Фаина Гримберг - Хей, Осман!

И вот наместники в Эски Шехире и в Инёню решили объединить свои войска и напасть на становище кочевников.

Эртугрул не мог знать об этом. Но гонец Османа принёс плохую весть. И тотчас Эртугрул начал отдавать приказы. Составили повозки стенами; часть мужчин и юношей становища осталась и готовилась к бою. Остальные надели джуббы - кольчуги с длинными боковыми разрезами - и помчались к Осману.

   — Будьте Осману хорошими акынджилер![249] — напутствовал всадников Эртугрул.

Мать Османа послала его прежнюю кормилицу и воспитательницу в юрту, где оставалась Мальхун, его молодая жена.

   - Ей, должно быть, не по себе в одиночестве, — говорила свекровь. - Да и боюсь я, как бы наши женщины не принялись упрекать её!

   - Да ведь она-то и есть настоящая причина войны, а все видят, что война вот-вот разгорится! — сказала кормилица.

   - Ты ничего не понимаешь! - рассердилась мать Османа. - Эта война всё равно должна была разгореться! Осману суждено сделаться полновластным правителем, а не каким-то наместником, подвластным монгольским прихвостням!.. А когда я говорю о женщинах нашего становища, ты знаешь, о ком я говорю!.. Поэтому ступай и проси почтительно мою невестку прийти в юрту ко мне!.. И если она и вправду умна, а она показалась мне умной, то она послушается и придёт!..

Мальхун сидела в свадебной юрте одна. Две приставленные к ней матерью Османа девушки-служанки попросили позволения отлучиться к своим родителям, и она отпустила их. Увидев полнотелую простую женщину, Мальхун не знала, что и думать. Но и та сразу увидела смятение Мальхун и заговорила быстро:

   - Сладкая моя! Не тревожься. Я не принесла дурные вести. Твоя свекровь просит тебя прийти к ней в юрту...

Мальхун тотчас же поднялась, закуталась в покрывало и пошла вместе с посланной в юрту свекрови.

Мать Османа обрадовались, когда полог приподнялся и невестка молодая вступила в её юрту. Угощение уже было поставлено. Мать Османа выслала всех и осталась наедине с невесткой. Она усадила её рядом с собой и обняла её ласково.

   - Дочь моя, ничего и никого не бойся, не опасайся! Когда твой супруг, мой сын, отъезжает по своим мужским делам, ты остаёшься под крылом моей защиты. Я - твоя свекровь, твоя вторая мать, я за тебя в ответе перед моим сыном. И в обиду я тебя никому не дам!..

Мальхун выслушала эти слова свекрови и поцеловала с почтением тыльную сторону ладони её правой руки:

   - Госпожа! Благодарю тебя за твою доброту. Я давно лишилась матери. Ты сказала, что теперь ты - моя вторая мать. Будь же отныне для меня единственной матерью.

Мальхун говорила искренне; она сразу почувствовала искреннюю приязнь к матери Османа. «Какое-то горе переживает эта женщина, - думала Мальхун, - какое-то неизбывное горе!..»

И во всё время, покамест не было Османа, Мальхун оставалась в юрте свекрови. Они вместе разбирали приданое Мальхун - чеиз, - которое прибыло на повозке вскоре после отъезда отца Мальхун из Эски Шехира. Мать Османа подарила Мальхун много красивых материй, платьев и украшений. Мальхун показала свекрови, как шить на гергефе. И много они беседовали. Свекровь рассказала Мальхун о страшном горе - о смерти своих малолетних дочерей, сестёр Османа...

   - Я - мать, я хотела спасти их любой ценой! Да, я искала помощи в обрядах многобожия, в язычестве, но разве не должна мать пойти на всё, лишь бы спасти своих детей? И ты не принимай меня за какую-то властительницу здешних мест, которая правит полновластно об руку со своим мужем-правителем! Супруг мой Эртугрул охладел ко мне. Я не знаю, что тому причиной! Я могла бы утешать себя и говорить себе, что причина этого охлаждения — моё обращение к обрядам многобожия; но не будут ли подобные утешения ложью? Не проще ли мне думать, что он просто- напросто разлюбил меня?! У него есть другие жены, они родили ему двух сыновей, братьев моему Осману... Сару Яты и Гюндюз преданы искренне брату. Но я боялась, что их матери станут настраивать исподтишка женщин становища против тебя...

   - Я обретаюсь под крылом твоей защиты, матушка, да я и сама также могу постоять за себя! Это с тобой я добра и кротка, и мягка, словно розовый лепесток! Для тех, кто захочет обидеть меня, я буду колючей веткой, усаженной острыми шипами!..

