Ода на рассвете - Вирсавия Мельник

Медведь подошёл совсем близко. Он обнюхивал тело Лизы. На своей коже она чувствовала его тяжелое дыхание. Животное вдыхало запах ее ладони и случайно коснулось ее мокрым носом. Лиза ощутила, как на лбу у нее вышел пот. Она сглотнула и продолжила:

Когда испытанья лежат на пути,

Моя благодать и любовь впереди,

// Ничто никогда не причинит вреда;

Я сам охранять буду вас повсегда.//

Уши медведя напряглись. Он обернулся, что-то учуяв. Лизе стало совсем дико. Вскоре из-за сосен и елей, куда устремили свой взгляд зверь и его добыча, кто-то выбежал. Их было двое. Это были люди. Они спешили к ней. Одежда их- старые лохмотья, походящие на пижамы. С каждой секундой их приближения Лиза замечала в них до боли знакомые черты. Она обомлела. Сердце ее выскакивало из груди.

Медведю картина эта не понравилась вовсе. Он заурчал и убежал прочь.

Лиза не верила своим глазам. Да! Это были они, ее родители! Её отец и мать!

— Кто с верой слова Иеговы принял, — стал петь Федр Мохов последний куплет, подходя с трепетом ближе к дочери, словно к чуду, которое он надеялся увидеть всю жизнь и теперь боялся спугнуть его.

— Тот крепость и щит от врагов увидал, — подпела Наталья Михайловна со слезами на глазах.

Лиза присоединилась к ним. Никакие слова в целом свете не могли более яснее дать понять о их переживаемых чувствах:

// Душа! Если враг восстаёт на тебя,

Никак никогда не оставлю тебя. //

XVII

Всю ночь Леонид брел по тайге. Всю ночь он боролся с силами природы. Он проиграл. Дождь утих только к утру. Чувство безнадежности и разочарования угнетали его, как и намокшая на нем тяжелая одежда. Садовский шел, еле переплетая ноги. Он понимал, что потерялся сам, потерял Лизу и потерял всякую надежду на лучшее, на светлое.

Леонид несколько раз взбирался на высокие деревья чтобы осмотреть местность и сориентироваться. Но кругом он видел одно и тоже: леса, леса, леса, леса…

— Лиза!

Нет ответа. Ни одного звука. Он опоздал. От осознания того, что ее руки, ноги обгладывают хищники, что всех он отправил за тридевять земель и с ними может случится всё, что угодно и что во всём этом виноват он один, волна отчаяния поглотила его.

— А я ведь чуть Тебе не поверил! — язвительно бросил Леонид ввысь.

Он шел вперёд. Бесцельно. Бессмысленно. Он шел, ибо знал: одна остановка- и он сойдет с ума от безысходности. Садовский давно отпустил оленя, но чуткое животное верно шагало за своим хозяином. Леонид погладил его по морде:

— Один ты со мною остался, товарищ. Товарищ! А это не плохая кличка. Правда? — он заглянул в чёрные трепетные глаза зверя. События жизни вскипятили его кровь снова. — Э-эх-х-х-х…

«К чему ты бежал? Чего добился? — пытался Садовский разобраться в себе. — Ты хотел славы, богатства, величия, почитания, независимости… Влип же ты, идиот! Добился своего! Нечего сказать! Сам остался ни с чем и сколько людей сделал несчастными! Сколько людей из-за меня страдали и страдают! — перед ним промелькнула вся его жизнь. — Ненавижу себя! Ненавижу! — Леонид серьезно призадумался: — Славы? Богатства? Независимости? — он понял, что очень давно забыл об этом, как об совершенно ненужном. Куда же они подевались? Неужели они утратили свой смысл и значение? — Они погибли. Они свалились в пропасть вместе с… Еленой… Странно… Я ничего не чувствую… Неприятный осадок только… Что это? Неужели я не любил всего этого?! Не любил славу? Не любил Лену? Неужели я обманывался? Неужели это неправда? … Куда я забрел? Сам себя загнал в плен! Сам себя заковал в кандалы! …

Сколько обмана. Сколько коварства. Сколько злости.

Я своими руками убил невинных людей. Я своими руками заставил страдать ни в чем неповинных людей, и ещё бы дальше пошёл. Не остановился бы.

Моховы жили бы спокойно. Мать и Юра остались бы в деревне. Она бы им бесконечно радовалась, а он бы был ей опорой в старости. Рома бы закончил учебу и процветал в своем труде. Саша был бы под заботой родителей беспечным ребенком. А Лиза… Лиза бы лечила людей в деревне, приняла бы славу хорошего лекаря, вышла бы замуж и имела бы прекрасную семью. Как знать, быть может Владимир делал все из чистого сердца… А я? Я всё испортил. Ненавижу! — Леонид почувствовал, что он с головой уходит в болото. Выхода нет. Выхода нет. — Лиза бы сказала, что выход есть и он в Боге, — на секунду Садовскому стало теплее, но холод не заставил себя долго ждать. — Но где Он, когда так нужен?! …»

— Бог! — заорал он в небо. От отчаяния и гнева его голос исказился. — У меня нет больше сил! Я устал смертельно. Я — паршивый человек… Мне самому от себя противно. Я сдаюсь! — Садовский упал на колени и заплакал в голос. — Помоги мне! Покажи мне Себя! Докажи мне Себя! Если Ты есть, то сделай что-то в моей жизни! Сделай что-то с моей жизнью! Я сам уже не вынесу… Слышишь?

Когда Леонид оправился и продолжил свой путь, уже смеркалось. Неподалеку пробежала рысь и одиноко закричал зяблик. Температура воздуха начала снижаться и это изменение хорошо ощущалось через мокрую одежду. Вдалеке послышались странные звуки.

— Лиза? Лиза! — бросился туда Садовский.

«Неужели это она? Неужели я найду ее? Наконец-то! — внутри у него всё грохотало. В эту минуту он понял, что эта девушка слишком много значит для него. Как жаждет он увидеть ее глаза, ее улыбку и услышать ее голос, особенный и самый дорогой, который бы смеялся, пел и говорил о чудном Боге. — Просто не верится, что всё теперь… позади…»

Садовский встал, как вкопанный в землю. Сердце радостно уже не колотилось. Мужчина почувствовал, как оно упало в пятки. Перед ним было то, чего он не ожидал вовсе. Высокие серые стены с колючей проволокой наверху.

«Вот мой и конец, — понял Леонид. — Говорят, от судьбы не уйдешь… Похоже правду говорят. Интересно, от судьбы или от Бога? … Не знаю… Нашел я своё пристанище… Дальше иди не куда. Преступник должен быть наказан.»

Садовский всё снял со своего верного спутника и, отпустив его домой, к своим, пошёл искать вход в тюремный лагерь.

— Чего тебе тут надо? — крикнул на него один из охранников у ворот тюрьмы.

— Я — нарушитель всех законов против человека. Я завидовал. Я лгал. Я крал. Я убивал, — признался Садовский, протянув к нему руки, чтобы солдат мог наложить