Борис Алмазов - Атаман Ермак со товарищи

Раза два по берегам видели дымки. Но приставать не стали.

Проплыли по правому берегу устье какой-то реки. Долго гадали, что это за река. И определили — Кода! Стало быть, Сибирское ханство верст через полста кончится. Догадаться о том, что это Кода, помогло разделение реки на два рукава. Поплыли по широкому, как говорил Бояр, и вскоре попали к острову. Справа и слева впадали в необозримую Обь широкие реки. По ним еще плыли ноздреватые серые льдины. Опасаясь, что ночью они могут повредить струги, казаки пристали к острову и тут, на свое счастье, встретили рыбаков-вогуличей.

— Какая это земля? — спросил Черкас. И маленький старый рыбак, понимавший по-русски, ответил:

— Кода! Кода есть земля!

— Слава тебе Господи! — перекрестился Болдырь. — Выплыли из Сибирского ханства. Сие — земли Царя Московского.

За Царем Московским эти земли только числились. Хозяйничали здесь, когда налетали, Кучумовы всадники. И местные вогуличи с остяками их смертельно боялись. Но Кучум-хан был для них чем-то все же очень далеким. Пуще него боялись Пелымского князя Аблыгерима. Этот был недалеко. Его княжество шло от Камня до Оби по Тавде-реке. Но и те и другие сюда появлялись редко. А постоянного ясака ни вогуличи, ни остяки не платили никому.

Однако пушнину били, и в изрядных количествах. Били и не скрывали, что делают это для торговли со Строгановыми. Купцы здесь вели торговлю толково, прибыльно и давно. Когда казаки стали расспрашивать, по какому пути приезжают посланцы купцов, вогуличи дружно замахали руками, указывая вниз по Оби — почти точно на север.

— На Обь долго-долго плыть! Потом река Щугор будет и переволока за Камень... Потом Уса-река, потом Печора-река, — толковали они, почти свободно говоря по-русски.

— А часто вы туда бегаете? — спросил Болдырь.

— Часто, часто... — закивали вогуличи. — За год два раза, как охота кончается. Строгановы — хорошие! Железо дают, бисер женкам дают, все дают за меха. Никого не обижают. Кучумка шибко худой! Ничего не дает, все отымает, всех обижает. В прошлом году его воины приходили. Много зла делали: люди убивали, олешки убивали, все шкурки отбирали и чумы жгли...

— Кучумка приходи, мы — далеко уходи! — толковали старики. — Вогуличи Кучумку не хотят. Вогуличи Строгана хотят! Вогуличи главного Строгана хотят — Царя хотят.

Когда они узнали, что казаки идут к Царю, — почтению их не было предела. Приехали какие-то местные князья, понавезли мехов, притащили тяжеленный морской рыбий зуб, которому не было цены на Москве. Казаков затаскивали в чум и норовили в знак гостеприимства уложить со своими женами.

Сплавляясь вниз по Оби, казаки переговаривались и, хихикая, утверждали, что ни один не оскоромился. Черкас, который тосковал по своей татарке, поверил, а Болдырь — нет.

Вогуличи, чуть не все, рвались в проводники. Выбрали самых опытных и надежных.

— А грабануть бы их! — мечтательно сказал как-то Волдырь. — Тут ведь рухлядишки — немеряно! И все ведь Строгановы за бесценок заберут...

— Я тебя зарежу, — спокойно сказал ему Черкас. — Только тронь — зарежу!

— Уж и сказать нельзя! — надулся Болдырь. — Я же гадательно — мол, не худо бы... А ты сразу всерьез — зарежу! Еще посмотрим, кто кого зарежет! Напугал, тоже мне, до смерти! — А через несколько дней проговорился: — Кабы не нужны были проводники, так лучшего ясака и желать не надо!

Проводники свое дело знали плотно. Вели толково и быстро. Все обские протоки знали как свою ладонь.

Но мешали медленно уходившие на север, к Студеному морю, льды.

На Щугоре, на переволоке, встретили людей совсем неведомых — черноволосых, раскосых...

— Самоядь, — пояснили вогуличи.

Новые охотники были на широких лыжах, подбитых нерпичьей шкурой, чтобы назад не скользили. Бегали они шустро, морозу не боялись — ходили без шапок. Волос не стригли, бород не брили — потому не росла у них борода! Так, три волосины на одну драку, как щетина у поросенка в голодный год.

С большим интересом рассматривали они струги, пищали, пушечку... Потом принялись что-то толковать.

— Чего они говорят? -- спросил Черкас.

— Они говорят, — перевели вогуличи, — что там дальше, в Обской губе, стоят вмерзшие в лед два корабля — много больше ваших.

— А люди-то где с этих кораблей? — расспрашивали казаки.

