Русская миссия Антонио Поссевино - Михаил Юрьевич Федоров

свою занятость русскими делами, оказался прекрасно осведомлён о делах Средиземноморья. Сразу видно, что его послы в Риме свой хлеб едят недаром.

— Император больше озабочен делами нездешними, — продолжил Баторий, намекая на интерес Рудольфа Второго к мистике, — и воевать тоже не хочет. Французы воюют с гугенотами. Испанцы увлечены голландской войной и грабежом своих заморских владений, и им тоже не до войны с турками. Эти чёртовы испанцы…

Поссевино, услышав упоминание нечистого, поморщился, но перебивать Батория не стал.

— Эти чёртовы испанцы натащили в Европу столько золота и серебра, что цены на всё растут, как трава весной[149]. А у меня ведь нет ни заморского золота, как у них, ни серебряных рудников, как у императора. Я за овёс для своей кавалерии сейчас плачу наполовину больше, чем Сигизмунд[150].

Баторий на мгновение остановился, словно вспомнив что-то.

— Ты знаешь, Антонио, султан мне недавно письмо прислал. Говорит — на тебе, Иштван[151], пятьдесят тысяч моих отборных солдат. Хочешь — воюй с царём Иваном, хочешь — с императором Рудольфом. Денег ещё обещал. Я, конечно, от всего открестился, не хватало ещё пятьдесят тысяч волков в мою кошару пускать, и денег не взял. Ты как считаешь — может, это он мне просто так намекнул, что вот они — пятьдесят тысяч, стоят на границе. Могут перейти, а могут и нет. Вот и думай, что хочешь[152].

Поссевино молчал. Может, прав был брат Гийом, когда говорил в Риме, на совете у папы, что Баторий может оставаться тайным приверженцем султана и их доверительность выходит за рамки обычных союзнических отношений? Но нет, поляки — народ решительный, и не сносить ему головы, если магнаты узнают, что их король подспудно защищает интересы турок. Но ведь его племянник сейчас правит Семиградьем, находясь в пределах доступности турецких солдат. Может, он опасается за Жигмонда?[153] Нет-нет, в делах большой политики — а Стефан, несомненно, большой политик или пытается им быть — семейные отношения учитываются даже не во вторую, а в третью очередь. Наверное, он действительно опасается без необходимости связываться с турками, ожидая удара от московитов или шведов.

— Хорошо, — сказал Поссевино, — о турках мы больше говорить не будем. Поговорим о московитах.

Ему показалось, что король, сдерживая волнение, облегчённо вздохнул. Замойский же оставался бесстрастен, и по лицу его совершенно невозможно было понять, как он воспринял отказ от обсуждения турецких дел.

— Святой престол желает использовать то бедственное положение, в котором оказались московиты, — произнёс легат, — и, чтобы они стали более сговорчивыми, было бы неплохо, если бы католические воины одержали ещё одну победу. Мне известно, что…

Лицо Батория расплылось в улыбке, и он не удержался от того, чтобы перебить легата:

— Войска уже готовы, скоро выступаем на Псков. Это большой и древний город, и, когда мы его возьмём, московитам деваться будет некуда.

— Хорошо. Теперь поговорим о делах духовных, ради которых я и приехал. В обмен на заключение мира я потребую, чтобы русские приняли положения Ферраро-Флорентийского собора. Тогда, почти полтора века назад, греки пошли на унию, потому что находились в безвыходном положении. Сейчас в таком положении находятся русские. Но для того, чтобы они потом, как и греки, не отказались от своих обещаний, не следует сильно озлоблять их. Тогда Речь Посполитая получит соседей-единоверцев, которые не ударят в спину.

Баторий задумался. Замойский склонился к его уху и что-то зашептал. Когда он выпрямился, король произнёс:

— Я могу обещать, что не пойду на Москву.

Этого было мало, очень мало. Король не упомянул о Новгороде, и это означало, что он имеет виды на этот город. Но сейчас настаивать не стоило. Сначала надо съездить к царю Ивану, узнать, на что рассчитывает он, и лишь потом, вернувшись к Баторию, продолжить обсуждение.

— Хорошо, — произнёс иезуит, — но кроме Московии в принятии католичества нуждается и Ливония. Думаю, после того, как войска Речи Посполитой закончат победоносную войну, это будет нетрудно сделать. Ведь ливонцы приняли лютеранство совсем недавно[154].

Баторий замялся, и за него ответил Замойский:

— Думаю, Святому престолу прекрасно известно, какого ожесточения порой достигает противостояние католиков и протестантов. И хотя в Речи Посполитой лютеране и кальвинисты не подвергаются таким преследованиям, как в других местах, но испанцы уже много лет ничего не могут поделать с голландцами-кальвинистами. Протестанты даже заявляют, что турки лучше, чем папа, а некоторые из них даже вышивают это изречение на своей одежде или на шапках.

— Да, мне известно об этом, — признался Поссевино, — но после того, как вслед за московитами из Ливонии будет изгнана Швеция, у Речи Посполитой не будет таких проблем, как есть у Испании в Нидерландах.

— Сначала надо с царём Иваном разобраться, — сказал Баторий, и Поссевино послышалось в его голосе неодобрение. Очевидно, говорить о большой войне со Швецией преждевременно.

— Я вернусь к делам духовным, — Поссевино снова заговорил на привычную ему тему. — На землях, отвоёванных Речью Посполитой у московитов, есть много угодий, принадлежащих Русской церкви. А академия ордена, которая основана в Вильно во время моего прежнего визита два года назад, нуждается в землях. Могу ли я получить королевское разрешение на передачу этих земель ордену?

Баторий и Замойский озадаченно переглянулись.

— Конечно, — сказал король, — но ты ведь сам только что сказал, что нельзя злить русских перед принятием ими католичества. И тут же убеждаешь меня, что я должен обидеть Русскую церковь. Я не понимаю тебя, легат.

— Всё очень просто, ваше величество. — Голос Поссевино стал елейным, как бывало всегда, когда он пытался убедить человека в необходимости дела, которое в действительности необходимым не было. — Поскольку русские скоро станут католиками, эти земли всё равно будут владением нашего восточного диоцеза[155]. Мы просто немного опередим события.

Баторий и Замойский снова переглянулись, и король расхохотался.

— Ай да иезуиты, — произнёс он сквозь смех, вытирая слёзы, — ай да молодцы! Что там будет дальше — Бог ведает, но они своего не упустят. Хорошо, получишь ты моё королевское разрешение, получишь. Будут вам земли.

— Благодарю, ваше величество, — произнёс Поссевино.

— Ступайте теперь. Езжайте в Дисну. Там дождёмся моего посланника из Москвы. Заодно поможешь нашим провинциальным пасторам вести службу.

Когда Поссевино и четверо его помощников, во время беседы легата с королём так и не сказавшие ни слова, покинули кабинет, Баторий обратился к Замойскому:

— Езжай вместе с иезуитом. Пригляди за ним. Ну, ты человек ушлый, не мне тебя учить. А я позже приеду.

В Дисне — замке, отстроенном в месте впадения речки с тем же