Георг Борн - Султан и его враги

— Или ты должен подождать, пока вернется благородный паша, или же я позову надсмотрщицу за гаремом, чтобы она переговорила с тобой.

— Позови ее!

Слуга удалился и вскоре вернулся со старухой, бывшей надсмотрщицей за гаремом Сади-паши.

— Вот старик-дервиш, — сказал слуга, указывая на Лаццаро.

— Отведи меня к своей госпоже, — сказал Лаццаро, — я могу помочь ей и спасти ее.

— К ней никто не может пройти, — отвечала старуха, — греческий врач строго запретил это, поэтому я не могу отвести тебя!

— Я хочу спасти ее!

— Сегодня ей и без того лучше, — продолжала старуха, — и доктор сказал, что наша госпожа выздоровеет, если только все его предписания будут в точности исполняться.

— Наша госпожа выздоровеет! — вскричал старый слуга, радостно всплеснув руками. — О, слава и благодарение Аллаху!

Это было неожиданным препятствием для Лаццаро…

— Так ты не хочешь пустить меня к ней? — еще раз спросил он.

— Я не могу взять на себя ответственность за это, — отвечала старуха.

— Знает ли Сади-паша о том, что сказал доктор? — спросил Лаццаро.

— Нет, эта радость еще предстоит ему!

Тогда Лаццаро поспешно удалился.

— Теперь я понимаю, — сказал слуга, — этому дервишу нужен был какой-нибудь подарок, и вот теперь он поспешил на вокзал к нашему господину, чтобы передать ему приятное известие и получить за это бакшиш.

Между тем в это самое время Сади провожал Зору, уезжавшего в этот вечер в Лондон.

— Мне кажется, — говорил Зора, — что и ты недолго останешься в этой неблагодарной стране, которую глупый фанатизм и недостойные правители ведут прямо к гибели. Я уезжаю потому, что мне надоело получать за мою службу одни оскорбления.

— И ты никогда больше не вернешься? — спросил Сади своего друга, прощаясь с ним на платформе.

— Не думаю, Сади, но, несмотря на это, я надеюсь снова увидеться с тобой, — отвечал Зора. — Если ты последуешь моему совету, то также уедешь, потому что, мне кажется, ты достаточно испытал на себе неблагодарность, и боюсь, что если ты останешься, то тебе придется еще немало испытать ее. Ты сам рассказывал, что едва избежал смерти, и хотя враги сохранили тебе жизнь, но это только пугает меня, и, мне кажется, Гассан прав, говоря, что ему и тебе предстоит мрачное будущее, если вы не устраните людей, стоящих теперь во главе правления.

— Я еще не отказался от мысли быть полезным моей родине, Зора, но даю тебе слово, что в тот день, когда я увижу, что мне здесь ничего не остается делать, тогда я с тяжелым сердцем, но все-таки оставлю эту страну, до тех пор я останусь здесь и не остановлюсь ни перед какими жертвами.

— Да хранит тебя Аллах! — заключил Зора этот разговор и, дружески простившись с Сади, сел в вагон.

В ту минуту, как Сади хотел выйти из вокзала, к нему подошел нищенствующий дервиш, голова которого была плотно закутана в капюшон.

Сади не любил дервишей, но, подумав о нищете большинства из них, хотел бросить ему несколько мелких монет.

Лаццаро, так как это был он, быстрым взглядом убедился, что он один с Сади. Минута была удобной для выполнения его плана мщения.

— Одно слово, паша! — сказал он, когда Сади хотел пройти мимо.

— Вот тебе! — отвечал Сади, бросая ему деньги.

— Благодарю! Я знаю, что ты добр, паша…

Сади хотел пройти дальше.

— Еще одно слово, паша, — настойчиво сказал дервиш, подходя ближе.

— Что тебе еще надо? — спросил Сади, взглянув на закутанную фигуру дервиша.

Тогда ему показалось, что в глазах дервиша сверкнула молния. Взор Сади остался как бы прикованным, он испытал на себе могущество взгляда Лаццаро.

— Важное известие, могущественный паша! — сказал дервиш.

— Кто ты? Твой взгляд напоминает мне взгляд грека, бывшего слуги принцессы.

— Что ты говоришь, паша, я бедный дервиш!

Тогда Сади повернулся, чтобы идти дальше…

Но в то мгновение, когда он повернулся, взгляд его невольно упал на зеркало, и он увидел, что сгорбленный дервиш вдруг выпрямился, отбросил капюшон, и в его правой руке сверкнул кинжал…

В своей жажде мщения Лаццаро забыл, что Сади мог видеть в зеркале все его движения.

Сади в одно мгновение обернулся и схватил грека за руку.

