Георгий Миронов - Заговор, которого не было...

Он еще секунду посидел, навалившись грудью на баран­ку, словно сомневаясь, брать ли заказ у таких странно на­стороженных людей, но желание заработать немного денег победило, и он отогнал свои страхи. Резко взял с места и вывел машину на трассу.

Дорога на Воротниково не близкая. О многом можно поговорить.

Однако беседа не клеилась.

Кордин молчал, не сумев прогнать тревогу и сосущее где-то под сердцем чувство непонятной тоски.

Лебедев тоже, словно чего-то испугавшись, или, может, наконец стал действовать алкоголь, молча смотрел на до­рогу, стремительно бросавшуюся под колеса «ВАЗа», а та­кая однообразная картина в сочетании с приличной дозой водки, выпитой с товарищами по армейской службе, неиз­бежно клонит ко сну. Серьезных оснований бороться со сном у него не было, если не считать таким обстоятель­ством некую злую энергию, исходившую от пассажиров, и гнетущую тишину, повисшую в салоне, как только они плотно заняли заднее сиденье.

Так, в тишине, прошло с полчаса.

— Слышь, командир, надо бы привал устроить.

— На предмет? — не сразу понял Кордин.

— Ну, ты недогадливый, командир. Элементарно. Пос­сать надо мужикам, — хохотнул младший из сидевшей на заднем сиденье троицы.

—  Гигиеническая остановка, — пытаясь шутить, но все так же с мрачным, неподвижным лицом объявил во­дитель.

Троица пассажиров отошла в одну сторону, чуть углу­бившись в лес с дороги, — а Кордин и Лебедев не рискнули отходить далеко от машины и справили нужду в березняке у самого шоссе.

— Не нравятся мне они, — проговорил Лебедев.

—  А нам с ними детей не крестить. Отвезем, «бабки» свои получим, и назад; заброшу тебя к жене под теплый бо­чок, и сам на боковую. Шеф у меня мужчина серьезный, опозданий не любит. Надо выспаться.

Однако спокойно Кордину выспаться в эту ночь не до­велось. Точнее так, беспокойная ночь предстояла Лебеде­ву. А вот Кордину...

Но он был еще жив, еще прикидывал, как он будет этой своей жизнью пользоваться, какие такие планы реализует завтра, через день, через неделю...

А жить-то ему тем временем оставались считанные минуты.

...Наконец все собрались снова в салоне «ВАЗа».

Кордин опустил усталые руки на баранку.

Накрутился за день. Вроде не штангу поднимаешь, а на поворотах так наломаешься, что плечи, локти, кисти рук болят. Казалось бы, ноги у водителя отдыхают. А вы попро­буйте посидеть скрючившись восемь—десять часов. Ко­ленки потом не разгибаются...

Лебедев поуютнее запахнулся в дубленочку, настроился подремать.

Всего несколько минут и побыл на октябрьском ветру, а уж продрог.

Не успел Кордин повернуть ключ зажигания, как почув­ствовал, что ему нечем дышать.

Сидевший позади него Серега Дробов накинул на шею водителя удавку и резко свел руки, перехватил поудобнее, и так же резко развел их.

Кордин захрипел.

Лебедев успел открыть глаза, но увидеть хрипевшего в удавке приятеля уже не успел. Сидевший позади него Рома дважды всадил остро заточенный нож ему в бок и в спину. В бок постарался всадить так, чтоб не попортить дубленочку — Лебедев, начав задремывать, распахнул ее, так что вышло. А вот от удара в спину, конечно, получился разрез, зашивать придется. Жалко, хорошую вещь попортил. Он оглянулся на Дробова. Молодец, аккуратно придушил во­дителя, куртка-«пилот» в целости. Водитель еще хрипит, но против Сереги ни одна шея не устоит, усмехнулся Роман.

Однако Кордин, извиваясь на переднем сиденье, как-то изловчился, вывернулся, и придушить его до смерти у Дро­бова все не выходило.

— Помогите, мать вашу... — хрипло выдавил он. —• Ишь, изгинается, сука...

В салоне было тесно, и додушить Кордина им так и не удалось.

Однако втроем затянули его руки назад, заломили, свя­зали удавкой.

— Так-то он никуда не денется. А и «папа-мама» после удавки твоей не скажет, — хохотнул Веня. — Пусть сидит. Давай его на заднее сиденье, тащи.

