Генрих Четвертый и Генрих Пятый глазами Шекспира - Александра Маринина

спустя. Люди короля были утомлены и голодны, но, несмотря на присутствие французской армии, тенью следующей за ними, Генрих приказал идти на Кале. Все понимали, что, прежде чем добраться до города, ему придется столкнуться с врагом»[26].

Вот и получалось, что, с одной стороны, англичане не встретились с французами сразу после тяжелой переправы, чем разрушили план Карла Шестого (а это плохо для него), с другой же стороны, противник все равно малочислен и сильно ослаблен, а добраться до Кале, где можно восстановиться и переформироваться, мешает огромная французская армия. Перед военным руководством Франции стоит задача принять решение: продолжать придерживаться тактики «выждать, пока они совсем ослабеют и перемрут от голода и болезней», или дать решительный бой.

Коннетабль рвется в атаку:

– Если мы сейчас не сразимся с англичанами, то потеряем Францию. Нам не будет здесь жизни, придется бросить все и уехать, оставив прекрасную страну на разграбление варварам.

Ну, его-то как раз можно понять: под его началом большая сильная армия, сытая и здоровая, и есть прекрасный шанс увековечить себя при помощи блестящей молниеносной победы.

Дофин произносит выспренную тираду про побеги и стебли, запутанную и «красивенькую», смысл которой короток и ясен: нынешние англичане – потомки нормандцев, наших соотечественников и земляков, и если они сейчас победят, это станет величайшей насмешкой над нами же. Герцог Бурбонский вообще норманнов не любит, называет англичан «норманнскими ублюдками» и клянется в случае поражения французов купить себе грязную ферму в Англии и переселиться туда. А ведь как в воду глядел: Жан I де Бурбон попал в плен во время битвы при Азенкуре и остаток жизни (до 1434 года) провел в английской тюрьме. Легко Шекспиру было так язвительно шутить, зная, чем дело кончилось…

– У англичан нет военного энтузиазма, – уверенно продолжает коннетабль. – Да и откуда ему взяться? У них там такой климат, что у людей вообще сил нет ни на что. Туманы, холода, солнечных дней почти не бывает, урожаи не вызревают. Они пьют какое-то пойло из ячменя, которое только для лошадей годится, поэтому у них кровь как ледяная вода. То ли дело мы! Мы, французы, пьем хорошее вино, и оттого у нас кровь горячая. Ради нашей же чести мы не должны сидеть сложа руки!

– А все бабы над нами смеются, – жалуется дофин. – Они говорят, что мы стали слабаками и им теперь придется трахаться с английской молодежью, чтобы нарожать для Франции новых достойных бойцов, прикиньте!

– Именно! Нас, французов, посылают к англичанам учить их нашим танцам и говорят, что мы все равно ни на что больше не годимся, – подхватывает герцог Бурбонский. – Мол, наша сила в пятках и уж в чем мы истинные мастера – так это в том, чтобы убегать от врага. Ну куда это годится?

Король Карл, слыша доводы в пользу только одного решения, готов согласиться с предыдущими ораторами и велит позвать герольда по имени Монжуа.

– Пусть отвезет врагу наш вызов. Выше головы, принцы, нужно кровью смыть стыд наших прошлых поражений! Англичанин Гарри рвется в глубь страны, он уже взял Гарфлер, так покажите ему, где раки зимуют, обрушьтесь на него, как лавина, нанесите мощный удар, сил у вас достаточно. Возьмите короля в плен и притащите в Руан в повозке.

Боже ж ты мой, в какую такую «глубь» рвется Генрих Пятый? Он двигается в Кале, к побережью, на самый край Франции. Шекспир опять на карту не посмотрел, что ли?

Обращаясь к присутствующим высокородным принцам, герцогам и баронам, Карл Шестой называет каждого по имени. Восемнадцать имен-фамилий-титулов произносит! Воспринимать это на слух – легче застрелиться. Да и читать тоже муторно. Для чего Шекспиру понадобилось так отягощать текст громоздкой информацией, если из восемнадцати перечисленных человек в пьесе реально участвуют только четверо (коннетабль и еще трое, включая герцога Бурбонского), а остальные четырнадцать так и остаются просто именами, ни о чем не говорящими современному зрителю? Ответ незамысловат: все эти люди указаны в хронике Холиншеда как погибшие в битве при Азенкуре. Проще говоря, Шекспир сейчас дает нам понять, что король Карл Шестой в буквальном смысле посылает на смерть цвет нации. А. Азимов считает, что в шекспировские времена зритель был куда более подкован в истории и должен был радостно хихикать и потирать ладошки, слыша эти имена. Ну, может быть.

Коннетабль очень доволен решением короля:

– Это будет отлично! – восклицает он. – Эх, жалко, что у Генриха такое хилое войско, к тому же его солдаты устали и болеют. Я совершенно уверен, что как только он увидит нашу могучую армию, то обделается от страха и сразу предложит выкуп. Сражаться он не станет, кишка тонка.

Тоже можно понять: победа над слабым соперником не много стоит и чести не прибавит.

– Коннетабль, поторопите Монжуа, пусть едет к Генриху и скажет, что мы хотим узнать, какой выкуп он может нам предложить, – говорит король, после чего обращается к сыну: – А ты, дофин, останешься в Руане.

– О нет! – стонет дофин. – Ваше величество, ну пожалуйста…

– Наберись терпения, – строго отвечает ему отец. – Останешься со мной в Руане. А вы, коннетабль и принцы, отправляйтесь в поход! Скоро мы победим!

Уходят.

Так, один момент, попытаемся уяснить, кто где находится. «Останешься со мной в Руане» означает, что в данный момент Карл Шестой и его сын именно там и находятся, в главном городе Нормандии, поближе к войскам захватчика, что разумно и объяснимо. Смотрим в авторские ремарки этой и предыдущей сцен и видим, что Екатерина с Алисой пребывают в «комнате во дворце французского короля», а только что описанный эпизод происходит «там же», в «другой комнате во дворце». Что же получается? Что принцесса Екатерина тоже в Руане? А зачем? Для чего тащить юную девицу из столицы в зону военных действий? Ей там совершенно не место! Кажется, Шекспир об этом вообще не подумал… Или забыл, где у него Екатерина, когда писал про Руан.

Сцена 6

Английский лагерь в Пикардии

Входят с разных сторонГауэр и Флюэллен.

Эта сцена почти до самого конца – прозаическая, но смешного в ней куда меньше, чем в ставших уже привычными сценах с солдатами – бывшими друзьями Генриха Пятого.