Сергей Цветков - Карл XII. Последний викинг. 1682-1718

— Твой предшественник Чорлула умел находить деньги для уплаты войску, не трогая султанскую казну.

— Если он владел искусством обогащать твое величество грабежом, то я имею честь не знать этого искусства, — ответил Кёпрюлю.

Этот разговор положил конец его государственной деятельности — Кёпрюлю был сослан на один из островов Эгейского моря.

Новым великим визирем стал Балтаджи Мехмет-паша, некогда бывший дровосеком (его имя произведено от турецкого «balta» — «топор»). Он сразу зарекомендовал себя ярым сторонником войны с царем: дал аудиенцию всем иностранным послам, кроме русского, и несколько раз вызывал Понятовского на «конференции» (совещания).

Петр направил в Турцию гонца с личным письмом, в котором спрашивал, намерена ли Порта «мир нерушимо содержать». В подтверждение миролюбия султана царь требовал немедленного удаления из Турции Карла, виновника «всех ссор и подозрений»; в противном случае, предупреждал Петр, Россия будет «всякое воинское приготовление чинить» вместе со своими союзниками — Августом II и Речью Посполитой.

Однако эта и последующие грамоты до султана не дошли: по приказу Балтаджи царских курьеров задерживали на турецкой границе и «сажали в земляные тюрьмы», откуда они были выпущены только в 1711 году, после заключения мира с Россией. А командиры пограничных русских отрядов доносили царю, что в районе Ясс и Бендер скапливаются значительные силы турок — до 70000 человек.

Балтаджи вызвал в Стамбул крымского хана Девлет-Гирея, чтобы окончательно склонить султана к войне. Девлет-Гирей неизменно поддерживал Карла, и именно после его приезда в столицу «вся Оттоманская Порта о другом (т. е. о войне. — С.Ц.) раздумывать стала» (Тальман).

18 ноября 1710 года на совещании у султана было принято решение разорвать мир с Россией. Хан заявил, что твердо намерен «вернуться назад лишь с оружием в руках», и выразил радость по поводу того, что «наконец принято целительное решение, без которого ни он, ни сам султан не смогли бы в будущем прогнать врага от своих земель, уже почти полностью окруженных им».

Балтаджи никогда не командовал войском и потому решил на всякий случай подстраховаться. Получив из рук султана саблю, украшенную драгоценными камнями, он сказал:

— Твое величество знает, что я был воспитан, чтобы топором рубить дрова, а не командовать войсками. Я постараюсь хорошо служить тебе, но если мне это не удастся, вспомни, что я умолял тебя не вменять мне это в преступление.

Ахмет уверил его в своем дружеском отношении.

Глашатаи объявили народу о решении султана и, по обычаю, спросили:

— Каково ваше мнение?

— Хотим войну! — был единодушный ответ.

Новый французский посол маркиз Дезальер, по словам Тальмана, хвалился, что «более всего способствовал этому (войне. — С.Ц.), так как якобы он вел все дело своими советами». Французы «с великою радостию обнимали татар и называли их своими братьями».

20 ноября Турция объявила войну России. Толстой и другие чиновники были арестованы и посажены в Семибашенный замок, их имущество было разграблено, а посольский архив конфискован.

Официально причины войны Порта не сформулировала. В Журнале Петра Великого сказано, что разрыв состоялся «весьма без всякой причины» и «незнаемо под каким предлогом». Один современник упоминает такие требования султана к царю: 1. Возвратить Турции Азов. 2. Признать Станислава. 3. Возвратить Швеции Прибалтику. 4. Срыть Петербург. 5. Возвратить запорожцам их вольности. 6. Возместить Карлу ущерб от войны. 1, 2 и 5-й пункты подтверждаются и сообщениями Тальмана. Если дело действительно обстояло именно так, то надо признать, что султан взял на себя роль печальника обо всех обиженных в Европе.

Весть о новой войне как громом поразила русское общество. Царь, несмотря на свои воинственные заявления, никак не ожидал такого поворота дел. Он находился в мрачном расположении духа, дурные предчувствия томили его; к этому присоединилась еще болезнь, застигшая его по дороге в Луцк. В его письмах сквозила безнадежность: «Нам предстоит безвестный и токмо единому Богу сведомый путь»; «Что удобнее где, то чините, ибо мне так отдаленному и почитай во отчаянии сущему (курсив мой. — С.Ц.), к тому же от болезни чуть ожил, невозможно рассуждать».

