Йожо Нижнанский - Кровавая графиня

С необычайной силой вспыхнуло в нем искушение уложить все в сундучок, исчезнуть с ним в неведомом мире и начать совсем иную, незнакомую, прекрасную жизнь.

Нет, еще бы один такой сундучок, и уж тогда прощайте, Чахтицы! Этим решением он пересилил искушение, перед ним зажглась новая надежда. Магдула Калинова сейчас презирает его, но то ли она запоет — причем довольно скоро, под Новый год, — когда у него будет в два раза больше золота? Тогда он откроется ей и скажет: «Видишь все это? Стань моей женой, и один из сундучков — твой!»

На миг он уверился, что, одурманенная золотом, она кинется в его объятия и пойдет за ним хоть на край света. И тут же в памяти возник образ капитана Имриха Кендерешши. И он, вскипев от злости, задался вопросом: а не предпочтет ли она его сундукам с золотом улыбку этого капитана или какого-нибудь другого хлыща? Пусть только попробует — тогда несдобровать ей! А пока не настала решающая минута, она может спокойно спать, он будет охранять ее, простит все прежние оскорбления. А как же быть с Алжбетой Батори? Ничего, случится надобность, он сто раз обведет ее вокруг пальца, сто раз успеет освободить Магдулу Калинову.

Горбун снова сложил золото в сундучок, взял фонарь и понес свой клад в подвал, в безопасное место.

Он закопал его под огромной винной бочкой, через которую проходил тайный коридор. О тайнике в саду ему часто снились тревожные сны. Он просыпался ночью и спешил в сад — убедиться, что никто не докопался до его сокровища под старой липой.

На другой день рано утром Фицко покинул свою каморку, и сразу в замке стали снова слышны его крики и хохот. Он вел себя так, будто ничего не случилось, гонял гайдуков и подданных, раздавал приказы и осыпал всех угрозами.

Неожиданно на дворе он столкнулся лицом к лицу с капитаном Кендерешши и до того раскипятился, что едва не бросился на него.

Капитан насмешливо осведомился:

— Ну что, Фицко, ты уже снова на ногах?

Горбун кипел злостью и жаждой мщения, но все же ответил вымученной улыбкой. Он понимал, что капитан относится к нему свысока, что для него он не более чем ничтожная букашка.

— Слава Богу, выкарабкался! — притворно захохотал горбун. — Что ж, этот урок я заслужил. Поделом мне! Надо было знать, что негоже с вами связываться, господин капитан.

Тот рассмеялся:

— Наконец ты, кажется, взялся за ум. Лучше поздно, чем никогда!

— Чтобы доказать, что я уже забыл эту историю, я бы предложил вам даже дружбу, если бы вы по званию не были настолько выше меня.

— Да я бы не добивался этой дружбы, будь даже ты гораздо выше меня по званию!

Это неприкрытое презрение больно кольнуло горбуна, но он ничем себя не выдал, в нем уже созрел замысел, который не хотелось сорвать ни малейшей оплошностью.

— Я рад, господин капитан, что встретил вас: приказ, полученный от госпожи, мне следует выполнить тотчас, как только я встану на ноги.

Капитан слушал с интересом.

— Мне надлежит открыть вам некоторые тайны графини, которые она считает нужным вам доверить, — продолжал загадочным шепотом Фицко, хотя поблизости не было ни одной живой души.

— Тайны графини Алжбеты Батори? — удивился капитан.

— Разумеется, только некоторые, господин капитан, поскольку все тайны она доверяет очень немногим, — гордо ответил горбун. — Вот я, например, один из таких…

При всем своем любопытстве капитан возразил:

— Если госпожа считает нужным посвятить меня в свои тайны, так пусть сделает это сама!

— Мне приходится беречь свою шкуру, причем теперь больше, чем прежде, — засмеялся горбун. — Поверьте, господин капитан, не хотел бы я повторить ваши слова в присутствии хозяйки замка!

— А ты сумей и сберечь свою шкуру, и повторить мои слова, — отбрил капитан горбуна и повернулся, чтобы уйти.

— Зря упрямитесь! — Фицко был уверен, что завлечет капитана туда, куда ему нужно, если и не сейчас, так позже — непременно. — Не хотите же вы, чтобы чахтицкая госпожа сама водила вас по подземным коридорам и показывала вам тамошние помещения?

— Ты хочешь посвятить меня в тайны подземелья? — заколебался капитан.

— Только это, и ничего другого, — ответил коротко горбун, и глаза его засверкали. Он почувствовал, что капитан поддается соблазну.