— Подлый предатель! Ты действительно слуга принцессы. Для чего у тебя в руках кинжал? — спросил Сади, бледный, но спокойный, крепко держа убийцу, который напрасно прилагал все силы, чтобы вырваться…

— Кинжал этот должен был убить тебя! — с яростью прошипел грек, снова устремляя на Сади свой гипнотизирующий взгляд. — Он должен был убить тебя, и то, что не удалось сейчас, удастся в другой раз…

На шум собралось несколько служащих железной дороги. Сади все еще держал Лаццаро за руку, в которой был кинжал.

— Позовите кавассов! — приказал он, и несколько человек сейчас же бросились исполнять его приказание.

Грек извивался, как змея, стараясь вырваться.

— Ты не уйдешь от меня, — кричал он Сади, — говорю тебе, что ты погибнешь! Кого Лаццаро поклялся погубить, тот погибнет, не сегодня, так завтра! Ты должен умереть.

В это время явились кавассы, показывая для виду такое усердие, что могли бы обмануть человека неопытного.

Сади передал им Лаццаро с поручением предать его суду как убийцу.

Кавассы схватили грека, и пока паша был тут, усердно стерегли его, но Лаццаро, зная их, не беспокоился.

Передав грека кавассам, Сади вернулся домой и там скоро забыл обо всем случившемся под впечатлением радостного известия о том, что Реции лучше и что появилась надежда на выздоровление.

Между тем кавассы вывели Лаццаро со станции железной дороги, тут их рвение стало уменьшаться.

— Отведите меня к благородному Гуссейну-Авни-паше! — сказал грек. — Мне надо передать ему важное известие.

— Тебе — известие? Из-за тебя нам идти в сераскириат? — вскричали кавассы. — Ну нет, мы отведем тебя на ближнюю гауптвахту.

— В таком случае я должен буду там повторить свое требование, и уверяю вас, что вам может порядком достаться, если из-за вас не удастся важное дело, в котором очень заинтересован Гуссейн-Авни-паша! — сказал Лаццаро.

Кавассы вопросительно переглянулись, в словах грека могла быть правда, потому что зачем ему было требовать, чтобы его отвели в такое время к военному министру.

Тогда они решили выполнить его требование.

Было уже далеко за полночь, когда они пришли в сераскириат.

Здесь они узнали, что Гуссейн-Авни еще не вернулся, и вынуждены были остаться ждать его, что привело кавассов в сильное раздражение.

— Идите спокойно и оставьте меня здесь, — сказал им Лаццаро. — Что вам еще надо? Чего вы ждете? Вы привели меня сюда, этого довольно. Кроме того, разве вы не знаете, что вам передал меня Сади-паша?

— Да, я узнал его, — сказал один кавасс.

— Что вам от него ждать или бояться? — насмешливо продолжал Лаццаро. — Ведь он теперь в немилости и скоро совсем исчезнет со сцены. Вот каковы дела Сади-паши!

— Он прав! — согласились кавассы.

— Его владычество скоро кончится, — продолжал грек. — И что вы знаете? Может быть, поднимая на пего руку, я действовал ради другого? — сказал, подмигнув, Лаццаро. — Может быть, мне было дано такое поручение?

Тогда, посовещавшись немного, кавассы решили последовать совету Лаццаро и уйти, оставив его, так как они решили, что, вероятно, сам Гуссейн-Авни дал греку поручение относительно Сади.

Едва кавассы ушли, как к Лаццаро подошел адъютант, спросив его, тот ли он грек, который требовал, чтобы его провели к министру.

— Это я, и мое донесение очень важно! — поспешно отвечал Лаццаро.

— В таком случае следуй за мной, — сказал адъютант и повел грека в ту часть дома, где находилась квартира Гуссейна-Авни-паши.

Военный министр только что вернулся из совета.

Войдя, Лаццаро упал на колени, отлично зная всемогущество министра.

— Что это за сообщение, которое ты хочешь мне сделать? — спросил Гуссейн-Авни-паша, глядя на грека своим проницательным взглядом.

— Ты несколько дней ищешь Мансура-эфенди, не так ли? — сказал Лаццаро.

— Мне кажется, что я тебя где-то видел, и теперь, когда ты назвал имя мудрого эфенди, я вспомнил, что ты был его слугой, — сказал Гуссейн-Авни.

— Точно так, могущественный паша, я был слугой Баба-Мансура. Мудрый Мансур-эфенди исчез…

— Я ищу его!

— Я и пришел для того, чтобы просить твоей помощи спасти его, могущественный паша! — продолжал Лаццаро. — Тяжелое несчастье обрушилось на Баба-Мансура, но ты можешь спасти его!

— Значит, ты знаешь, что сталось с эфенди?

— Да. Золотые Маски схватили Баба-Мансура, чтобы убить его.

— Золотые Маски? — мрачно и с удивлением спросил Гуссейн. — Я слыхал только об одном, разве их много?