Владек Шейбал - Лейла Элораби Салем

был тяжелый гроб, похоронивший те чувства, кои он так долго, заботливо лелеял. Теперь он плакал, не заботясь, что кто-либо увидит его слезы. Самолет исчез, растворился в облаках, а артист продолжал смотреть в голубые небеса,не в силах ни обратить время вспять, ни вернуть Ирену.

На одеревенелых ногах Влад спустился с балкона, словно в тумане побрел прочь из аэропорта. Мимо него проходили-пробегали люди со счастливыми лицами: кто-то уезжал домой, кто-то встречал близких, а он не был ни тем, ни другим. Он оставил родную страну, любимая улетела от него. Гнетущая давящая пустота внутри завладела его душой, и ему хотелось лишь одного - сбежать ото всех, остаться в глубоком одиночестве, чтобы оно стерло боль в его душе.

Возвращался домой пешком. Уставший, голодный, зашел Владислав в маленькую квартирку, которую снимал напополам со студентом из Венгрии. Юноша еще отсутствовал и Влад даже обрадовался, что у него есть возможность обдумать дальнейшую судьбу.

В холодильнике на маленькой кухне, заваленной горой немытой посуды, почти ничего не было. Из действительно ценного стояла в углу бутылка виски - новая, неоткрытая. Пребывая еще в каком-то странном страшном трансе, смешанным с полнейшим чувством одиночества, Влад взял бутылку и ушел в свою комнату, слегка прикрыв дверь.

Постель была заправлена, вещи сложены по местам. Еще сегодня утром Ирена была здесь, с ним - живая, родная, любимая, а ныне она далеко, на большой земле. Улетела так быстро, ни секунду не колебаясь. А он даже с ней попрощаться не успел и покинут ею навсегда. Не в силах стоять на ногах, Владислав опустился на пол и сделал несколько глотков виски прямо из горла, дабы горьковатый вкус заглушил приступ горя в его душе. Он пил и пил, а слезы текли по щекам. В памяти всплыл их недавний разговор. Он поклялся ей сделать все возможное для их общего счастья, мечтал о детях и крепкой семьи - как у всех детей. Но, оглядываясь теперь уже иным взглядом на прожитый день, осознал всю глупость и ребячество сказанных слов и заверений. У него здесь нет ничего: ни дома, ни хорошей работы, он даже не знает языка, а собрался строить семью -только где и как? В этой маленькой съемной комнатенке вдали от центра Лондона? А дети? В любви и счастье к Ирене Владислав позабыл, сколько лет его супруге - без малого пятьдесят, а ему всего лишь тридцать пять. Он еще молод и у него есть и у него есть шанс впереди, а у нее уже нет. И даже если она подарит ему долгожданное дитя, как трудно, тяжко придется Ирене поменять блеск и славу актрисы театра и кино на пеленки-распашонки и бессонные ночи. Она давно поняла всю ту истину с первого дня, а он только сейчас.

Бутылка практически опустела, пальцы в бессилии отпустили ее и остатки разлились по полу, а бутылка со стуком покатилась в дальний угол, стукнувшись о ножку стола.

Утром вернулся сосед. Первое, что он сделал, направился было в комнату Владислава и, найдя того лежащим на полу, почувствовал удушливый запах алкоголя, и только затем нашел пустую бутылку виски. Молодой человек неистово принялся расталкивать Влада, а когда тот приоткрыл мутные глаза, воскликнул:

Какой черт тебя дернул взять мой виски? Я купил его на последние деньги для встречи с девушкой, - заходил по комнате, переполненный гневом и жалостью одновременно. - Господи, Влад, что с тобой? Зачем ты столько выпил?

Владислав слышал голос соседа, но не понимал из-за своего состояния смысл сказанных слов. Тошнота волной подступила к горлу и общим потоком вылилась наружу. Сосед поспешил на помощь. В ванной комнате подставил его голову под струю прохладной воды, держал так до тех пор, пока Влад не пришел в себя.

Через час оба сидели на кухне и пили чай. Владислав хотел молчать, но язык сам заговорил как бы в награду за оказанную помощь.

Она улетела обратно в Польшу, бросила меня насовсем.

Как? Неужели правда? А я-то думал, что все у вас получится.

Видно, я чем-то прогневил Бога: одна любимая умерла, другая отказалась жить со мной. Раньше я заботился о чувствах других людей, а меня в ответ не жалел никто. Ныне и мне никого не жаль, - он сделал глоток чая, пытаясь там самым избавиться от комка рыданий.

Зачем так говорить? Мир большой, а ты молодой. У тебя еще будет возможность найти другую - ту, что полюбит тебя.

Это будет так трудно сделать, потому что вопреки всем и всему я продолжаю любить Ирену больше своей жизни, - а про себя горько подумал: "Отец проклял ни за что меня на одиночество и оно сбылось".

Глава четвертая

После отъезда Ирены Владислав оставил польский театр: все, что так напоминало о ней, стало невероятно тяжелым, незыблемо далеким. Но жить и питаться тоже нужно, деньги, подаренные дядей Адамом, почти закончились. Необходимость найти работу - хотя бы временную, привела его в магазин деликатесов, хозяин оказался поляком. Влад, не зная английского языка в достаточной мере, согласился работать продавцом, половина его зарплаты уходила на съем каморки над самим магазином. Каждое утро без выходных ему приходилось вставать в пять утра, когда было еще темно и очень холодно. Согревая ледяные руки дыханием, мужчина принимал душ, пил горячий кофе и спускался к магазину, где по требованию хозяина убирал, раскладывал товар на витрину, а те продукты: оливки, колбасу, сосиски - мыл, менял подсоленную воду, дабы привести их в презентабельный вид. Презирая самого себя за обман покупателей, Владислав тем не менее продолжал работать продавцом, а его безупречные знания многих языков привели в этот маленький незаметный магазинчик десятки людей из Польши, Германии, Франции - все они оказались либо туристами, либо студентами. Многие из них приходили каждый день - преимущественно дамы, не столько ради покупки, сколько просто пообщаться, с умилением поглядывая на красивого продавца, не узнавая в нем некогда талантливого польского актера.

Обедал и ужинал Владислав за одним столом с хозяином и его супругой. Пожилая пара приняла его, увлекшись его рассказами и радуясь, гордясь в душе тем обстоятельством, что сидят так просто подле человека, которого видели год назад на экране в кино.

Перед сном каждый раз Влад украдкой пересчитывал деньги, скопленные за это время. Их по-прежнему было мало, а мечта о великих свершениях, о которых так заманчиво рассказывал Ирене, маячила далеко впереди тусклым огоньком, до которого следовало добраться. Чутье и интуиция, на которые