Фаина Гримберг - Хей, Осман!

   - Ты... повернись... - приказал Осман. Теперь ему уже хотелось, чтобы пленник повернулся, хотелось говорить с пленником; хотелось, чтобы пленник перестал противиться...

Человек повернулся, теперь стоял боком к Осману. Осман знал, как развязать прочный узел. Дёрнул верёвку, расслабил узлы, развязал. Верёвка упала на пол... Пленник пошевелил освобождёнными руками... Осман спокойно повернулся спиной к человеку с развязанными руками и пошёл к своему месту, сел.

   - Подойди, - сказал.

Пленник подошёл, стоял теперь на свету. Осман разглядывал его с любопытством.

Пленный неверник был совсем ещё молод, не так высок, имел длинные юношеские ноги и руки, худощавое, по- юношески долгое тело. Полотняная рубаха и такие же штаны из белого полотна были целы. Осман глянул на лицо; оно было золотистое в свете большой свечи, мерцало золотисто... Осман прищурился...

   - Подойди поближе! - сказал.

Пленник подошёл. Теперь Осман увидел его кудрявые волосы, тоже золотистые, будто тёмная бронза, коротко стриженные. Лицо было совсем юное, безбородое, но и вправду сильно поцарапанное, и шрам над бровью. И вправду, какие это раны!.. Юноша повертел головой. Осману показалось, что нос пленника длинный и очень прямой; впрочем, впадинка на переносье всё же была. А глаза были карие...

«Похож на отца Мальхун...» — подумал Осман невольно... Но тогда ведь и на саму Мальхун похож!.. Вдруг оказалось, что вспоминать о Мальхун хорошо, тепло... Карие глаза, большие, пленника смотрели разумно, совсем чуть- чуть горделиво, и отчего-то очень мягко... И вдруг Осману все недавние метания, терзания показались незначимыми... И зачем он мучил себя? Что такого случилось? Людей разрезали на части на площади? Это жизнь! Это просто жизнью пахнет!.. Кто знает, что завтра с ним самим случится!.. Он делает всё, как надо. Он не губит, а спасает своих. Это его запомнят, а не сыновей Тундара! И если он виновен, Аллах накажет его. А мучить, грызть себя - это идти против воли Аллаха!.. Глядение на это юное золотистое лицо, встреча глазами с этим мягким карим взглядом успокаивали Османа, будто согревали мягким теплом...

   - Хорошо смотришь, — сказал Осман задумчиво.

Юноша наклонил кудрявую голову. Осману понравился этот жест, в меру почтительный, но не раболепный...

   - Молчишь? — Осман уже с удовольствием начал говорить с пленником. — Молчишь, молчишь... Что за воин нарисован на твоём щите? Ваш бог?

   - Это святой воин, — отвечал юноша медленно, потому что подбирал тюркские слова.

   - Смотришь хорошо, а говоришь по-нашему плохо. Этот воин - слуга вашего бога, слуга Исы, сына Марьям?

   - Можно и так сказать. Это Георгий Победоносец[250], храбрый воин. Он убил страшного змея-дракона и освободил красавицу...

   - Удалец! А я не знал прежде, что вы, неверные, обожествляете своих воинов. Это хорошо. И у нас есть наши удальцы, Хатим и Али!.. Отец мне говорил о них, имам говорил... А панцирь, кольчугу - это я тебе попортил. Хорошо попортил?

   - Битва есть битва, - ответил с удивительным добродушием пленник.

   - Битва, битва! - ворчал Осман, однако пленник ему всё более нравился. - Я не старик, но ты-то и вовсе дитя, молоко матери не обсохло на твоих губах! Сколько тебе лет?

   - Шестнадцать. А матери у меня давно нет, отец в прошлом году убит...

   - Кто убил твоего отца? Наши не могли...

   - В Эски Шехире мне сказали, что ваши, тюрки! - Юноша говорил смело, но с искренностью спокойной.

   - А для чего ты ездишь в Эски Шехир? - строго спросил Осман.

   - Мы платим дань эскишехирскому наместнику, - юноша говорил всё так же спокойно и искренне. — И мой отец, и дед. И я должен платить...

   - Можешь теперь не платить. Ты под моей рукой теперь. Хочешь быть моим ортаком - содружником?

   - Я хочу знать, кто убил моего отца.

   - Где его убили? Где ваши земли?

   - Харман Кая - наше владение, Приминиос - по-нашему. Ты не знаешь, господин? Это не так далеко от Биледжика.

   - Нет, не знаю.

   - Тебя, господин, похоже, мало занимают окрестности... - Юный пленник улыбнулся мягко.

   - Я тебе руки развязал, а ты уже дерзишь! - Осман тоже усмехался.

   - Я хорошего рода, и если я в плену, это не означает, что я должен быть унижен. Меня взяли в честном поединке. - Эти жёсткие слова юноша произносил всё тем же спокойным голосом, мягко и дружелюбно.

   - Да ты прав! - Осман махнул рукой. - Садись вот сюда, против меня...

Юноша спокойно сел. На запястьях его оставались следы верёвки, но он не растирал руки и будто и не чувствовал боли.

   - Что мне эти окрестности были прежде! - говорил Осман. - Я Биледжик знал с детства, это да... Но теперь буду знать окрестности, это мои окрестности будут. Где убили твоего отца?

   - На дороге в Конью. Несколько человек, из тех, что были с ним, спаслось, привезли его порубленное тело...

   - Что забыл твой отец в Конье? Зачем ездил туда?

   - Он ездил в обитель Мевляви, к Султану Веледу.

   - Стало быть, он, твой отец, хорошо говорил по-нашему?

