Повесть о самурае - Дмитрий Иванович Богуцкий

– Премного благодарен, почтенный Окасукэ.

– Ну что вы, господин Исава, я только рад.

Вечером в храм пришел не кто-то другой, а Нагасиро. Тот самый молодец в белом, что дрался с соседскими на шествии, что вздорил с приятелями в первый мой вечер в Эдо. Это было неожиданно!

Он без церемоний, не очень-то вежливо кивнул мне, сразу направился к храмовым воротам, коротко бросив:

– Идем.

Очень невежливо. Но я последовал за ним.

Мы прошли через весь квартал, вышли к квартальным воротам, пересекли канал по мосту.

Вечерний Эдо бурлил, освещенный огнями вывешенных из окон фонарей с именами хозяев, начертанных на бумажных плафонах широкими мазками черной туши, и я понял, что уличная толпа мне уже несколько привычна, что я следую за Нагасиро, не замирая на широких перекрестках, где сталкивались потоки пешеходов, смело вливаясь в сонмы людей. Пахло пылью и потом, горячим маслом фонарей, нагретой бумагой.

Широки и бурливы улицы столичного Эдо вечерами.

Мы углубились в кварталы, которые были мне еще не знакомы, но я понимал, что находимся мы примерно в Накабаси.

И вот я услышал мерный стук глухого барабана и выкрики зазывалы. Шум скопища людей, голос жаждущей зрелища толпы.

И он открылся нам неожиданно из-за поворота – высокий фасад, увешанный вертикальными полотнищами с огромными узорами, башня, собранная из связанных толстых бамбуковых стволов над входом, с которой и надрывался зазывала, избивая свой барабан, толпа волновалась под его ногами. Ярко освещенный вывешенными фонарями фасад театра приковывал внимание и уже не отпускал. В воздухе вибрировало страстное ожидание.

– Спешите! Спешите! Последнее представление в этот день! Сегодня представлений больше не будет! –  кричал зазывала в такт ударам барабана. И толпа под ним отзывалась на каждый удар.

Это был театр. Театр «Сарувакадза». Самый первый и самый старый в Эдо театр кабуки, а значит, и самый главный среди театров Восточной столицы.

Именно сюда привел меня кабукимоно Нагасиро.

Мы не пошли к ярко освещенному главному входу прямо под башней, мы обошли ожидающую шумную толпу и вошли в узкий переулок сбоку от театра. Там, на задах, мы прошли мимо грозного сторожа, казавшегося борцом сумо, присматривавшего за нами из-под тяжелых век.

– Привет, –  бросил Нагасиро, проходя мимо.

– А, –  гулко ответил сторож. –  Это ты, Нагасиро. А кто это с тобой?

– Его пригласил Сарувака, –  ответил Нагасиро.

– Ты же знаешь, что я узнаю, если это не так? – мягко спросил у Нагасиро сторож, а Нагасиро ничего не ответил, приподняв занавесь с неизвестным мне гербом, нырнул внутрь. Я, откинув занавесь, вошел следом.

Я никогда прежде не был в кабуки.

Конечно же, я слышал о нем.

Мне доводилось присутствовать при церемониях. Но проходивших в нашем замке, я сопровождал господина старшего садовника и полагал, что сложил полное мнение о высоком театральном действе, и я бы занимал свое внимание чем-то менее надуманным и скучным. Конечно, я видел деревенские представления кукольников, грубые и достаточно легковесные, кто их не видел? Но к тому, что мне показали тут, я не был готов.

Это было огромное здание, больше зала старшего совета в нашем замке в Какэгава. Кедровые колонны держали в воздухе навес второго этажа и высокую крышу, над галереями, в середине которой было видно темнеющее небо.

Зал был полон зрителей, и бой барабана, стучавший за тонкими стенами, призывал к началу спектакля, словно к битве.

А мы были с другой стороны бамбукового занавеса, разделявшего театр, с этой стороны иллюзии, по эту сторону волшебства.

– Канкуро! –  надрывался взмокший дядька с самурайской прической, при мече, в отчаянно цветастом, словно женском, кимоно. –  Канкуро! Куда он делся, вздорный мальчишка? Найти немедля, нам давно пора начинать! Нагасиро? Тебе чего тут нужно?

– Я привел человека, который вам нужен, господин Сарувака, –  поклонился Нагасиро со всем возможным почтением, поразившим меня до глубины души.

– Сейчас я занят, –  раздраженно взмахнул сложенным веером господин Сарувака. –  Подождите до конца отделения. Где Канкуро?! Он нужен мне немедленно!

И убежал прочь.

Нагасиро едва заметно усмехнулся ему вослед.

– Ну что ж, Исава, –  проговорил он. –  Посмотрим спектакль, раз уж мы тут. Некоторые за вход сюда два рё да три бу отдают.

– Поразительная сумма, –  пробормотал я. За такие деньги можно приобрести на рисовой бирже три здоровенных мешка с необрушенным черным рисом. И нанять десяток носильщиков, чтобы унести его с собой, –  и ноги у них будут подгибаться…

– Да уж, просто удивительно, как иные переплачивают порой, –  усмехнулся Нагасиро. – Непостижимо сколько. И я бы столько платил, только не хочу родителей довести до нищеты.

Нагасиро провел меня в зал, заполненный сидящими на циновках зрителями, за задние ряды, где мы встали у кедровых четырехгранных колонн, от которых было видно все, а спектакль уже начинался со стука звонких деревянных колотушек, от звука которых замирало сердце, и заунывный напев чтеца завел свой рассказ о временах далеких и местах отдаленных…

Пьеса была о злоключениях Сугавара-но Митидзанэ, сосланного в далекий край на Кюсю, и его верной вишне, перенесшейся в его далекую ссылку из воспоминаний детства. Печальная история.

И где-то к середине я понял, что это не новое переложение ученического рассказа о злоключениях древнего царедворца, это злободневное иносказание, рассказ о судьбе людей, мне небезразличных, это нашего сосланного господина представляли здесь в виде Сугавара-но Митидзанэ, что томился теперь в одиночестве в изгнании. А вишня – вросший в землю родины воинский дом его, что не сдвинется с места и не перенесется, конечно, на далекий север, чтобы поддержать господина в его одиночестве, потому что деревья вернее людей…

Видеть такую интерпретацию было неожиданно и больно.

Я даже оглянулся, ожидая увидеть шпионов Ставки за спиной, что будут вязать всех и каждого за созерцание столь злободневного и нелояльного зрелища. Но никого там, конечно, не было. То ли никто из тех, кому следовало по должности, не различил этого злободневного иносказания, то ли не счел это важным…

И я смотрел дальше, до самого конца.

После того как актеры покинули сцену, Нагасиро отвел меня на встречу с нанимателем. К господину Сарувака.

– Приветствую вас в нашем театре, –  поклонился Сарувака при новой встрече, одеяние его было уже другим, но также неимоверно цветастым. –  Нагасиро сказал, что вы человек надежный, воспитанный, на вас можно положиться. Наш хранитель мечей болен, и ему требуется замена. Согласитесь ли вы оказать нам услугу заместить его на время? На месяц?

Временная должность театрального надзирателя? Сидеть у входа и следить, чтобы публика сдавала мечи при входе