Адриатика (Собрание сочинений) - Владимир Виленович Шигин

своим началом уже полнокровный двадцатитысячный корпус. У Сенявина было, по- прежнему, всего лишь несколько далеко неполных полков да малоорганизованные, хотя и храбрые отряды черногорских и бокезских ополченцев. Но война продолжалась, а потому теперь российскому командующему надо было думать, что делать дальше.

– Что ж, – рассуждал он, сидя в каюте "Святой Елены" сам с собой, – Из Триеста нас вышибли "друзья", из Рагузы враги. Что у нас теперь, Корфу, но этот остров далеко от побережья и годиться лишь как тыловая база. Бокко-ди-Катторо, но Лористон уже наверняка примеривается и к ней! Что же тогда остается нам, а остается одно драться до последнего за Коттаро! Иного просто уже не дано! Единственно, в чем мы превосходим французов, так это во флоте, а потому войну с Лористоном и начнем с самой тесной морской блокады Рагузы. Посмотрим у кого крепче нервы и больше терпения!

Опасался не без оснований, Сенявин и новых политических колебаний Петербурга. Это тоже заставляло действовать быстро и решительно. А потому, еще не дойдя до Коттаро, вице-адмирал уже завернул несколько фрегатов и бригов к Рагузе.

– И чтобы мышь туда не проскочила! – велел их командирам.

– Уж в этом будьте уверены, ваше превосходительство! – заверили те своего командующего. – Придется французам попостится изрядно!

Едва же Сенявин прибыл в Катторо и сошел на берег, как ему вручили гневное послание Лористона, где французский генерал упрекал Сенявина в жестокости… русских солдат! Вице-адмирал был просто ошарашен посланием:

– Ничего не понимаю! Какие русские солдаты! Какая еще к черту, жестокость! Ведь в Рагузе отродясь не было ни одного нашего солдата, что там французам мерещится!

Когда разобрались же, то оказалось, что Лористон в своем письме вел речь о черногорцах, которые где-то в горах подстерегли и полностью перебили, не беря пленных, довольно внушительный французский отряд. Для французского генерала все славяне были на одно лицо! Что же касается черногорцев, то они и вправду никакого снисхождения к завоевателям своей земли не испытывали никогда.

– Не мы в город – Париж с ружьями пожаловали, а они к нам в горы заявились. Мы звали кого? Нет! А потому и получи тогда нашу пулю свинцовую! – говорили они, когда кто-то их упрекал в смертоубийстве.

Сенявинские офицеры еще долго говорили меж собой по этому поводу, удивляясь непониманию Лористоном народного характера. Сам же вицеадмирал начертал ответное послание французскому генералу, где доходчиво разъяснил Лористону все его заблуждения: "О черногорцах и приморцах считаю нужным дать вам некоторое понятие. Сии воинственные народы очень мало еще просвещены. Однако же никогда не нападают на дружественные и нейтральные земли, особенно бессильные. Но когда увидели они, что неприятель приближается к их границам с намерением внесть огонь и меч в их доселе мирные хижины, то их справедливое негодование, их ожесточение простерлось до той степени, что, ни моя власть, ни внушения самого митрополита не в состоянии были удержать их от азиатского обычая: не просить и не давать пощады, резать головы взятым ими пленникам. По их воинским правилам оставляют они жизнь только тем, кои, не вступая в бой, отдаются добровольно в плен, что многие из ваших солдат, взятых ими, могут засвидетельствовать. Впрочем, и рагузцы, служащие под вашими знаменами, поступают точно так же, как и черногорцы. Признаюсь, г. генерал, я не вижу конца несчастиям, которые нанесли вы области Рагузской, и тем еще более, чтобы, принуждая жителей сражаться противу нас, подвергаете их двойному бедствию… одно средство прекратить сии несчастия – оставьте крепость, освободите народ, который до вашего прибытия пользовался нейтралитетом и наслаждался спокойствием, и тогда только можете вы предположить, чтобы черногорцы возвратились в домы".

Увы, как показала история, генерал Лористон не понял из сенявинского послания ровным счетом ничего. Спустя шесть лет в холодном октябре 1812 года он будет жаловаться в Тарутине Кутузову уже на ожесточение русских крестьян. Ответ от Кутузова он получит такой же, как в свое время и от Сенявина. Все вернулось на круги своя и, посеявший ветер, пожнет бурю…

А пока же сенявинские капитаны столь рьяно взялись за дело морской блокады Рагузы, что прошло всего несколько недель, и Лористон возопил в Париж, прося о немедленной помощи. Лишенный всякого подвоза припасов морем из Италии, он вынужден был теперь доставлять их исключительно через австрийские горы по почти непроходимым тропам. Да и австрийцы, оставшись верными себе, при каждом удобном случае всегда пакостили французам, как, впрочем, и всем остальным. Естественно, то не привыкшие голодать французы первым делом начали грабить своих же союзников. Теперь по ночам улицы Рагузы оглашались воплями. Это реквизировали хлеб, мясо и вино, целые роты французов. Чтобы не слышать истошных воплей обывателей, Лористон на ночь закрывал все окна. Когда же утром к нему прибывали местные депутаты и, демонстрируя следы солдатских сапог на своих жирных спинах, причитали о творимом беззаконии. Генерал заходился в гневе:

– Это безобразие и мародерство! Я немедленно положу всему конец! Отныне ночью по городу будут ходить специальные патрули, и искать негодяев!

Весь день на улицах и площадях во весь голос читали воззвание генерала: "Рагузинцы! Ваши претерпения кончились… Я исполню свой долг, милый моему сердцу, представить его величеству обо всех потерях вами понесенных. Его отеческое сердце тронется и отрет слезы ваши… История мало представляет нам примеров варварства и ужасов, каковые русские учинили… Многочисленные войска прибыли, другие в марше, они сделают наши силы страшными и заставят русских трепетать нас… Рагузинцы! Да возвратится теперь у вас порядок и спокойствие! Обратитесь к вашим работам, чтите, что французы будут всегдашними вашими друзьями, а император Наполеон отцом вашим!"

– Чем иметь такого папашу, лучше быть круглым сиротой! – плевались, обыватели, глашатаев генеральских слушая.

В ту же ночь Лористон, загодя, велел вновь затворить все ставни. Денщикам он говорил:

– Торопитесь, сейчас опять начнутся вопли ограбленных. Наши караулы уже пошли обходить улицы!

Что ж, так было и будет во все времена, ибо победители диктуют свою волю всем, даже тем, кто вчера ради них предал свой народ.

– Бездельники из Сен-Клу думают, что мы здесь греемся на солнце! – жаловался Лористон офицерам своего штаба в минуты откровения. – Слепцы, глупцы и негодяи! Они не понимают, своими курьими мозгами, что мы здесь в огненном кольце, отрезанные от всех и вся! Далмация – раскаленная сковорода, на которую нас прочно усадили! Император мечтает о Греции и Албании! Пустое дело! Пусть попытается для начала удержаться хотя бы здесь!

Пока французский генерал занимался перетаскиванием пороха и ядер через перевалы,