— А мы их всех убили! — с подкупающей простотой отвечали самоедцы. — У них железная труба шибко громко кричит. Огнем плюется. Они на нас железной трубой кричали, мы их убили всех...

— А чьи люди-то были? — спрашивал Черкас. — Строгановых?

— Нет, нет, — отрицательно мотали круглыми головами самоедцы, — там совсем не московские люди были, и не вогуличи. Мы их убили! Они спрашивали, где Кучумка живет. Они к Кучумке плыли. А мы Кучумку не любим. Мы его гостей убили!

Это была английская экспедиция, которая с огромным трудом достигла берегов Оби и даже зашла в ее дельту...

Впоследствии знаменитый Маметкул подтвердит, что именно в то время, когда в пределах Сибирского ханства появился отряд Ермака, только что переваливший Урал, в устье Оби подданными Кучума (а ими он считал очень многие народы, в том числе и тех, кто об этом не знал) были истреблены команды двух кораблей, пытавшихся подняться вверх по Оби. Если бы это произошло, то Ермак столкнулся бы с двумя прекрасно снаряженными и вооруженными пушками большими кораблями, которые тоже шли в Кашлык.

Кому принадлежали эти корабли, кто был в команде так и не было выяснено. Скорее всего, это была тайно снаряженная английскими купцами морская экспедиция для освоения морского пути в Сибирь. Задача поисков прохода в Китай и Индию уже потускнела и не была так привлекательна для англичан, как прежде. Ее заслонила другая, более достижимая: проход на Обь, о которой ходили легенды. Богатства этого края представлялись бесчисленными. Здесь мечтали получать по баснословно дешевой цене драгоценные меха и золото.

Откуда ползли такие слухи? Да в основном из строгановских вотчин.

Некий уроженец Брюсселя Оливер Брюнель, прибывший по торговым делам в Холмогоры, был там арестован по подозрению в шпионаже. Сидеть бы ему и сидеть в ярославском остроге, где он уже пробыл несколько лет, не появись в его судьбе Строгановы-старшие. Они выкупили торговца и наняли его к себе на службу.

Брюнель дважды побывал с купеческими поручениями на Оби. Первый раз сухопутным путем, Печорским ходом. Второй — морским, вдоль берегов Печоры. Строгановы тщательно оберегали тайну Печорского хода, но Брюнель сумел так втереться в доверие, что ему не только тайну открыли, но поручили построить два больших корабля по европейскому образцу на верфях Двины. И такие корабли были построены русскими плотниками под присмотром пленных шведов.

Строгановы поручили Брюнелю набрать команды моряков на эти корабли и отправили его с большими деньгами в Антверпен. Где, как и следовало предположить, Брюнель и не подумал это поручение выполнить.

С огромным трудом пробравшись через несколько воюющих стран во Фландрию, Брюнель решил основать собственное дело и заняться освоением Сибири самостоятельно.

Он свел знакомство со многими знаменитыми географами, купцами, мореплавателями. Рассказывая им небылицы о сибирских краях и о легкости прохода в Китай северным путем, он сумел-таки снарядить экспедицию, находясь уже на датской службе в городе Бергене.

Корабль Брюнеля дошел до острова Вайгач, но не смог пройти в Карское море. Льды погнали его обратно. В устье Печоры он сел на мель на своем хваленом, европейской постройки корабле и едва не погиб.

Таким образом, Сибирь не была для мира страной, вовсе не знаемой. Известна была туда дорога и с юга, и с севера. Но одно дело — знать, а другое — суметь пройти. И это оказалось не под силу покорившим все океаны английским и датским морякам!

А казаки плыли по Печоре, переволокшись из Щугора. Тянули доверху груженные струги, не подозревая, что рассекречивают строгановскую тайну Печорского хода и совершают, таким образом, географическое открытие, или, пожалуй, подтверждают его, поскольку этим путем, вокруг Тюмени, плавали русские люди и прежде. И нисколько своими стругами не гордились. Не кичились своими подвигами и не делали из своих открытий тайны ни для кого.

Пленение Маметкула

Когда наши предки владели Старым полем, их погубили раздоры. Монголов, сказывают, всего было тысяч пять. Но это был кулак, а наши в степи, и Русь тоже — все в разброде были. Князей как грачей на пахоте, и каждый к себе тянет, других превысить норовит... Казаки сидели на солнечном пригорке, грелись после долгой зимы. Любовались, как по первой траве ходят сбереженные за зиму кони и казаки, что помоложе, скачут на неоседланных, пуская стрелы из короткого лука-сагайды в цель.

Гордыня есть первейший грех, — поддержал Ермака Старец. — И не в том она, что шапка соболья, а в том, что каждая вошь кричит: «Меня не трожь! Я превыше Царя!» И один такой, и другой, а выходит — вея сила на распрю ушла.