Охота на либерею - Михаил Юрьевич Федоров

— Есть, есть. Вон, гляди — стоят вперемешку пушка полевая, потом сорока. Снова пушка и опять сорока.

Остановившись, он указал рукой на щит, в бойнице которого виднелось любопытное лицо Егорки. Узнав боярина по голосу, он высунулся и теперь внимательно смотрел на военачальников. Рядом с ним, тоже пытаясь выглянуть в бойницу, крутился Мелентий, но втиснуться в проём не мог.

Егорку Микулинский не узнал и вновь обратился к Воротынскому.

— Царь, как нас провожал, был вне себя от ярости.

— Что там ещё?

— Открылось, что крестник его, Пётр Иванович, что из немецких купцов, лазутчик иезуитов.

— Вот, значит, как! — охнул поражённый князь. — Слыхал я о нём, но видеть не приходилось. Может, враньё это?

— Гонец срочный от каргопольского воеводы был. Допрошен другой иезуит, что в помощники Петру Ивановичу послан. Во всём сознался. А крестник-то царёв ушёл с царской либереей, что в наследство от бабки досталась, в Волок, что на Ламе. Царь отправил погоню, но и сам не верит, что поймает его. Велел всем передать, что, если объявится Пётр Иванович Немчинов, хватать его и тащить в Москву в Разбойный приказ. А там уж с ним Малюта говорить будет. Вот так. А если тащить в Москву его невозможно, то… Сам понимаешь, как поступить надо.

Егорка почувствовал, что уши его даже зашевелились, стараясь не пропустить ни словечка из этого интересного и важного разговора. Чтобы лучше слышать, он даже вылез из бойницы почти по пояс, когда внезапно почувствовал, как кто-то дёргает его за штанину. Он пытался отбиваться, но от этого стали дёргать ещё настойчивее. Егорка попытался обернуться, но, лёжа животом в бойнице, это оказалось трудно, и он упал на землю, больно ударившись ногой о стоящую рядом сороку.

Оказывается, дёргал его Мелентий, который, присев на корточки, смотрел на Егорку горящими глазами и пытался что-то сказать:

— Я… это… видел же… мне к князю надо.

— Что ты видел? — сердито спросил Егорка, потирая ушибленную ногу.

— Этого я видел, царёва крестника… один раз, утром, когда на рыбалку ходил… и он был не один.

— Что ты видел, парень? — спросил подошедший Василий.

— Крестника царёва. Говорят, он изменник. Я видел, как он с кем-то говорил перед тем, как мы ушли. За два дня. Или за три.

Василий нахмурился:

— Пошли к князю.

Они выскочили в проём между двумя щитами гуляй-города и побежали за князем Воротынским и боярином Микулинским, которые уже успели отойти довольно далеко.

— Князь, — крикнул Василий, — постой, князь!

Воротынский остановился, удивлённо оглянувшись, кто это смеет его задерживать? Увидев, что к нему приближаются два недавно пришедших отрока и стрелок из сороковой пищали, посмотрел на них внимательно, ожидая, что те скажут.

— Князь, — повторил запыхавшийся Василий, — слышали мы ваш с боярином Микулинским разговор про измену. Есть что сказать.

— Говори, — разрешил князь.

— Не я. Мелентий за три дня до нашего выхода из Москвы видел, как царёв крестник разговаривал с кем-то наедине.

— Ты Мелентий? — спросил князь Егорку.

— Я, я Мелентий, — вылез из-за Васильевой спины юный богомаз, — я видел.

— Говори, что видел.

— Я каждое утро хожу рыбу ловить. И один раз видел, как Пётр Иванович на берегу Москвы разговаривал с каким-то человеком, кого я не знаю.

— О чём они говорили?

— Я не знаю. Они на иноземном языке говорили. И негромко, как будто боялись, что их услышат.

— Кто был с царёвым крестником? Как выглядел, во что одет?

— Просто одет, князь, как слободские люди. А у Петра Ивановича и кафтан дорогой, и сапоги сафьяновые. Я тогда ещё удивился, что такой важный боярин говорит с простым человеком. И ещё они хотели поговорить скрытно. Поэтому и пришли на берег Москвы. Там заросли ивняка, со стороны и не видно никого совсем, поэтому они меня тоже не заметили. А мне любопытно стало, я подполз и за ними смотрел.

— Ты кто? — спросил боярин.

— Богомаз из Учалова. Сейчас не знаю, откуда, сожгли ведь Учалово прошлым летом. Просто богомаз.

— Повезло тебе, богомаз Мелентий, что не попался им на глаза. А то, глядишь, и не было бы тебя сейчас с нами.

Егорка почувствовал, как его товарищ не то что задрожал, а просто затрепетал, как осиновый лист. Он, кажется, только сейчас понял, насколько близкой и великой была опасность.

— Куда они потом пошли? — спросил князь.

— Не знаю. Тот, слободской, куда-то вдоль реки вниз по течению, а Пётр Иванович в кремль, наверное.

Воротынский тяжело вздохнул:

— Тебе есть ещё что сказать, отрок? Может, какие-то слова запомнил?

Мелентий напряг лоб:

— Они же тихо говорили, часто оглядывались. Тот, который в простой одежде, держался как старший. Передал Петру Ивановичу какую-то котомку. И ещё он что-то на песке прутиком написал.

— Что написал?

— Неграмотный я, князь.

— Ну ладно, — перебил его Воротынский, — ступай на своё место. Скоро сражение. Готовься.

— Я неграмотный, — повторил Мелентий, — и читать не могу. Но я ведь богомаз.

— Ну и что?

— Я буквы вижу, как рисунки, хоть и не понимаю, что они значат. И начертание тех букв я хорошо запомнил.

— Да ну? — изумился князь. — А ну-ка, нарисуй, что он там писал.

Мелентий подобрал валявшийся невдалеке прутик и старательно вывел на пыльной земле латинские буквы.

Оба — и князь, и боярин — смотрели на получившееся слово молча.

— Вот, значит, как, — наконец сказал Воротынский.

— Бывал я в этом городке, — произнёс Микулинский, — у западных наших пределов. Мал совсем. Туда он, значит, направился. Там его и ловить станем.

— Не до того сейчас, — сказал Воротынский, — вот татар отгоним, тогда видно будет.

— Постой, князь, — непочтительно перебил его Мелентий, — я вспомнил, вспомнил! Уже перед тем, как расходиться, тот, что незнакомый, назвал русское прозвище: Чердынцев. Он сказал — Чердынцев! Это я хорошо расслышал.

— Что ж сразу не сказал? — удивился Микулинский.

— Вот так всегда, — сказал князь, — пока от человека что-то дельное узнаешь, семь потов сойдёт. Всё-таки у Малюты это лучше получается.

— Конные, конные! — закричали где-то вдалеке.

Все, даже Мелентий с Егоркой, сразу забыв о царёвом крестнике, повернулись в сторону степи. В том месте, где небо граничит с землёй, виднелось какое-то движение, поднимались клубы пыли.

— Что ж, встретим гостей.

Князь, казалось, сразу забыл про разговор, отвернулся и широкими шагами пошёл вдоль щитов гуляй-города. Василий, Егорка и Мелентий бегом вернулись к сороке.

— Заряжать? — спросил Егорка.

— Погоди, — ответил Василий, всматриваясь вдаль, — не похоже что-то на татар.

И в самом деле: приближающаяся конница не могла быть крымским войском. Слишком мало всадников — сотня или две.

— Дозор это, дозор! — опять закричал кто-то.

— Наши. С вестями