Положение царя, даже после последних неслыханных побед, было весьма ненадежно. В Польше росло негодование на бесконечные реквизиции — последствия союзного договора с Россией. К тому же Август убедился в том, что Риги ему не видать и что Петр питает какие-то подозрительные планы относительно Данцига и Эльбинга.

Украина находилась в «великой шатости», что, впрочем, было ее обычным состоянием со времен Богдана Хмельницкого. Причина недовольства Москвой оставалась той же: казаки не хотели променять «cipy світку з відлогою»[77] на великороссийский зипун. Орлик, возглавивший борьбу за самостийность после смерти Мазепы, рассылал по городам и весям «прелестные» письма.

В донских городках и станицах казаков не оставляла черная дума, что рано или поздно и им придется нести цареву службу. А Крым и Кубань давно уже с тревогой следили за продвижением Москвы к Черному морю.

Внутри России ширилось недовольство «царем-антихристом» и его нововведениями. Испытанный народный способ борьбы с антихристом заключался в бегстве на окраины, что православные и проделывали с большим воодушевлением.

План турок или, лучше сказать, шведов предполагал использование всех недовольных Россией и царем элементов. Татары Девлет-Гирея должны были вторгнуться в южную Польшу и Украину, чтобы поднять там население и прикрыть прорыв Карла через Подолию и Галицию на соединение с Крассау и Станиславом, в то время как главные силы турок соберутся на нижнем Дунае, чтобы двинуться оттуда, куда к тому времени будет выгодно.

Надо отдать должное Петру: он разгадал в основных чертах стратегический замысел турок и принял ряд энергичных мер. Кавалерия князя Голицына была срочно направлена в Подолию и Галицию. На Украине супруги войсковых старшин были отданы под деликатный надзор киевского губернатора, то есть, попросту говоря, стали заложницами. Эта мера влила в кровь их мужей необходимую дозу русского патриотизма. Из Киева и других городов удалили сербов, валахов, болгар, албанцев, «яко прирожденных шпигов» (шпионов. — С.Ц.), а к гетману Скоропадскому для присмотра был приставлен Бутурлин. Одновременно был вызван из-под Риги корпус Шереметева и полным ходом шло укрепление Азова.

Вторжение татар в Польшу и на Украину было сорвано, и роли переменились: теперь уже Петр угрожал Турции внутренними беспорядками. Сербский полковник Милорадович был отправлен поднимать черногорцев и других славян; князь Черкасский поехал бунтовать Кавказ; Скоропадский и Бутурлин заперли татар у Перекопа; бригадир Яковлев с саксонцами Августа блокировал Крассау.

Но главную ставку Петр делал на молдавского господаря Дмитрия Кантемира, заявившего о своем желании перейти под руку царя. «Оный господарь — человек зело разумный и в советах способный», — писал Петр, которому измена Кантемира туркам показалась невероятным счастьем и спасением от всех бед.

Дальнейшие действия русской армии были поставлены в зависимость от планов Кантемира. Господарь беспрестанно писал Петру, чтобы тот предупредил вторжение турок в Молдавию, и царь отдал приказ Шереметеву как можно быстрее идти к Яссам.

Наступление армии Шереметева сопровождалось чередой неудач, подготовивших катастрофу. Из-за плохой организации выступление задержалось на целый месяц; в пути армия терпела недостаток в продовольствии и фураже. Шереметев был уже дряхл и действовал крайне медленно. Когда он наконец встретился на реке Прут с Кантемиром, выяснилось, что господарь не только не может ничем помочь русским, но сам нуждается в защите. Его окружение было крайне ненадежно, многих бояр надо было насильно «затягать» в российское подданство. Население явно склонялось в пользу турок и очень неохотно снабжало русских припасами. С Петром произошло то же, что и с Карлом, понадеявшимся на Мазепу. Шереметев откровенно написал обо всем царю, предупредив, что, имея такой тыл, двигаться дальше опасно.

Петр, зная неповоротливость Шереметева, не вполне поверил его сообщению и в июне лично приехал в армию. Здесь Кантемир, стремившийся перенести военные действия подальше от Молдавии, предложил царю идти навстречу туркам. Совет, к несчастью, был принят.

Дальше с Петром произошло то, чего с ним не бывало никогда, — он недооценил противника. И без того немногочисленная армия была ослаблена отправкой кавалерийского отряда генерала Ренна к Браилову; туркам дали спокойно переправиться через Дунай. Следствием этого стало окружение на берегу Прута русской армии во главе с самим Петром (9 июля).