По следу «Серого». Автобиографическая повесть (книга вторая) - Вадим Дёмин
По следу «Серого». Автобиографическая повесть (книга вторая) читать книгу онлайн
В картотеке абвера он значился как «Серый». Офицеры германской разведшколы заметили молчаливого, настороженного и внимательного, «левшу», метко стреляющего из револьвера с обеих рук, с непомерным усердием изучающего все дисциплины, и особенно рассказывающие о способах и методах убийства. Он ничем не выделялся из общей массы, оставался незаметным, умел затаиваться, выжидать, чтобы потом, как волк из засады, напасть на свою жертву. …Как гончие псы мы шли по его следу, бросаясь навстречу опасности…
После этого Фимушкин обошел весь строй и лично пожал руку каждому из нас со словами:
– Спасибо, Солдат, за Победу!
Некоторые робко возражали:
– … Но я – сержант, товарищ капитан.
Фимушкин вернулся на свое место.
– Я не ошибся, назвав всех вас солдатами. Я – тоже солдат! Это слово имеет несколько значений. И оно означает не только воинское звание. В широком смысле – это военный человек в любом звании опытный в военном деле; обладающий воинскими качествами. За годы войны мы приобрели большой опыт борьбы с врагом. А дело ее защиты стала для всех нас главной профессией. Поэтому все мы от рядового до маршала – Солдаты. Петр Первый, который ввел это звание в российской армии, прописал в Уставе: «Имя солдата просто содержит в себе всех людей, которые в войске суть, от высшего генерала даже до последнего мушкетера, конного и пешего…».
Когда-то в Италии так называли воинов-наемников, получавших жалование за военную службу. А само слово произошло от названия монеты, которой платили это жалование – сольди. В отличие от итальянцев мы с вами – не наемники. Мы по зову сердца встали в трудный час на защиту своей Родины. И мы выстояли. Мы победил врага. Мы сломали хребет фашистскому зверю. Задавили его в собственном логове.
Здесь в Западной Украине некоторые из нас впервые услышали слово «москаль». Так пренебрежительно, с оттенком презрительности нас называл украинские националисты. Но для нас в этом слове нет ничего унизительного. Слово это перекочевало из польского языка и обозначает как «выходец из Москвы, русский (солдат)». Запомните это на всю жизнь. Нас нельзя обидеть тем, что мы – русские, что мы – Солдаты! И поэтому я горжусь тем, что я – МОСКАЛЬ, русский солдат! С праздником Победы вас, мои боевые друзья! Ура!
Слова Фимушкина были настолько точными и правильными, что едва прозвучала команда «Разойдись!», как послышалась другая:
– Качать комбата!
Сразу же после построения Страхов вызвал меня к себе.
– Позвонили из строевого отделения. Завтра прибыть в штаб батальона для окончательного расчета и убытия в военное училище. Все, Николай Петрович, война закончилась, наши с Вами пути-дорожки разойдутся, и больше мы с Вами никогда не увидимся, – Николай Евгеньевич впервые за всё время нашего знакомства назвал меня по имени-отчеству. Обычно он так обращался только к тем людям, которых уважал. Для меня это был добрый знак. – Хотя, конечно, хотелось бы встретиться лет через двадцать и посмотреть, как у каждого из вас сложится жизнь, кто кем станет, чего добьется в жизни.
– Даст Бог, встретимся, товарищ лейтенант! Что-то мне подсказывает сердце, еще встретимся!
И мы, действительно встретились. Только не через двадцать, а через тридцать лет.
– Ну, дай-то, Бог! А тебе желаю поступить в училище, закончить его, дорасти до генерала! Воевал ты хорошо! За спины не прятался! В бою каждой пуле не кланялся! Товарищей не подводил. Как говорится, с тобой многие ходили в разведку, и каждый пошел бы еще раз!
Страхов пожал мне руку, а потом крепко, по-мужски обнял.
– Спасибо тебе за службу!
– Вам спасибо, Николай Евгеньевич! Если честно, с таким командиром и воевать не страшно! За Вами ведь мы были все как за каменной стеной! Хороший Вы человек!
– Извини, если когда-то обидел. Всякое бывало! Война…
Я видел по глазам Страхова, как тяжело ему было все это говорить – столько между нами за годы войны накопилось и служебного, и личного. Мы с ним, действительно, по- настоящему сроднились.
