Сестра самозванца - Владимир Александрович Андриенко

Москву скачет тайно.

– Да я могу сие сделать, боярин. Чего мне на Москве сидеть.

– Нет. То дело для Нильского. Надобно чтобы именно он сие дело сделал. Нам надобно Нильского к врагам царевича привязать накрепко.

– Но Нагие не враги…

– Мария Нагая должна царевича опознать как сына своего. Сие понимаешь? Это надобно царевичу. Но я знаю Марию. Она и молодая была упряма, а ныне и того хуже.

– Стало, не признает она царевича?

– Царевич Димитрий умер давно. Нам надобно чтобы она самозванца опознала как своего сына. И в том нам Афанасий Нагой и его братья помогут. А Нильского мы посланцем годуновским выставим. Дескать хотел он родне царской повредить.

– Все понял, боярин. Как ты сказал так все и будет…

***

Бельский взял факел и сам опустился в подвал. Он решил навестить Елену.

Лязгнули замки, со скрипом отворилась тяжелая дверь, свет факела разорвал тьму.

Елена поднялась и прикрыла глаза ладонью.

– Здравствуй, красавица.

Боярин зажег свечи от факела. Затем закрепил его на стене.

– Ты не рада меня видеть?

Елена не ответила.

– Вижу, что не рада. Но я терпелив.

Бельский сел на табурет.

– Быть тебе отныне при мне. И чем скорее ты это поймешь, тем лучше для тебя. Ты ведь слыхала про Лукьяна Одоевского?

Елена вздрогнула от этого имени.

– Вижу, что слыхала. И могу тебе сказать, что сей Лукьян ищет тебя.

– Ищет?

– Он человек Годуновых. Снюхался с тайными слугами царицы Марии Годуновой. И ты обещана ему в награду за верную службу.

– Я?

– Ты. Но я могу тебя спасти от Одоевского. И я могу дать тебе то, что ты желаешь.

– А что я желаю? Ты разве знаешь?

– Знаю. Свободы хочешь.

– Но вот её ты мне и не дашь. Желаешь своей сделать? Не хочешь силой взять, думаешь измором получиться?

– Думаешь, что ты нужна мне как баба?

– А разве нет? – спросила она.

– Лет десять назад я бы не отказался, но нынче я не тот.

– Но я слышала от тебя иные слова.

– Это я сказал, дабы мне поверили иные.

– Иные? – не поняла Елена.

– И стены имеют уши. Про то крепко помнить стоит, коли живешь вблизи царя. Иное слово сильно может шее повредить. Сие я еще при дворе Грозного царя понял.

– Значит, я могу надеяться…

– Тайное я не поведал никому, Елена. Но с тобой лукавить не стану.

– И что это за тайны, боярин?

– А ты готова это услышать?

– Да, – сразу, не задумываясь, ответила она.

– Когда умер Грозный царь, Борис Годунов называл меня другом. Отчего так? Я был ему нужен, и он давал мне обещания. А что он сделал потом? Потом, когда я не стал ему надобен? Сослал воеводой я Ярославль. От Москвы подалее. Вот и смекай теперь.

– Неужели боярин это хотел мне сказать? – не поняла Бельского Елена.

– Я лишь пример привёл, красавица.

– Пример? – не поняла его Елена.

– Мне сказали, что ты умна, красавица. Неужели не понятно? Ты также стала никому не нужна, как и я тогда.

– Я? Не нужна? Но брат дал мне важное поручение, что доказывает мою важность!

– Не обольщайся, девка. Ныне у царевича достаточно и воевод, и бояр. Они и без тебя всё сделают. Скажу больше. От тебя хотят избавиться.

– Избавиться? Я думала, что меня многие хотят заполучить, если не в качестве жены, но в качестве коханки (любовницы).

Бельский усмехнулся:

– Мало живешь на свете, девка. Мало знаешь.

– Я знаю достаточно. Помогала царевичу города брать!

– Про сие знаю. Но все это было и минулось. Не разумеешь того куда влезла. Куда брат твой метит?

