Королевский выкуп. Последний рубеж - Шэрон Кей Пенман

Трифельс, о маленькой сгорбленной фигуре, стоящей на коленях возле его лежанки, об этом человеке, меньше всего подходившем на роль спасителя.

– Да, – промолвил он наконец. – Да, я буду…

* * *

Ричард почтил память своего друга и канцлера тем способом, который лучше всех оценил бы сам Лоншан: устроил так, чтобы архидьякон Илиийский Роберт, брат Гийома, был избран аббатом влиятельного монастыря Св. Марии в Йорке.

Спутники Лоншана, епископ Лизье и избранный епископ Даремский, продолжили путешествие в Рим, где папа Целестин выслушал как их аргументы, так и те, что представил архиепископ Руана. Папа принял решение в пользу Ричарда – снял интердикт и посоветовал архиепископу принять предложение короля обменять порт Дьепп и другие владения на Андели, на что прелат нехотя согласился.

* * *

Люди Балдуина де Бетюна радовались, что их лорд решил присоединиться к английскому королю в атаке на принадлежащий епископу Бове замок Милли-сюр-Терен, поскольку пропустили апрельский набег на Понтье. Тогда Ричард сжег порт Сен-Валери и захватил пять английских кораблей в гавани. Он конфисковал груз и повесил капитанов – в назидание тем, кто пренебрегает его запретом на торговлю с Францией и Фландрией. Ему достались также и святые реликвии, и повозки, груженые награбленным. Потому-то воины Балдуина сожалели, что не участвовали в том рейде – Ричард славился тем, что щедро делился добычей со своими солдатами. Они понимали, что атака на Милли-сюр-Терен не увенчается такой добычей, но все же рады были нажиться за счет епископа. Однако, когда 19 мая они добрались до осажденного замка, их ждало разочарование – Ричард уже взял эту крепость.

* * *

Балдуин сидел в королевском шатре и с интересом слушал рассказ Ричарда о падении Милли-сюр-Терен, поскольку героем дня стал его старый друг Уилл Маршал.

– Когда мы поставили лестницы, наверх сразу стало взбираться множество рыцарей. На одной людей скопилось слишком много и несколько ступенек сломалось, многие падали в ров. – Ричард помедлил, ожидая, пока Балдуину нальют вина, потом продолжал. – Один из фламандских рыцарей, сэр Ги де ла Брюйер, застрял посередине и не мог ни сойти вниз, ни подняться выше. Он не задержался бы надолго в этом мире, если бы Уилл не бросился ему на помощь.

– Так поступил бы любой, – запротестовал Уилл. Его скромность могла выглядеть трогательно, не будь она такой неубедительной – все знали, что Уилл очень гордится проявленной в бою доблестью.

Ричард не обратил внимания на эту реплику.

– Уилл прыгнул в ров и выбрался на другой стороне, потом с мечом в руках, взобрался на лестницу, используя уцелевшие перекладины. Достойное было зрелище, – добавил он, улыбнувшись Маршалу. – Освободив сэра Ги, он встал в одиночку на стене и защищался так яростно, что вскоре враги отступили. В этот момент на укрепления поднялся кастелян замка, сэр Вильгельм де Монсо. Когда он бросился в атаку, Уилл ударил врага с такой силой, что разрубил мечом шлем, рассек кольчужный капюшон и проломил голову. Неудивительно, что после такого никто больше не пожелал атаковать Уилла.

– Отлично, Уилл! – сказал Балдуин, лукаво поглядывая на Маршала.

– История еще не окончена, Балдуин. Поскольку Уилл… как бы это сказать… не так уж и юн, он, вполне объяснимо, притомился после таких хлопот. Кастелян свалился к его ногам, без сознания, но еще подающий признаки жизни. Поэтому, чтобы тот наверняка остался на месте, Уилл присел на него и стал дожидаться остальных. Устроился с таким комфортом, что я удивлен, как он не задремал.

Ричард поднял кубок с вином в шутливом салюте, а шатер огласился восторженными выкриками: «За Маршала!» Бросив растроганный взгляд на Уилла, король с шутливым укором продолжил:

– Однако человеку твоего положения, с проверенным годами боевым опытом, негоже так напрягаться. Тебе, Уилл, следовало бы оставить это молодым рыцарям, которым еще нужно заслужить репутацию – твоя-то слава в доказательствах уже не нуждается.

Уилл на шутки не обижался – не многие в пятьдесят способны на подвиги, подобные тем, что он совершил в этот день.

– Что ж, сир, могу сказать то же и о тебе. Я слышал, что твоим рыцарям пришлось тебя сдерживать, чтобы ты не бросился первым в пролом.

Ричард рассмеялся, признавая победу Маршала в этом обмене любезностями, а когда Уилл предложил ему кастеляна, за которого могли дать большой выкуп, король покачал головой.

– Нет, ты полностью заслужил это право. Назначаю тебя его господином и тюремщиком.

Уилл улыбнулся в ответ, наслаждаясь своим триумфом, тем более потому что знал – впереди их осталось немного, ведь годы, в конце концов, всегда побеждают.

– Мы взяли множество пленных, – сказал он Балдуину, – добычи хватит на всех.

Уилл смолк, потому что в лагере поднялся вдруг шум. Присутствующие насторожились, но тут же расслабились, заслышав радостные выкрики.

– Должно быть, Меркадье возвратился, – предположил Ричард и пояснил Балдуину, что рутье был в отъезде, в дальнем рейде. Они начали обсуждать выкуп, но отодвинулся полог, и в шатре появился Джон.

Отбросив формальности, Джон направился прямо к брату, лицо раскраснелось от возбуждения, зеленые глаза светились, как у кота.

– Ричард, ты вот-вот заранее получишь подарок ко дню рождения, может быть, самый лучший из всех! Хотел бы я его подарить, но это дело рук Меркадье. По крайней мере, я был тому свидетелем.

К тому времени весь шатер гудел от любопытства и высказываемых догадок. Но прежде, чем Джон успел закончить эффектную сцену, вошел Меркадье. Никогда нельзя было точно сказать, что он улыбается – угол его рта искажал уродливый шрам. Но сейчас ошибиться в выражении лица Меркадье было невозможно. Его обычные презрительная настороженность и едва приметная ухмылка совершенно исчезли, сменившись свирепым ликованием. Несколько воинов, следовавших за ним, втолкнули в шатер пленника и заставили опуститься на колени.

Ричард узнал этого человека еще до того, как тот поднял голову – другого объяснения нечестивому ликованию Джона и Меркадье просто не было. Перед ним стоял епископ Бове, бледный как мел, с черным синяком на лбу. Виски усыпали капельки пота, лицо было заляпано грязью, в бороде запутались комки засохшей крови. Но француз пытался храбриться.

– Должен ли я напомнить тебе, что я князь церкви? – сказал он.

Больше