– Ну что Вы, Николай Евгеньевич! – стушевался я. – Все нормально! Обижаться не за что. Наоборот, я многому у Вас научился! Спасибо за науку! Побольше бы таких командиров! Если бы не Вы…
– Ну, ладно, – Страхов взял меня двумя руками за плечи. – Давай, иди. Тебе еще собраться надо! Если говоришь – свидимся, значит свидимся! Тогда не говорю «прощай»! До встречи! До свидания!
Я молча приложил к козырьку ладонь, затем повернулся, громко щелкнув при этом каблуками, и вышел из кабинета.
По пути из штабного домика в казарму я шел, тяжело опустив голову, стараясь ни на кого не смотреть. Слезы наворачивались на глаза. В августе 1943 г. после окончания Загорской школы радистов я впервые попал в минометную роту 237 ОСБ. С того дня прошел год и три месяца. Но для меня это была целая вечность. Я прекрасно помнил этот день. Все это время я гордо носил звание минометчика. И вот настал момент расставания…
Налетели воспоминания…
Для меня время словно побежало вспять, будто бы кто-то запустил обратный отсчет волшебного хронометра.
Я закрыл глаза, и в голове, сменяя друг друга как в детской игрушке-калейдоскопе отчетливо и ярко стали появляться картины из моего недавнего фронтового прошлого.
Они были настолько четкими и осязаемыми, что я вновь и вновь переживал каждое событие. Казалось, что они произошли не два-три года назад, а буквально вчера.
Я явственно видел лица своих товарищей. Но в большинстве своем это были лица тех, не дожил до победного дня. Почему моя память была так избирательна и сконцентрировалась именно на них?
Может потому что сейчас, когда закончилась война, они незримо были с нами и откуда-то сверху смотрели на нас, вместе с живыми сопереживали, радовались общей победе, безмолвно ликовали, понимая, что их жертвы не были напрасными, а их подвиг будут помнить всегда?
Долгие четыре года, день за днем мы с нетерпением ждали этого события. Мы приближали его в своих мыслях, мечтах: завтра, завтра, завтра… И вот оно, это «завтра» наступило.
Чувство безмерной радости, всеобщего ликования переполняло нас, но где-то в глубине души, в сердце было еще одно чувство – нестерпимая боль и горечь наших потерь. Не было ни одного человека, судьбу которого не затронула бы война, кто бы не потерял родного или близкого – мать, отца, брата, сестру, мужа, жену, невесту, жениха, друга, товарища…
Слишком дорогую цену заплатили мы за эту победу. Оттого мир приобрел величайшую, я бы даже сказал неизмеримую ценность. Когда мы добиваемся какого-либо успеха в спорте, учебе, работе, карьере и вообще в жизни, то при этом говорим: «Победа досталась дорогой ценой». А какова цена нашей Победы? С чем можно сравнить ее, чем измерить?
Думаю, что такой единицы измерения в мире просто не существует. Я уверен, статистика потом все подсчитает – сколько было убито и ранено на фронтах солдат, сколько мирных граждан погибло под бомбежками, замучено в концентрационных лагерях и угнано на работы в Германию, разрушено городов, сожжено деревень и хат, взорвано заводов, фабрик, мостов, количество оставшихся сиротами детей. Выведут результат до последней цифры.
Пройдут годы. Заводы восстановят, города отстроят заново, поля засеют и соберут с них новый урожай. И только людскую боль нельзя будет ничем заглушить, потому что уже никто не вернет обратно тех, кто отдал свои жизни ради Победы.
Я подумал: вот бы собраться после войны всей ротой или даже всем батальоном и вспомнить все…
У входа в казарму меня окликнул Агишев:
– Дёмин!
Его голос моментально вывел меня из состояния «сомнанбулизма».
– Ты где ходишь? Имущество сдавать думаешь?
Я промолчал. Спорить со старшиной было бессмысленно. Лучше молча подчиниться.
Но поскольку полностью переход от воспоминаний к действительности еще не завершился, и я, находясь под впечатлением переживаний, глядя на строгое лицо старшины, произнес:
– Спасибо вам за все, товарищ старшина!
– Ефрейтор, что с тобой? – испугался Агишев. – Уж не потерял ли ты что-нибудь из закрепленного за тобой имущества? А? Говори правду!
– Никак нет! Все в полном наличии!
– И что же ты тогда от меня хочешь?
Затем хитро улыбнувшись, добавил:
– А, понял. Портянки новые, небось, будешь просить?
– Никак нет!
– Ремень?
– Никак нет!
– Фуражку?
– Да нет же!
– Предупреждаю сразу: нового обмундирования
