Расколотая корона - Виктория Холт

город, он брал женщин, предавался разврату, а когда насыщался, отдавал их своим людям. Трудно было поверить в это, глядя на этого холодного человека, и было хорошо известно, что враги расскажут любую байку, чтобы его опорочить. Но в то, что он жесток, они вполне могли поверить.

Женщины тепло улыбались Санчо. Как же отличался их красивый молодой принц! Правда, рядом с другим он казался незначительным, но за это они любили его еще больше. Он был Санчо Сильный, который отличился в битвах и доставлял им такое удовольствие на рыцарских поединках.

— Да здравствует Санчо Сильный! — кричали они.

***

Король Наварры тепло приветствовал Ричарда. Он был в восторге, сказал он, принимать при своем дворе сына короля Генриха и королевы Алиеноры. Его сын Санчо часто рассказывал ему о талантах Ричарда, и он хотел с ним познакомиться.

Турнир начнется на следующий день, и он надеется, что Ричард доставит удовольствие зрителям, приняв в нем участие. Ричард заявил о своем намерении так и поступить.

— Сегодня вечером, — сказал король, — мы будем пировать в зале, а позже, я надеюсь, вы и ваша свита очаруете нас мелодиями, которыми вы славитесь.

Ричард ответил, что ему не терпится услышать песни Наварры, которые, как его уверяли, не уступают по очарованию и красоте песням Аквитании.

— Вы будете нашим судьей, — сказал Санчо. — Мой сын и две мои дочери споют для вас.

Санчо, король Наварры, был по происхождению испанцем, его предком был император Испании. Он женился на Беатрисе, дочери короля Альфонсо Кастильского. Он чрезвычайно гордился своей семьей — своей прекрасной женой, сыном, названным в его честь, который уже снискал славу доблестного воина и заслужил прозвище «Сильный», и двумя прелестными дочерьми, Беренгарией и Бланкой.

Ричард, как почетный гость, сидел по правую руку от короля, а рядом с Ричардом сидела дочь короля, Беренгария. Она была очень юна, изящна и обещала стать красавицей.

Они пировали и пили, а Ричард не сводил глаз с прелестной юной девушки, сидевшей рядом. По правде говоря, она была еще дитя, но ее ум поразил его, а позже, когда она запела, он был совершенно очарован и с трудом мог отвести от нее взгляд.

Ее отец, наблюдая за ними, заметил это и подумал, что, не будь Ричард обручен с Алисой Французской, из них могла бы выйти пара.

Ричард пел песни о любви и войне, но почему-то казалось, что о войне он поет чаще, чем о любви. Санчо-младший был иным. Этот герой, отличившийся в битвах с воинственными маврами, дрожащей страстью своих песен давал понять всем, что он еще и любовник.

Король оставался рядом с Ричардом и сказал ему, что знает о положении дел в Аквитании и сожалеет об этом.

— Люди хотят возвращения вашей матери. В этом нет никаких сомнений.

— Я это прекрасно знаю, — ответил Ричард. — Дал бы Бог, чтобы мой отец понял разумность этого шага.

— Это так противоестественно… муж держит в заключении свою жену.

— Мой отец может быть весьма противоестественным человеком, — в голосе Ричарда прозвучала такая ярость, что Санчо вздрогнул. Значит, это правда, подумал он, сыновья короля Англии его ненавидят. Он посмотрел на своего красавца Санчо и прелестных дочерей и возблагодарил Бога.

— И все же, если бы он осознал, что народ Аквитании никогда не успокоится, пока она остается в плену, возможно, он увидел бы мудрость в ее освобождении.

— Они ненавидят друг друга, — сказал Ричард. — Уже много лет. Я это чувствовал еще в детской. Он привел своего бастарда, чтобы тот воспитывался с нами. Гордость моей матери не могла этого вынести.

— Это можно понять.

— Конечно. Когда они поженились, положение моей матери было выше, чем его. Потом он стал королем Англии. Она была бы рядом, чтобы помогать ему… но он все испортил… своим распутством, как она говаривала. Я слушал, как они язвят друг другу.

— Вы горячо любите свою мать, я полагаю.

— Я бы на многое пошел, чтобы добиться ее освобождения. Я планирую довести отца до такого состояния, что ему придется выслушать мои условия, и первым из них будет свобода моей матери.

Санчо сочувственно кивнул, но подумал: «Тебе никогда не поставить Генриха Плантагенета на колени».

— В данный момент, возможно, лучше было бы убедить его, что ее освобождение сделает для Аквитании.

— Я уже это делал. Он не слушает. Он видит во мне сторонника матери и верит, что она способна лишь на предательство по отношению к нему.

— Возможно, если бы кто-то другой изложил ему дело.

Сердце Ричарда подпрыгнуло от радости. Именно за этим он и приехал в Наварру.

— Вы имеете в виду… вы бы?..

— Я имею в виду, что мог бы попытаться.

— Клянусь зубами Господними, вас он выслушает.

— Тогда позвольте мне попробовать. Я пошлю ему послание. Я скажу ему, что как сторонний наблюдатель вижу, как обстоят дела в Аквитании, и что народ там никогда не обретет мира, пока герцогиня в заточении.

— Если бы вы могли это сделать, вы бы оказали мне и Аквитании великую услугу.

— В таком случае я сделаю все, что в моих силах, — сказал Санчо Мудрый.

В ту ночь Ричард обменялся знаками с юным Санчо и принес вместе с ним рыцарскую клятву. Отныне они стали побратимами.

***

Сидя на помосте рядом с отцом, юная Беренгария наблюдала за блестящим зрелищем на лугу перед ней. Звучали трубы, на ветру трепетали пестрые вымпелы, и ее сердце учащенно билось в волнении, высматривая одного особенного рыцаря. Она узнала бы его сразу, даже несмотря на то, что по обычаю его забрало было опущено. Среди всех собравшихся не было никого столь высокого и статного, кто сидел бы на коне с таким достоинством, никого, кроме этого совершеннейшего из всех рыцарей.

Она говорила Бланке, что никогда не видела никого, кто мог бы с ним сравниться. Бланка соглашалась, что он и вправду видный рыцарь. Он так отличался от всех мужчин, которых они когда-либо видели, — в большинстве своем темноволосых, смуглых и невысокого роста. А Ричард, герцог Аквитанский, казалось, был из другой породы.

Так, верила Беренгария, выглядели боги — те, что некогда обитали на земле.

Она взглянула на отца; сегодня он был в своей усыпанной драгоценностями короне, ибо случай был великий. Он не станет выезжать на ристалище. Ее брат сделает это