– В цари.

– Верно! В цари! И на этом пути ты своё сделала и теперь мешаешь.

– Кому?

– Всем! Пану Мнишеку, вельможам литовским, русским боярам.

– И чем же я им мешаю? – спросила Елена.

– Тем, что нет места тебе у трона царского. Всю родню Отрепьвых от трона удалят.

– Брат не позволит!

– Ты хотела сказать новый царь не позволит.

– Пусть так.

– Так вот, что я скажу тебе красавица. Твой брат не против, чтобы тебя не стало.

– Что?

Бельский повторил.

– Не может быть! – вскричала Елена.

– Ты стала слишком известна. В том твоя беда, красавица.

– Известна кому?

– Слух о тебе пошел, ибо ты некие крепости помогла царевичу взять. И стали люди языками трепать, кто есть сия девка? Отчего она столько для царевича делает? Ныне многие опасаются того, что ты можешь язык распустить. Потому тем, кто в окружении царевича, ты не нужна.

– Но мой брат!

– Его мало заботит твоя судьба.

– Ты хочешь сказать, боярин, что он предал меня?

– Да. Хотя может ли царевич предать? Он действует во имя интересов державы.

– Я не верю тебе!

– Он ныне не Отрепьев. Он сын Грозного царя.

– Но Юрий не может так поступить. Это невозможно! – вскричала Елена.

–Ты стала опасна. Ты слишком красива. Я передал в тайной грамоте царевичу, что ты у меня. Про сие не знает никто. Даже тот, кто сие послание ему возил.

Боярин Бельский достал бумагу и передал Елене. Та схватила его и прочла, написанное рукой её брата.

«Пусть она уйдет…»

– Это рука… рука Юрия.

– Он больше не Юрий, Елена. Он Димитрий Иванович. И скоро он будет нашим царем. А у царя нет родичей. У него есть слуги и рабы. И он волен в жизни своих рабов.

Елена поняла Бельского:

– Значит вот почему, ты, пан, решил отказаться от меня? И как коханка я стала более не надобна? Так?

– Так, девка.

– Зачем тогда были разговоры о лишних ушах? Разве есть они в твоем доме?

– Лукавил я, красавица. Признаюсь в том.

Бельский действительно тогда хотел взять Елену себе. Слишком приглянулась ему красавица. Но послания воеводы Мнишека и самого самозванца отрезвили его. Ныне играть с этой девкой стало опасно. А не настолько Богдан Бельский потерял голову от красоты.

– Значит, боярин стал бояться? – насмешливо спросила она.

– При дворе Грозного царя нас научили бояться. Ныне ты в милости у государя, а завтра он тебя на кол велит посадить. А при мне уже троих царей схоронили, красавица, Ивана Васильевича, Фёдора Ивановича и Бориса Фёдоровича. А завтра и царь Фёдор Борисович к ним присоединиться. И получим мы царя Димитрия Ивановича. И он, Димитрий, благодарен мне за то, что я захватил тебя. Слишком опасной ты стала.

– Это мой приговор, – прошептала она.

– Нет. Я решил по-иному.

– Как? – не поняла она.

– Я отпущу тебя.

– Отпустишь?

– Мои люди отвезут тебя до границы Польши. Там они тебя оставят.

– Я дам слово, что никогда и никому…

Бельский прервал её:

– Не нужно. Никого слова! Нет в том надобности.

– Нет?

– Никакой. Ты все исполнишь, по-моему. В том я уверен, девка.

– Но тогда я не понимаю…

– А что тут понимать? Я дарю тебе жизнь. Жизнь и золото для этой жизни. Но больше ты сама никогда в пределы этого государства не вернёшься. И клятвы для сего не надобны.

– Почему?

– Тебя больше никто не опознает.

– Я не понимаю, – Елене стало страшно. – Ты проявил милость и…

– Милость? – Бельский засмеялся. – Слышал бы твои слова покойный Григорий Лукьянович Скуратов! Много бы посмеялся. Надорвал бы живот, хотя не смешлив был покойник.

– Но ты не