Кен Фоллетт - Гибель гигантов

Несмотря на ранний час, на улице было сыро, но уже тепло. Григорий вспотел, пока шел к заводу.

За два месяца, прошедшие с отъезда Левки, между Григорием и Катериной установилась дружба, хоть и неловкая. Она доверяла ему, а он ей помогал — хотя каждому нужно было иное: Григорию нужна была любовь, а Катерине был нужен Левка. Но Григорий нашел для себя некоторое утешение в том, чтобы заботиться о ней. Для него это была единственная возможность выразить свою любовь. Вряд ли создавшаяся ситуация могла затянуться надолго, но сейчас вообще трудно было заглядывать далеко вперед. Григорий ведь по-прежнему собирался вырваться из России и добраться до земли обетованной, до Америки.

У заводских ворот вывесили новые списки мобилизованных, вокруг собралась толпа. Те, кто не умел читать, просили других посмотреть, нет ли их в списках. Григорий подошел и заметил рядом Исаака, капитана футбольной команды. Они были ровесниками, и оба были в запасе. Григорий пробежал глазами списки и вдруг увидел свою фамилию.

Он почему-то обманывал себя, надеялся, что этого не произойдет. Ему было двадцать пять, он был крепок и силен — обычное пушечное мясо. Его не могли не отправить на войну.

Но что будет с Катериной? И с ее ребенком?

Исаак выругался. Его фамилия тоже значилась в списке.

— Можете не волноваться, — сказал кто-то за спиной. Обернувшись, они увидели своего начальника Канина. — Я разговаривал с начальником призывного участка. Он обещал освободить от призыва тех, кого я укажу. Так что на войну отправятся только смутьяны.

У Григория сердце радостно забилось. Слишком это было хорошо, чтобы быть правдой!

— А что нам для этого делать? — спросил Исаак.

— Просто не приходите на место сбора. Все будет в порядке. Военные дают полиции список тех, кто не пришел на сборный пункт, и полиция их отлавливает. Но ваших имен в списке не будет.

Исаак недовольно хмыкнул. Григорию тоже все это не понравилось — слишком велика вероятность нарваться на неприятности. Но имея дело с государственной машиной, по-другому было нельзя. Канин, должно быть, дал взятку или что-то в этом роде. И недовольно хмыкать глупо.

— Хорошо! — сказал Григорий. — Спасибо вам!

— Не благодарите меня, — скромно ответил Канин. — Я сделал это для себя, а еще для России. Такие мастера, как вы, нужны, чтобы делать поезда, а не заслонять нас от немецких пуль, — уж на это способен и неграмотный крестьянин. Правительство это еще не поняло, но со временем поймет и еще скажет мне спасибо.

Григорий и Исаак подошли к воротам.

— Можно попробовать так и поступить, — произнес Григорий. — Что мы теряем?

Они встали в очередь: каждый входящий должен был сунуть в ящик металлический квадратный жетон с цифрами.

— Это хорошая новость, — сказал Григорий.

— Мне бы твою уверенность, — отозвался Исаак.

Они направились в колесный цех. Григорий выбросил из головы заботы: предстоял тяжелый день. Путиловский завод работал в усиленном режиме. Григория все время подгоняли, чтобы они производили больше колес.

Подворачивая рукава, он переступил порог колесного цеха. Это было небольшое помещение, от печи в нем было жарко даже зимой. Сейчас, в разгар лета, жара стояла, как в бане. Работал токарный станок, со скрежетом и визгом обтачивая металл.

Лицо Константина, стоявшего у станка, Григорию не понравилось. Друг словно предупреждал: что-то случилось. Исаак тоже это понял. Он остановился и схватил Григория за руку.

— Что… — начал он и не закончил фразы.

Из-за печи метнулась фигура в темно-зеленой форме и ударила Григория в лицо деревянной киянкой.

Григорий попытался уклониться от удара, но чуть запоздал, и хоть пригнулся, молот смазал его по скуле, и он упал. Голова взорвалась болью.

Потребовалось несколько секунд, чтобы вернулось зрение. Наконец он поднял голову и увидел приземистый силуэт околоточного Михаила Пинского.

Этого можно было ожидать. Тогда, в феврале, он слишком легко отделался. Полицейские таких вещей не прощают.

Он заметил, что Исаак дерется с помощником Пинского, Ильей Кагановичем, и еще двумя полицейскими.

Григорий не спешил вставать. Он не хотел отвечать на удары, если будет хоть малейшая возможность этого не делать. Пусть Пинский отводит душу, может, отомстит и успокоится.

Но в следующую секунду не сдержался.