   - Он учёный был, читал по-персидски, по-арабски. Он в молодости учился у Димитриса Кидониса Старшего, а тот был по своим познаниям почти такой же, как Григорис Палама[251], великий теологос!..

   - Ну, это ваши премудрости! Я - простой воин, не понимаю этого! А зачем твоему отцу было водиться с Султаном Веледом?

   - Он говорил, что ездит в Конью к Султану Веледу для увеличения своих познаний, - отвечал юноша с какою-то беззащитностью в голосе.

   - Вы, франки, чудные..

   - Я не франк. По отцу я - грек, а по матери - болгарин.

   - Болгарин... - Осман почувствовал, что улыбается радостно... Болгарин... Такой же, как Мальхун... деревянный резной сундук в юрте матери... - Болгары - почти такие же тюрки, как мы!.. Выходит, мы с тобой - родичи...

   - Я слыхал от отца один персидский стих, отец мне пересказал. Это стих со словами вашего бога: «У меня есть войско, которое я поставил на Востоке; я назвал их тюрками. Я вложил в них мой гнев и ярость мою, и всюду, где какой-нибудь человек или народ преступает мои права, я напускаю на него тюрков, и это - моя месть»[252].

   - Хорошие слова! Мы, тюрки, ты и я, - мы орудие Бога! Самое важное - что мы с тобой - тюрки.

   - Но я хочу найти убийц моего отца.

   - Он тогда один ехал в Конью? Один со своими людьми?

   - Нет, не один он был! И людей с ним было немного, его людей. Он ехал вместе с владетелем Ине Гёла, но ведь и тот пострадал. Люди из Ине Гёла и привезли тело моего отца.

   - Этот владетель Ине Гёла тоже был убит?

   - Нет, - произнёс с запинкой юноша.

   - Я слыхал, что он монгол. Мы с ним разберёмся, я сам допрошу его!..

   - Убит мой отец. Но я хочу мстить его убийцам только в честном поединке.

   - Так и будет! Вызовешь его на поединок. Я обещаю тебе. Ортаком будешь моим? Второй раз прошу тебя! - В голосе Османовом прозвучала угроза.

   - Я согласен, - спокойно отвечал юный пленник.

   - Ты меня успокоил, Бог весть, отчего. На душе прояснело. Слушай! А ты петь умеешь? Так хочется песню послушать!.. Душа хочет!..

   - Я умею петь, но только греческие песни. Отец хорошо пел, научил меня.

   - Болгарские не умеешь?

   - Нет. Я был совсем маленьким, когда умерла мать, некому было научить меня петь болгарские песни. Но я слыхал их и язык болгарский понимаю...

   - Он тюркский?

   - Он - смесь тюркского и славянского наречия.

   - Пой свою греческую песню. Потом растолкуешь мне слова. У тебя должен быть хороший голос...

Юноша оперся ладонями о колени, немного подался вперёд, вытянув шею, как любопытный маленький мальчик, и запел... Голос у него и вправду был хороший, звонкий, сильный и выразительный...

В одной гористой местности Акрит построил замок,И всё, что в мире ни растёт, взрастил Акрит в том замке;Всех птиц, какие в мире есть, привёз и свил им гнезда.И птицы пели, говоря: «Акрит бессмертен будет!»Теперь они поют не то: «Акрита смерть настигнет»!Так птицы малые поют, щебечут, веселятся,Так птицы малые поют, в смысл песни не вникая.С вершины гор взглянул Акрит и Харона увидел.«Куда идёшь ты, Харон мой, и почему так весел?»«Иду я душу взять твою, и потому я весел!»«Тогда сразиться надо нам, на ток вступивши медный;Ты душу заберёшь мою, коль я повержен буду;Коня беру я твоего, коль ты повержен будешь».Вот вышли и вступают в бой, и Харон побеждает.«О горе, горе мне теперь, сразил меня ты, Харон!Так принесите мне стрелу и дайте мне оружье,Дубинку в руки дайте мне на шесть пудов - не меньше;Другую дайте тотчас же, на семь пудов - не меньше!»Вот принесли ему стрелу, приносят и оружье;Одну дубинку принесли, на шесть пудов - не меньше,Другую принесли ему, на семь пудов - не меньше.Берет оружие Акрит и панцирь надевает.В вооружении таком выходит на охоту.Но полпути лишь он прошёл, лишь полпути прошёл он,Как заболела голова и сердце взволновалось;Колени задрожали вдруг; вперёд идти нет мочи.И повернул назад Акрит, вопя, стеная громко:«Несчастная судьба моя! О горе! Умираю!Прощайте, горы дикие и хищные все звери!Я больше не увижу вас, высокие вершины!Пусть птицы плачут обо мне, леса пусть причитают!Приди, красавица моя, и постели мне ложе,А в головах мне положи ты горные цветочки!»Пришла красавица его и стелет ложе смерти,А в головах его кладёт все горные цветочки.«Но почему, красавица, не стелешь мне терновник?»«Послушай, дорогой Акрит, что говорят соседи:«Коня возьму», - промолвил Ян. «Я - палицу Акрита»,Сказал Георгий; а старик: «Я заберу красотку».«Не должен Ян забрать коня, Георгий же - оружье.Старик облезлый не возьмёт тебя, моя красотка!»Ломает палицу Акрит, коня он убивает.«Иди ко мне, красавица, чтоб всласть нацеловаться».Она к нему склоняется, на грудь его упала;Он задушил в объятиях прекрасную подругу.Вот так и оба умерли, обоих схоронили...[253]

Осман внимательно слушал, чуть раскачиваясь, из стороны в сторону, кивая головой, теребя правую косу...