Сборник проза и блоги - Макс Акиньшин

Он смотрит прямо мне в глаза, поверх темного зева моего посоха. Смотрит, не мигая и не отводя взгляда. Видно, что не врет. Совсем не врет. Понимает, что случится, если я не поверю. Я немного наклоняю ствол вниз и интересуюсь.

— Она сдохла?

— Нет, выключилась, — сообщает Фогель и утирает грязной рукой пот, — можно опять включить, это не проблема. Но по счетчику ей теперь остался час работы.

На его лице грязные полосы, я ухмыляюсь, до чего же он нелепо выглядит! Приходится проявить милосердие, достать из кармана платок и кинуть ему. Он вытирается и грустно добавляет.

— Есть еще две новости. Одна хорошая, а вторая плохая.

— Начни с плохой, — я чуть поднимаю ствол. Посмотрим, что он скажет. Хотя, может быть уже все равно? Что случилось, то случилось.

— Починить ее не удалось, она в аварийном режиме и через месяц рванет.

— А хорошая?

— Унитестер показывает, что недалеко есть еще одна Машина. Она работала первоначально до установки этой, а потом ее отключили от транспортировки. Заглушили ветку. Правда, та модель еще старее, но р’деляющие контуры у них одинаковые. Можно просто поставить тот и перезагрузить.

Я размышляю над его словами. Удивительно. Но Штуковин две. Мы с Ва облазили почти все наши владения, но никогда не встречали ничего подобного. Хотя возможно она где-то и есть — Мусорная долина огромна. На севере, так и вообще лежат неизведанные земли, идти туда далековато, а дермоны отбивают всякую охоту к прогулкам. Фогель виновато хлопает ресницами и продолжает объяснять то, чего я не понимаю. Что транспортное окно без Штуковины не откроется, а бежать от нее бессмысленно. Если возможность свинтить отсюда на орбитальную станцию, но ничего это не даст, радиус удара будет все равно больше. В общем и частном, мы все покойники. Он, я, образина дракон и те пара миллионов которые живут здесь. Живут, кстати, на птичьих правах, потому что никто в конторе не знает, откуда они навалились на частную территорию. В теории ни один живой организм не может проходить через работающее мусорное Окно. Это парадокс. Кажется, что последнее слово звучит как заклинание, словно колдунская мольба о помощи. Голос Фогеля предательски дрожит. Не обращая на его панику внимания, я хочу поинтересоваться, что это за частная территория, если я по праву являюсь владелицей Долины, но неожиданно для себя задаю совсем другой вопрос.

— Почему ты говоришь, что Штуковина рванет?

— А как она не рванет? Со стороны накопительного центра транспортный канал открыт. Примерно месяц местного времени, все отходы будут превращаться в энергию, пока не накопится достаточно, чтобы пробить дыру в поле. Потому что адресация уже настроена. И через нее — полыхнет, можете даже не сомневаться, — сообщает он и продолжает оттирать руки от плоти Штуковины.

— Принцесса, — строго напоминаю я.

— А? Что?

— Можете не сомневаться, Принцесса, — подчеркивая свой титул, объясняю я. Все-таки воспитания ему не хватает. Надо будет поучить его манерам, когда образуется свободное время.

— Конечно, принцесса, — кивает Фогель и в отчаянии облокачивается на прозрачный бок Штуковины, — если мы ее не запустим, она уничтожит все.

Руки у него дрожат. Он извлекает из нагрудного кармана бумажную коробочку, из которой достает белую палочку. Я с интересом наблюдаю, как он сует ее в рот и поджигает, потом тянет через нее воздух и выдыхает дым. Совсем как Ва, только у того дым идет из задницы. Милый, милый Ва. Почему я тебя не послушалась? Мне кажется, что я совершила глупость, пустив Фогеля к Штуковине. Или нет?

— Что это у тебя? — интересуюсь я. Посох никак не хочет умещаться в петле, туника немого завернулась. Наконец, я его прячу, сейчас он бесполезен. Палить мне не в кого, да и незачем. Как говорит Ва, а вернее его многомудрая Матушка: высиживать яйца можно только задницей, борода в этом деле не пригодится.

— Сига, — безучастно откликается Фогель. Задирает голову вверх, опираясь затылком на бок замершей Машины.

Сига! Интересно. Подойдя к м’технику, я откидываю ногой неосторожного мусорного слизня и усаживаюсь рядом. Ну, естественно не совсем рядом, это неприлично, а чуть в отдалении. Усаживаюсь и расправляю складки туники, все должно быть идеально. Спина прямая, ноги ни в коем случае не перекрещивать.

— Сига? Как в песне? — спрашиваю я. Нависшая над нами башня отражает голоса. Серый камень в лишайниках и вьющийся по нему чахлый бордовый плющ. Плющ никогда не рос здесь, у Штуковины, нормально. Его ветки засыхали, а листва опадала, несмотря на то, что в Долине он создает роскошные заросли, в которых можно потеряться.

— В какой песне?

Приходится ему объяснять про мафун и магию, распугивающую дермонов и дремучих крестьян. Я ему напеваю, стараясь чтобы было похоже.

— Это было худшее похмелье в моей жизни,

Всю ночь скотч, и шесть гамбургеров,

Пара сиг на завтрак — и только тогда я в порядке,

Ведь если ты хочешь жить круто,

Если хочешь жить круто,

Ты должен жить на крепкой, крепкой выпивке,

Крепкий, крепкий керосин!

Крепкий, крепкий керосин!

Фогель удивленно хлопает глазами, закашливается дымом и подпевает мне

— Крепкий, крепкий керосин!

Мы сидим, облокотившись на бок Штуковины, и орем во все горло припев. Два потенциальных мертвеца у молчаливого палача, который убьет их через месяц. Скашиваю глаза на Фогеля, за его весельем виден страх. Как там было? Парадокс? Повторяю заклятие про себя и прислушиваюсь, ничего не происходит, эта магия мне не по зубам.

В конце концов, я забираю у м’техника сигу и пробую вдохнуть дым, несмотря на предупреждения, что этого не стоит делать. Пробую и тут же зарекаюсь проводить эксперименты. Меня начинает тошнить, я кашляю. Дыхание перехватывает и мне кажется, что я сейчас лопну. Из глаз и носа течет. Никакого — в порядке, как обещала песня, почти отпустившее похмелье становится только