу. Князь Василий Шуйский и брат его Димитрий целовали крест царевичу.

– А Москва?

– Нет покуда. Но атаман Корела с казаками уже в городе. В городе и боярин Пушкин с дворянином Плещевым. Они уже на Красной площади. Народ волнуется.

– Значит, мой брат станет государем? Удивительное дело. Свершилось.

– Свершилось.

– А ведь это я задумала сие. Это я, боярин. Можно ли поверить в это?

– Не ты это задумала. Ведь кто ты есть?

– Я Елена Отрепьева, дочь дворянина Отрепьева и сестра сына дворянского Юрия Отрепьева.

– Нет. Отныне ты польская панна, что пострадала от Годуновых. За то тебе именем царя и великого князя золота дали и охрану в пятьдесят надворных казаков выделили. И имя тебе Марта Валевская. Бумаги о том тебе дадут в карете.

– И в чем я пострадала от Годуновых? Потеряла невинность? Так в том вины Годуновых нет, – усмехнулась она.

– Дело не в твоей девичьей чести. Ты потеряла то, что даровано тебе от лукавого.

– И что же это? – не могла понять Елена.

– А краса твоя дьявольская. Кто мог наделить тебя такой красой? Только лукавый. Бог такого не дал бы.

– И что с моей красой?

Бельский указал на зеркало, которое принесли по его приказу еще вчера, но накрыли плотной тканью.

– Но я не могу до него дотянуться.

– Я помогу тебе.

Бельский достал ключик и разомкнул замок цепи, что удерживала Елену у стены. Женщина бросилась к зеркалу и сорвала с него ткань. В свете факела и свечей она увидела свое лицо!

Левая часть была сплошным уродливым шрамом. Это было не лицо красавицы. Там оставался целым лишь глаз. Но правая была такой же как и ранее.

– Что это? – вскричала она.

– Твое новое лицо.

– Но как это возможно? Это колдовство?

– Нет. Это работа нашего палача.

– Палача? Но сюда не заходил никакой палач! Что это? Здесь не было палача! Меня никто не пытал! Это не настоящее зеркало! Это колдовство! Ты обманываешь меня, боярин!

– Нет. Теперь нет. Это ранее я обманывал тебя, панна Марта.

– Я Елена!

– Елена? А кто такая Елена?

– Я сестра царевича! – закричала она в отчаянии.

– У царевича