Ближний круг госпожи Тань - Лиза Си

женщины, и потому лечить ее в десять раз сложнее, чем мужчину.

Только тот, кто состоял в браке так долго, как бабушка, может позволить себе отмахнуться от мужа. Во-первых, потому что меня пригласили помогать кому‑то столь высокопоставленному, а во‑вторых, из-за отношения к этому древнему поверью. Ее глаза сверкают, когда она произносит главную истину:

– Женщина и есть женщина, независимо от того, родилась она в грязи или на шелках.

Мой брат Ифэн желает мне удачи, напоминая, что это принесет пользу обеим семьям, и Ян, и Тань.

– Моя жена, наши дети и я благодарим тебя, – говорит он, хоть и понимает, что все зависит от результатов лечения.

Госпожа Чжао не имеет права решать, будет ли она сопровождать меня, но она и так всю свою жизнь ничего не решает. Я надеюсь и на то, что ей понравится поездка, и на то, что она поделится со мной своим опытом.

Сложнее всего прощаться с дочерями. Я говорю старшей девочке:

– Ты уже в том возрасте, когда могут появиться соблазны. Не позволяй себе обратиться упавшей в грязь нефритовой заколкой.

Юэлань смеется и спрашивает:

– Где я тут вообще могу встретить незнакомца?

Средней дочери я говорю:

– Я полагаюсь на тебя. Оберегай репутацию старшей сестры – у нее скоро свадьба, и присматривай за младшей – Айлань нужно ходить каждый день.

Чуньлань кивает с торжественным лицом. А что же малышка Айлань? Она плачет и не может успокоиться.

– Не бросай меня, мама. Не бросай меня!

Глядя на ее зареванное личико, я едва не теряю самообладание, но собираюсь и говорю не только ей, но и себе:

– Будь храброй.

Все домашние приходят к парадным воротам, чтобы попрощаться со мной. Маковка стоит неподалеку, переминаясь с ноги на ногу, готовая бежать рядом с паланкином к причалу, как делала это во время всех важных путешествий в моей жизни. Мои сундуки и коробки заранее погружены на корабль.

Мы с мужем держимся официально, как того требует случай. Я кланяюсь ему, он кланяется мне. И все.

Госпожа Чжао и охранники уже поднялись на борт, когда мы с Маковкой прибываем на пристань. Мы с наложницей и Маковкой разместимся в одной каюте, только служанка будет спать на полу.

Мы открываем сундуки и раскладываем вещи, которые пригодятся в путешествии: кисти, тушь и бумагу для письма, плащи на случай непогоды, баночки с засахаренным имбирем на случай тошноты.

– Ты планируешь сидеть в каюте все время путешествия? – спрашивает госпожа Чжао. Она уже не та красавица, какой была когда‑то, но стареет достойно, и в ее чертах проступает тихая прелесть, которая у меня вызывает умиление и восхищение.

– Я не хочу, и, надеюсь, вы тоже. Много лет назад вы дали мне урок, как путешествовать с комфортом на собственные деньги. Я готова платить, чтобы мы могли сидеть на палубе.

Госпожа Чжао улыбается.

– Значит, мы снова увидим мир.

При благоприятном ветре на лодке поднимают паруса. Когда он дует иначе, люди на буксирных тросах тянут лодку вверх по течению с помощью канатов. На мелководье лодочники используют шесты, при глубокой воде берутся за весла. Мы проходим через шлюзы, которые поднимают или опускают наше маленькое судно на нужный уровень. Мы плывем днем и ночью, преодолевая около девяноста ли между восходами солнца. Самое большое удивление вызывает, что лодкой управляет женщина. У нее жилистое тело, а лицо обветрилось от солнца и загорело. Она, несомненно, низкого происхождения, раз занимается подобной работой. Спит она под навесом на палубе.

Медленно вступает в свои права осень. Погода мягкая, а небо ясное, что позволяет нам с госпожой Чжао проводить много времени на палубе, любуясь пейзажами. Здесь, на юге, мы видим изобилие во всем. Деревни густо заселены, дома и прочие постройки сделаны из кирпича и покрыты черепичными крышами. Поля раскинулись широко и радуют пышным урожаем. Изредка мы видим женщину, черпающую воду из колодца или молотящую зерно. В остальном, кажется, земля настолько щедра и богата, что даже жены и дочери крестьян могут сидеть дома, ткать и вышивать.

Госпожа Чжао вовлекает меня в разговор, расспрашивая о моих дочерях и муже. Я правдива в отношении девочек и осмотрительна в отношении супруга. Нам с Маожэнем повезло, что мы любим друг друга, но мне до сих пор обидно, что в погоне за славой для семьи Ян он отстранил меня от дома и моих материнских обязанностей по отношению к дочерям и, как я надеюсь, к сыну.

Госпожа Чжао обдумывает то, что я сказала и о чем умолчала, и предлагает:

– Тебе следует написать ему. – Она не смогла бы удержать свое высокое, пусть и шаткое положение все эти годы, не будь искушена в вопросах, касающихся мужчин и их семей. – Нежности расточать не обязательно, хотя они не помешают.

– А как отправить письмо? Почтовая система предназначена только для императора и правительства.

– Можно нанять посыльного. Или подождать, пока дворец отправит письмо за тебя. – Она смотрит, как я обдумываю эти варианты. – Главное – показать мужу и свекрови, что ты хранишь его в сердце, несмотря на время и расстояние.

Я честно пытаюсь, но замираю над листом бумаги в растерянности, потому что мне не о чем писать. Только о том, что я хочу домой, хочу, чтобы мой ребенок развивался благополучно и чтобы это оказался сын. Я сдаюсь.

В другой раз госпожа Чжао спрашивает, не жду ли я встречи с Мэйлин.

– Вы всегда были близки, – говорит она. – Для вас это прекрасная возможность провести время вместе.

Госпожа Чжао знает нас с детства, и я могу признаться ей, что завидую Мэйлин из-за ее нынешнего положения. Глядя на меня с непроницаемым выражением лица, она говорит:

– Я разочарована в тебе. Ты родилась в хорошей семье. Единственной трагедией для тебя стала смерть матери. Мэйлин пробивалась в жизни, как семя из бесплодной почвы. Ты должна бы радоваться ее успехам!

Одно из худших качеств Змеи – зависть, и госпожа Чжао напомнила мне об этом. Я чувствую, как краска заливает мне лицо, но она еще не закончила.

– Подругу без недостатков не найти, – говорит она. – И хотя многие клянутся друг другу в вечной дружбе, ветер дует то с востока, то с запада. Но я никогда не думала, что ты станешь непостоянным и мелочным человеком. И вздумаешь предъявлять претензии к Мэйлин.

На мгновение я растерялась: позволительно ли наложнице критиковать меня? Но конечно, я знаю ответ. Госпожа Чжао – самый близкий человек в моей жизни, почти как мать.

– Спасибо, госпожа