Пинский вновь поднял киянку. И удар был нацелен ему в голову.

Он уклонился вправо, Пинский изменил направление удара, и тяжелый дубовый молоток попал Григорию по плечу. Он взревел от боли и ярости. Пока Пинский восстанавливал равновесие, Григорий вскочил. Левая рука не слушалась, но с правой все было в порядке, и он размахнулся, готовясь нанести удар и не думая о последствиях.

Но ударить ему не привелось. С двух сторон рядом с ним возникли фигуры в черно-зеленой форме, его схватили за руки и заломили назад. Он попытался стряхнуть их с себя, но безуспешно. Как сквозь пелену он видел, как Пинский снова замахнулся и ударил. Удар пришелся в грудь, и он почувствовал, как затрещали ребра. Следующий удар был ниже, в живот. Он скорчился от боли и его вырвало. И новый удар сбоку по голове. Он на миг потерял сознание и безвольно повис в руках полицейских, но тут же пришел в себя. Исаака двое других просто впечатали в стену.

— Ну что, успокоился? — сказал Пинский.

Григорий сплюнул кровью. Все его тело было одним комком боли, мысли путались. Что происходит? Пинский его ненавидит, но должно было что-то случиться, чтобы он решился на такую выходку. Вести себя так на заводской территории, когда вокруг столько рабочих, не имеющих никаких причин любить полицию, — было слишком вызывающе.

Пинский с задумчивым видом приподнял киянку, словно раздумывал, не ударить ли еще. Григорий сжался, но прогнал мысль попросить пощады.

— Имя, живо! — сказал Пинский.

Григорий попытался ответить — сначала ничего не получилось, лишь кровь снова пошла изо рта. Наконец он выговорил:

— Григорий Сергеевич Пешков.

Пинский снова ударил его в грудь. Григорий застонал и его вырвало кровью.

— Врешь! — сказал Пинский. — Говори настоящее! — и он вновь замахнулся.

— Господин полицейский, — сказал Константин, шагнув вперед от своего станка. — Этот человек — действительно Григорий Пешков, мы все здесь его знаем много лет!

— Не сметь мне врать! — рявкнул Пинский. — Или тоже попробуешь вот этого! — И он помахал киянкой, словно взвешивая ее в руке.

— Это чистая правда, Михаил Михайлович, — вступилась и Варя, мать Константина. — Он именно тот, за кого себя выдает, — и она сложила руки на мощной груди, словно говоря: пусть только попробует усомниться в ее словах.

— Тогда объясните мне это, — сказал Пинский, вытаскивая из кармана листок бумаги. — Григорий Сергеевич два месяца назад покинул Санкт-Петербург на «Архангеле Гаврииле».

В цех вошел Канин.

— Что здесь происходит?! — воскликнул он. — Почему никто не работает?

— Вот этот человек, — Пинский указал на Григория, — по имени Лев Пешков, брат Григория Пешкова, разыскивается за убийство полицейского!

Тут все разом закричали. Канин поднял руку, требуя тишины, и сказал:

— Господин полицейский, я прекрасно знаю и Григория и Льва Пешкова, они оба работали здесь несколько лет. Они действительно похожи, как часто бывают похожи братья, но уверяю вас, вот это — Григорий. А из-за вас стоит работа.

— Если это Григорий, — сказал Пинский с видом человека, кладущего козырную карту, — то кто тогда уехал на «Архангеле Гаврииле»?

Ответ на вопрос был очевиден. До Пинского это тоже наконец дошло, и вид у него был глупый.

— Мой билет и паспорт украли, — сказал Григорий.

— Об этом следовало заявить в полицию! — взревел Пинский.

— Какой смысл? Лев уехал из страны, и вы все равно не вернули бы ни его, ни мою собственность.

— Это называется пособничество при побеге!

— Господин полицейский, — опять вмешался Канин, — вы начали с того, что обвинили этого человека в убийстве. Очевидно, это достаточное веское основание, чтобы остановить работу колесного цеха. Но вы уже признали, что вышла ошибка. А теперь вменяете ему в вину, что он не сообщил об украденных документах. А страна между тем находится в состоянии войны, и вы задерживаете выпуск локомотивов, которые так нужны армии. Так что если вы не хотите, чтобы ваше имя попало в наш отчет руководству, я предлагаю вам закончить свои дела здесь как можно скорее.

Пинский посмотрел на Григория.

— К какому полку ты приписан?

— К Нарвскому, — не раздумывая, ответил Григорий.

— А-а! — воскликнул Пинский. — Это который сейчас призывают?

Он взглянул на Исаака.

— Ты небось тоже!

Исаак промолчал.