Капитана действительно давно томило любопытство. От пандуров он наслышался невероятных историй о подземных коридорах, они дразнили его фантазию. И он уже не раз ждал случая, чтобы проникнуть хотя бы в подвал, который, как говорили, сам по себе впечатляет своей необъятностью и огромными, покрытыми искусной резьбой бочками, какие редко можно увидеть.

— И когда же ты намереваешься меня туда повести?

— Как только вы соизволите.

— Что ж, тогда веди.

— Только погодите чуть-чуть, господин капитан, я пойду за ключами и фонарем.

И он помчался в свою каморку, готовый прыгать от радости, что капитан так легко попал в ловушку. Конец тебе, капитан, конец! Только влезь в подземелье — никогда уже не увидишь Божьего солнышка.

Таков был замысел Фицко. Устранить капитана. Чем быстрее, тем лучше. Возвращаясь с ключами и фонарем, он обвел взглядом весь двор и все окна, чтобы удостовериться, что никто не видит, как он с капитаном исчезает в дверях подвала.

Любопытство капитана росло. Он ломал голову, стараясь понять, что же задумала Алжбета Батори, почему решила посвятить его в свои тайны. И вдруг, стоя в задумчивом ожидании, он услышал голос, звучавший на удивление глухо, словно доносился из подземелья:

— Капитан, будьте начеку!

Горбун приближался. Таинственное предостережение потрясло капитана, он неприметно огляделся. Перед собой он увидел лишь дверь каморки слесаря.

— Не выдавайте ничем, что слышите меня, — продолжал голос, и капитан почувствовал, что сквозь замочную скважину на него уставились чьи-то глаза. Предостерегающий голос исходил оттуда. — Не ходите в подземелье, но если вы все-таки пойдете, следуйте все время за Фицко, потому что…

Голос умолк. Горбун, которого, конечно, видел и тот, кто предостерегал капитана, был уже в нескольких шагах.

Кто же следил за капитаном и упреждал об опасности? Неужто Павел Ледерер?

Капитан недвижно стоял, мучимый тревогой и неуверенностью. Мысль лихорадочно взвешивала все происходящее.

Теперь было ясно, что Фицко ведет его в подземелье отнюдь не по велению своей госпожи. Капитан упрекнул себя в легкомыслии: он чуть было не попал в западню.

— Можно идти! Я готов! — вывел его из задумчивости голос горбуна.

Капитан испытующе всмотрелся в лицо Фицко, словно хотел прочесть на нем ответ на мучившие его вопросы. Но выражение этого лица было совершенно непроницаемо. Лишь в глазах таилось нечто такое, что вынудило капитана взяться за рукоять сабли. То был взгляд кровожадного хищника, подстерегающего удобную минуту, чтобы броситься на жертву.

— Что ж, пошли! — воскликнул капитан и твердо зашагал рядом с Фицко.

Искушение отбрить его, просто сказать, что он не желает идти в подземелье, было достаточно велико. Но ОН понимал, что тем самым достигнет лишь минутной победы, и ничего больше. Он чувствовал, что горбун что-то замыслил. И конечно, он не откажется от своего замысла и попытается снова его осуществить, как только представится возможность. Пусть же произойдет сейчас то, чему суждено произойти, — пусть Фицко еще раз убедится, что выбрал себе противника не по росту.

Горбун уже стоял на лестнице с зажженным факелом.

— Горе тебе, — крикнул капитан, — если ты не выполняешь приказ госпожи, а затеял какую-то подлость!

Он обнажил саблю, она зловеще заблестела в свете факела.

Фицко подумал было, что капитан раскусил его замысел и потому угрожает ему.

— Подлость? — засмеялся он. — Скорее всего, мне надо бояться идти с вами, господин капитан! У меня ни сабли, ни пистолета, одни голые, ослабевшие руки. Вы засомневались, опасаясь какой-то моей подлости? Что ж, вы не слуга, вам не обязательно исполнять повеления госпожи графини. Можете вернуться, я даже извинюсь за вас перед госпожой. Скажу, что тяжелый, затхлый воздух вредит вашим легким и что ради семейства, которое никак не дождется вас в Прешове, вам следует беречь здоровье!

Насмешки эти окончательно допекли капитана. Но он преодолел соблазн пнуть обидчика, чтобы он скатился со всех ступеней, крепко сжал рукоять сабли и воскликнул:

— Хватит болтать! Шагай вперед!

Горбун возликовал. Капитан все же решился идти. С каким наслаждением Фицко сообщил бы ему: «Вниз-то спустимся вдвоем, но наверх поднимется лишь один из нас». Вместо этого он усмехнулся:

— Больно уж вы нетерпеливы!

Фицко двинулся в путь, капитан — за ним.

Посреди множества бочек, в тяжелой винной духоте, горбун поднял кувшин, налил в него вина и выпил. Потом протянул кувшин капитану.