Недодушенного водителя бросили кулем на заднее си­денье, обыскали карманы.

— Денег — кот наплакал... Разве это деньги? — разоча­рованно заскулил Веня.

— Тут поважнее денег кое-что есть, — радостно прервал его Роман. Он выбрал из пачки документов одно удостове­рение, высоко поднял его над головой. — Да за эту ксиву сколько ни дай, все мало...

Веня и Дробов подошли ближе, рассматривая в руках старшего Ахтаева удостоверение на право хранения и но­шения охотничьего ружья.

— Помогите, помогите, — раздалось с переднего сиде­нья машины.

Банда резко обернулась, синхронно, не сговариваясь, переглянулась.

—  Это что за голос из помойки? — куражась спросил Веня.

— Это второй, кент водителя, ожил, — мрачно резюми­ровал Дробов.

Лебедев, получивший несколько серьезных проникаю­щих ранений, действительно, как ни странно, ожил на пе­реднем сиденье машины, застонал.

Роман сунул удостоверение во внутренний карман кур­тки, дал команду, махнув рукой, вытаскивать раненого Ле­бедева из машины.

Веня и Дробов вытащили как мертвяка еще живого Ле­бедева, вытянули за руки, бросили на обледеневшую, жест­кую землю.

Роман подошел, глянул сверху, равнодушно, без злобы еще пока, ударил с размаху ногой в пах, потом той же но­гой, посильней размахнувшись, как бьют пенальти, — в лицо, с разворотом...

Лебедев затих.

Роман сам, словно не пахан, а рядовой член банды, по­дошел к багажнику, пошарил, нашел то, что искал — кани­стру с бензином.

— А он мне и говорит, — обернувшись к подельникам, словно продолжая давно начатый рассказ, повторил свою излюбленную фразу из заветов опытного рецидивиста: — Главное, говорит, пацан, это когда убиваешь и никого рядом из свидетелей нет, это чтоб мертвяк был нату­ральный.

— Это как? — не понял Веня.

— Учись, пока я жив, — весело захохотал Роман и стал аккуратно поливать бензином лежавшее недвижимо на мерзлой земле тело Лебедева. Похлопал рукой по карманам:

— А спички где?

— В поезде, — в рифму ответил Веня.

— Пошути у меня. Сколько раз говорил тебе, берешь чу­жое — возвращай. В следующий раз возьмешь прикурить и не отдашь, руки оборву...

Злобно матерясь, Роман направился к брату и Дробо­ву, которые, после того как Роман взял из багажника канистру, решили повнимательнее обыскать его и сей­час копошились в нем, рассматривая в полутьме найден­ные вещи.

—  Гляди, гляди, — завопил Веня, — братан, ты глянь только, твой «факел» ноги делает. Никак домой намы­лился?

Веня протянул спички брату.

— Держи. Догоняй, а то не поспеешь за ним, ишь как бежит резво, — загоготал довольный шуткой Веня.

Роман выхватил спички, бросился вдогонку. Он, во- первых, любил доводить дело до конца, во-вторых же, как уже отмечалось, приучал себя и банду не оставлять живых свидетелей.

Дробов, оставив и багажник, и гогочущего Вето, и истекающего кровью Кордина, бросился вдогонку за па­ханом.

Да накладка вышла.

То ли Лебедев в состоянии аффекта рванул слишком быстро, умело использовав несколько секунд форы, предо­ставленной коротким замешательством среди бандитов, то ли, напротив, истекая кровью, упал где-то среди кустов гу­стого подлеска и стал в темноте ночи совсем невидимым, а только не нашли они его. Да и ориентацию потеряли — в какую сторону бежал-то? Вроде все кусты и перелески ощупали — нет мужика.

Понуро вернулись к машине...

— А говорил, живых не оставлять? — начал было подна­чивать старшего брата Веня. Да осекся, встретив волчий взгляд Романа.

— А кто виноват, сучок драный? Кто слабо его ударил в висок? У другого давно бы коньки откинул. А кто его но­жом пырял, так, что он, вишь, бегает как олень? Кто? Бей в следующий раз точнее, сопляк. — Роман несильно, но хле­стко ударил брата по губам. У того слезы навернулись на глаза, он обиженно фыркнул, хотел было что-то возразить, но удержался. Знал — с Романом в такие минуты лучше не спорить.