Благовест - Алиса Клима

Вера держалась несколько секунд, а потом начала тоже громко стонать и покрикивать.

– Терпи, казак, атаманом будешь! – завопила Клавка и еще пуще захлестала. – Сейчас всю дурь вышибу – и пойдешь с комиссаром чай пить. А то и…

– Клавка! Чтоб тебе пусто было! Кончай лупасить.

– Вертайся! Сейчас передок надраю, чтобы ты слаба на него стала. Бабка моя говорила, что бабу надо со всех сторон парить, чтобы порчу снять и мужику дорожку открыть…

Вера закрыла лицо руками и тряслась от смеха:

– Ну и глупая ж ты!

– Это еще посмотрим, кто тут глупый! Бабка моя была ведьмою – знахаркой то бишь. Она и безбрачия снимала, и порчи, и бездетность лечила. А этот дар, между прочим, передается. Вот увидишь! Нарожаешь детвору – вспомнишь меня…

Клавка бросила веник и, не предупредив Веру, обдала ее холодной водой. Вера издала плотоядный звук и застонала от удовольствия.

– Не знаю, как до порчи, но бабушка явно передала тебе дар банщика, – вымолвила она, еле поднимаясь с полки.

Клавка улеглась на место Веры, и теперь Вера начала ее парить.

– Сильней! Сильней! – кричала Клавка, а Вера лупила ее уже из последних сил. – Слабо! Еще!

– У тебя что, кожа слоновая? – проворчала Вера. – У меня уже веник истрепался!

Напарившись, Клавка заставила Веру снова лечь и снова стегала ее. Подлила воды на печь, да столько, что Вера зажмурилась, думая, что парится в последний раз.

Веник и пар выбили из нее не только все мысли, но и все чувства. Она пребывала в состоянии полного безмолвия ума и души. Только тело благодарно полыхало благостной энергией от долгожданной проявленной заботы.

Потом девушки ненадолго выскочили в предбанник и облились водой.

В это время в дверь постучали.

– Кто?! – недовольно крикнула Клавка. – Мы баню моем! Проваливай!

– Я тебе покажу «проваливай»! – раздался голос Фролова. – Открывай!

Клавка приложила палец к губам.

– Гражданин начальник вохры, нас начальник зоны направил! Не можем выйти – баню домыть велено. Тут все в испражнениях, вши плавают в моче…

– Тьфу! – послышалось за дверью.

Клавка захохотала, и они снова нырнули в парную.

– Балбесы цепные!

Девушки провели еще один раунд в парной, и Клавка собралась бежать за водой за баню.

–Заодно дровишек прихвачу – шобола[54] бы просушить.

– Ты же голая! Куда ты так? Вдруг охра спалит…

– Куда им, олухам! На дворе тьма-тьмущая. Увидят мой голый зад – подумают, луна упала с неба. Они же узколобые зуболомы…

Вера хохотала – Клавкина уверенность внушала смелость.

– Запарься тут пока! – Клавка плеснула на печь воды, и пар снова заклубился по бане. – Приду – и по последней.

Вера не могла уже лезть на полку – там было слишком жарко и душно – и стояла у печи, вся облепленная ошметками березовых листьев. Дверь в баню вскоре отворилась и закрылась со скрипом, и Вера крикнула сквозь дым и пар:

– Что-то ты быстро!

Она обернулась и застыла в оцепенении. В полумраке бани и опадающем паре стоял Ларионов и смотрел на нее. Вера даже не прикрылась, а продолжала тоже смотреть, словно ее загипнотизировали.

Дверь снова скрипнула. В баню завалилась обнаженная Клавка с кучей дров на руках и уперлась в Ларионова. Дрова рухнули на пол, и девушки вдруг в один голос завизжали. Ларионов очнулся и быстро вышел, закрыв за собой дверь.

Немногим ранее Фролов решил пойти к Ларионову и доложить, что в общественной бане заперлась заключенная и отказалась его впустить, ссылаясь на приказ его, Ларионова, мыть баню. Он отправил Фролова восвояси и решил разобраться сам, памятуя, что Вера и Клавка собирались там встретиться.

Теперь он шел в дом через плац, и сердце колотилось от невыносимости его положения. Надо было что-то решать со всем этим. А чтобы что-то решить, необходимо было решиться.

– Все, девка, – покачала головой Клавка, когда они уже одевались в предбаннике. – Ларионов тебя голой увидал – это к добру.

– Он и тебя видел! – усмехнулась Вера. – А это к чему? К полнолунию? Хватит тут ведьминские прогнозы строить, шаман ты наш белобрысый.

– Эх, зря ты так! – вздохнула Клавка, повязывая косынку. – Что же делать ему? Ты только захоти, он и луну с неба достанет.

– Луну-то он, может, и достанет, – грустно сказала Вера. – А вот простых вещей не понимает…

– Дурью ты маешься. Прости и не серчай. – Клавка влезла в валенки, и они вышли на мороз. – Ох, благодать! Бабье счастье – служить мужу и семье. Это моя бабка говорила, а она была при муже и семерых детях. Знаешь, если бы ко мне кто-то так со всей душой, я бы у ног его была всю жизнь.

Идя к бараку, они какое-то время молчали.

– И я бы была у его ног, да не судьба… А после парной и впрямь благость такая.

Клавка вздохнула. Она, как и все, кто хорошо знал Веру и Ларионова, чувствовала, что за их историей кроется что-то помимо непоколебимых установок Веры не вступать в связь с начлагом. Но спрашивать не решалась, так как было это бесполезно. Вера уклонялась от таких разговоров, а иногда и обрубала их.

– Тогда действуем как условились, – тихо сказала Клавка перед входом в барак. – Операция «Сон в летнюю ночь» начинается!

Вера натянула Клавке косынку на глаза, и девушки вошли в барак.

В бане они обсудили план по шмону конюшни. Клавка по блатным канонам поклялась Вере никогда и ничего не раскрывать Ларионову. Вера честно призналась Клавке о разговоре с ним, о его недоверии к расследованию. Вскользь упомянула ссору.

Несмотря на то что Клавка считала Веру «жеманной провокаторшей», она была тверда в своей солидарности с Верой, как с проверенным товарищем, и искренне верила в подозрения относительно Грязлова. Клавка бы еще сомневалась, если бы сама не видела в ШИЗО нацарапанное Анисьей под нарами слово. Но после ШИЗО она полностью встала на сторону Веры, дабы вывести Грязлова на чистую воду.

Утром следующего дня Вера собралась на репетицию в актовый зал. Артисты, вопреки постоянным инцидентам в лагпункте, неплохо знали роли. Оставалось провести прогон перед выступлением. Роли были давно распределены; прошло много читок и репетиций.

Для создания костюмов Ларионов позволил обратиться к портному зоны Яше, а декорации и бутафория постепенно с лета делались Мартыновым и местной художницей Лизой