Мать Османа рассмеялась, затем снова посерьёзнела:

   - Ох, дочка! Пусть Аллах не допустит, чтобы ты узнала, каково это - не только делить любовь мужа с другими его жёнами, но и совсем лишиться его любви! Ох, каково это - проводить одинокие ночи, метаться на постели одинокой, кусать пальцы в отчаянии безысходном... Ведь это я была первой, кого полюбил Эртугрул! Мне первой сказал он любовные слова! Как я гордилась его красотой и силой, когда он был молод! Как мне было больно видеть его, когда он уже оставил меня! Как мучается моя душа теперь, когда он день ото дня стареет и я вижу, как слабеет его телесная сила! Но душа его крепка! Ты видела, как он приготовил становище к отпору врагам! Нас голыми руками не возьмёшь! Надобно будет, за оружие возьмутся и наши девушки, и женщины наши!..

Мальхун смотрела на свою свекровь; прежде Мальхун не встречала кочевниц...

   - Если в становище все женщины и девушки так же смелы, как ты, матушка...

   - Вы, жены и дочери насельников селений и городов, привыкли жить в каменных жилищах, не показывать своих лиц, не делать тяжёлую работу. Мы, кочевницы, иные совсем! Мы с детства привыкаем трудиться и воевать рядом с мужьями и братьями, наши отцы не держат нас взаперти. Да и жилища наши - лёгкие, не сходны с городскими домами-крепостями!..

   — А ты не хотела бы, матушка, пожить в подобном доме? - осторожно спросила Мальхун, помня о своих мечтах о хорошем доме для Османа и для себя.

   - Нет! - резко отвечала кочевница. Но тотчас лицо её приняло выражение озабоченности; - Отчего ты меня, милая невестка, спрашиваешь о каменном доме? Или тебе настолько тяжела жизнь в юрте?

   - Нет, - смутилась Мальхун, — жизнь в твоей юрте мне вовсе не тяжела. Здесь хорошо дышится, прежде мне не дышалось так вольно...

   - Ты правду мне говоришь? - спросила сурово мать Османа.

   - Я не лгу тебе, матушка. Но я и не могу скрыть от тебя мои желания. Хотелось бы мне, чтобы я могла встречать моего супруга, твоего сына, не только в юрте, но и в каменном жилище, убранном, как убирают дома в городе...

Мать Османа махнула рукой:

   - Я знаю, когда-нибудь мой сын переберётся на житье в большой дом, достойный правителя. Но от меня ты не жди такого переселения! Я в юрте родилась и умру в юрте, как бабки мои и прабабки!..

Так проводили время свекровь и невестка. А всадники — акынджилер - уже соединились с Османом и его спутниками. Теперь с ним был и его младший брат Гюндюз.

   - Что будем делать? Что решишь? - спрашивал Гюндюз.

   - Надо не допустить воинов Эски Шехира и Инёню к нашему становищу! - решил Осман.

   - Дорога для них одна - через Инёню, - сказал Гюндюз. - Там они соединятся с гарнизоном крепости Ин Хисар...

   - Так вот, этого не будет! - произнёс решительно Осман. - Этого не будет. Мы этого объединения не допустим!..

Гюндюз смотрел на брата недоумевающе. Гюндюз в свою жизнь видел только одну крепость — Биледжик, и она казалась ему неприступной...

   - Жаль, что нет с нами нашего брата Сару Яты и сыновей нашего дяди Тундара, — размышлял вслух Осман.

   - Можно послать за ними, - предложил Гюндюз.

Осман продолжал свои размышления вполголоса:

   - Рисковать или не рисковать?.. Нет, буду рисковать! Гюндюз! Скачи во весь опор к нашему отцу Эртугрулу! Скажи ему, что я прошу отпустить ко мне многих всадников и моих братьев! Отец поймёт меня!.. Бери в охрану десяток храбрецов и лети!.. И спеши, очень-очень спеши! Воины Эски Шехира и Инёню не оставят нам много времени!..

Гюндюз взял себе в охрану десяток спутников, и они полетели в становище. Меж тем, Осман и его акынджи двигались к Ин Хисару...

Гюндюз и его спутники подлетели к становищу на взмыленных конях и увидели, что становище окружено повозками, как будто стеной. Дозорные увидели всадников Гюндюза и встревожились. Тотчас пропустили их. Но покамест они ехали к юрте Эртугрула, по всему становищу уже разнеслась весть об их приезде. Многие решили, что Осман и остальные акынджи погибли! Женщины с криками отчаяния кинулись к приехавшим, хватались за стремена, спрашивали с плачем о своих мужьях, братьях и сыновьях...

   - Нет, нет! - отвечали спутники Гюндюза, едва переводя дыхание после быстрой скачки. - Все живы!..

Мать Османа стояла подле своей юрты, обнимая за плечи Мальхун. Обе замерли в молчании. И узнав о том, что братья, мужья и сыновья живы, женщины становища оглянулись на мать и жену Османа.

Тогда мать его отвечала с большой решимостью на невысказанные укоры: