За кулисами театра военных действий I - Виктор Владимирович Королев

— Я беру министерство внутренних дел, — гордо глядя перед собой, заявил Клемансо.

Ошарашенные друзья Сарьена молча смотрели на хозяина. Они знали, что адвокат собирался по традиции, как это делали премьеры раньше, сам взять этот портфель. Сарьен не стал портить вечер, протянул миролюбиво:

— Ну-у, ладно! Мне останется министерство юстиции…

…Нет, Клемансо не был врагом. Даже когда стал премьер-министром, «подсидев» Сарьена. Жорес не без удовольствия пикировался по-журналистски с Жоржем. Уважал нового главу правительства за острый язык и напористость тигра. И за точные формулировки. Особенно ему нравился афоризм Клемансо про Соединённые Штаты:

— Америка — единственная страна, которая от стадии варварства перешла прямо к упадку, минуя стадию цивилизации.

Молодец, золотые слова! Побольше бы таких врагов, тогда и друзей не надо вовсе!

Лучшими друзьями для Жана Жореса всегда была семья, жена и двое детей. Он их любит совершенно искренне. Жена, правда, никогда не понимала, чем он занимается. Луиз обожает наряды, увеселительные посиделки, вот и сейчас, встретив мужа из Лиона, спешит поделиться событиями прожитого дня:

— Я тоже ужасно устала. Ты не поверишь, нанесла восемь визитов, выпила двенадцать чашек кофе!

— Дорогая, может, как-то надо поберечь себя? — беспокоится у порога заботливый муж.

— Не надо считать меня дурой, я хожу только в те дома, где есть лифт! Кстати, когда ты, наконец, станешь министром?

Тут она попала в точку. Как раз позавчера ему в очередной раз предлагали перейти в правительство. И в очередной раз Жорес отказался сменить трибуну парламента на пыльный министерский кабинет.

С детьми у него тоже не всё просто. Точнее, с внуком: он родился больной — глухонемой и парализованный. Конечно, тяжело было читать в некоторых газетах о «божьей мести врагу святой церкви» — недруги показали своё лицо. Соратники-жорезисты удивлялись его способности не слушать это «энциклопедическое невежество». А у Жореса просто не оставалось времени как-то реагировать на такие нападки. Он знал свою судьбу и предсказывал:

— Не пройдёт и шести месяцев, как начнётся война. Я получаю столько писем с угрозами, что не удивлюсь, если окажусь её первой жертвой. Заранее прощаю того, кто меня убьёт. Виновными будут те, кто даст ему оружие. Мечтаю только о том, чтобы мне не пришлось слишком мучиться…

И при всём при том профессор философии Жан Жорес находил время для необычных, на первый взгляд, занятий. Так, однажды друзья застали его за учебником русской грамматики. В ответ на удивленный вопрос Жорес сказал:

— Надо торопиться, надо учить русский язык. Россия, возможно, скоро сыграет выдающуюся роль в жизни Европы!

…Настал последний день июля, 31-е число. В Париже какая-то суета на улицах. Сразу много стало военных. Полиция разгоняет демонстрантов, выкрикивающих пацифистские лозунги. Студенты поют «Марсельезу»: «Святая любовь родины, поддержи нашу руку мести!..» Народ штурмует магазины, сметает с полок мыло, консервы, соль. Утренние газеты сообщают о мобилизации в России.

Жорес отправляется в редакцию «Юманите», тотчас садится писать статью в вечерний выпуск. Назвал её «Главное — хладнокровие».

«Пусть правительства ждут наихудшего, пусть, считаясь с самой страшной перспективой, принимают необходимые меры, но, ради всего святого, пусть хранят ясность мысли и твёрдость духа, — так пишет великий пацифист. — Международное положение не представляется безнадёжным. Спору нет, ситуация очень серьёзная, но возможность мирного урегулирования пока не исключена…»

И дальше в этой статье:

«Самая большая опасность в настоящую минуту кроется, если можно так выразиться, не в самих событиях. И даже не в реальных намерениях государственных канцелярий, как бы преступны ни были эти намерения, и даже не в реальной воле народов. Опасность — в растущем возбуждении, в распространяющейся тревоге, в безотчётных поступках, подсказываемых страхом, мучительной неуверенностью, длительным смятением. Панике поддаётся не только толпа, против неё не застрахованы и правительства. А основное их занятие сейчас (восхитительное времяпрепровождение!) — друг друга стращать и друг друга успокаивать. И это, незачем себя обманывать, может длиться неделями.

Чтобы выдержать такое испытание, людям нужны стальные нервы, им нужен твёрдый, ясный, спокойный разум. И мы должны апеллировать к разуму, к мысли народа, если хотим, чтобы он владел собой, если хотим пресечь панику, преодолеть смятение и следить за поступками людей и развитием событий во имя избавления рода человеческого от ужаса войны. Самое главное — непрерывно действовать, настойчиво будить мысль и сознание рабочих масс. В этом наш истинный оплот. В этом и только в этом гарантия будущего».

Жорес отдаёт статью в набор и едет в Бурбонский дворец. Пытается достучаться до самых верхушек власти. Не получается.

— Ах, господин Жорес, как жаль, что вас нет среди нас, а то помогли бы своими советами, — с глумливой улыбкой говорит высокий чиновник. — А что думаете делать вы и ваша социалистическая партия, если обстановка станет ещё более грозной?

— Мы ещё сильнее будем выступать против войны, — заявляет Жорес.

— Но вас убьют на первом же углу. Вы хотите самого худшего?

— Самое худшее — это война!

Уже вечер. С утра во рту ни крошки. Жорес и его сотрудники идут в кафе «Круассан», это рядом с редакцией «Юманите». Здесь у каждого своё место. Профессор Жорес обычно сидит на клетчатом диване, спиной к окну. Но сейчас он расстроен, озабочен. Ходит вокруг стола, что-то насвистывает. Он всегда негромко свистит, когда сильно взволнован. Наконец садится. В раскрытое окно заглядывают любопытные лица, потом они исчезают. Вдруг из-под занавески вылезает рука с револьвером — выстрел, второй. И дикий крик на улице: «Жореса убили!» Где-то падает и разбивается посуда, все суетятся, куда-то побежали, давка в дверях. А на тротуаре одиноко стоит растерянный молодой человек, он, похоже, не понимает, что натворил…

На следующий день после убийства Жана Жореса началась Первая мировая война. Великий французский гуманист пророчески предсказал, что станет её первой жертвой.

Молодого человека звали Рауль Вийен. При аресте он не оказал сопротивления и не отрицал вины. Этот 29-летний недоучившийся студент, неудачник по жизни, вёл себя смирно и странно.

— Поначалу я хотел убить немецкого императора Вильгельма Второго, но узнал, что кайзер страстный коллекционер, большой ценитель живописи и скульптуры, а я тоже искусство уважаю, — заявил он в полиции. — Мой идеал — Жанна д’Арк…

Некогда и некому было с ним заниматься, потому что во Франции началась всеобщая мобилизация. Посадили его в тюрьму и занялись войной. Всё время, пока она шла, Вийен терпеливо ждал. Молился каждый вечер. И дождался…

Французские власти вспомнили про убийцу Жореса незадолго до подписания Версальского договора о мире. Немало поспособствовал этому премьер-министр Жорж Клемансо. Принимая титул «Отец Победы»,