Сломанный меч - Толеген Касымбеков

Насриддин-бек. Рядом с ним — Абдурахман. Он весь в черном: черный, дорогой материи халат, какие носят наиболее знатные и влиятельные придворные, тебетей из черной мерлушки, броско отороченный красным бархатом. Неуверенность и подозрительность, так ясно читавшиеся в глазах Абдурахмана, когда он приезжал в горы послом от хана, уступили место самоуверенности и властной решимости, но взгляд этих глаз по-прежнему пронзителен и зол.

Насриддин-бека и Абдурахмана сопровождало человек сорок сипаев, ехавших по четыре в ряд сильно растянутым строем. Вот впереди, у самых предгорий, завиднелись юрты, множество юрт, установленных в ряд. Возле каждой юрты — люди, оседланные кони. Насриддин-бек начал было про себя считать юрты, но сбился.

Едва завидев приближение Насриддин-бека и его свиты, понеслось им навстречу несколько десятков всадников. Всадники мчались во всю прыть, с криком и шумом, но вскоре вперед вырвались двое.

— Мирза, тебя ждут твои кровные родичи, родные дядья. Они начали кокберы в честь своего племянника, в честь его высочества, надежды мусульман мирзы Насриддин-бека. Это знак почета и уважения, — объяснил Насриддин-беку Абдурахман.

Лицо мирзы вспыхнуло румянцем: он и теперь не сказал ничего, но, как видно, успокоился и внимательно наблюдал за состязанием. Вскоре победитель, обскакав по кругу всю свиту мирзы, остановился перед Насриддин-беком, швырнул отбитую в схватке тушу теленка под ноги шарахнувшемуся от неожиданности иноходцу и, прижав к груди сложенную вдвое камчу, поклонился.

— Спасибо, братец! — поблагодарил Абдурахман. Насриддин-бек снял с пояса дамасскую саблю.

— Пусть это оружие станет тебе наградой, батыр!

Богатырски сложенный джигит двумя руками принял подарок, поцеловал саблю, затем молниеносным движением выхватил клинок из ножен, подбросил высоко вверх и на лету поймал за рукоять.

— Спасибо, мирза!

И поскакал прочь.

Неспешной рысью приблизились к Насриддин-беку встречающие во главе с Абиль-бием.

— Низко кланяемся нашему племяннику, сыну хана! Добро пожаловать, ханзада! — радостно приветствовал Насриддин-бека Абиль-бий и остановил коня.

Насриддин-бек поглядел на Абиль-бия. Абдурахман поспешил шепнуть мирзе, что Абиль — самый здесь влиятельный человек. Насриддин-бек милостиво улыбнулся и протянул Абиль-бию руку.

Снова вырвался вперед знаменосец. Абиль-бий спешился, поднял обеими руками тушу теленка и подал ее Насриддин-беку на седло. Тот принял ее и тронул иноходца, который прежней плавной иноходью понес мирзу следом за знаменосцем.

Насриддин-бек, с трудом удерживая тяжелую тушу, старался покрепче прижать ее к седлу.

— Насриддин-бек! Насриддин-бек! — выкрикивали на скаку сипаи. Абдурахман и Абиль-бий, обеспокоенные, как бы мирза со своей тяжелой ношей не свалился с седла, ехали по обе стороны от него.

По знаку Абдурахмана мирза повернул коня к двум большим белым юртам, поставленным отдельно на холме. Подъехали, остановились у первой из них. Аксакалы, которые должны были встретить мирзу у дверей юрты, замешкались, засуетились бестолково.

Туша теленка тяжело шлепнулась наземь. Из юрты тем временем важно и степенно вышла Каракаш-аим в нарядном элечеке. Абдурахман ее узнал.

— Каракаш-дженгей! С тебя причитается! — сказал он и, как положено по обычаю, преградил мирзе дорогу.

У Каракаш-аим зарделись от радости щеки, заблестели глаза: она тотчас сообразила, что молодой джигит перед нею и есть ханзада.

— Ай-й, да никак это наш племянник ханзада? — игриво протянула она. — Как же, как же, должны мы выкупить его приезд, без этого нельзя!

Она скрылась в юрте и тут же вышла снова. В руках у нее была поддевка из горностаевого меха с выдровым воротником. Грузная Каракаш-аим по-молодому играла глазами.

— Сойдите с коня, племянник-ханзада, даже тот, кто занимает в ханстве самое высокое положение, у дверей дядиной юрты должен спешиться.

Абдурахман, опустив веки, утвердительно кивнул, — надо считаться с обычаем. Насриддин-бек спешился, и Каракаш-аим тут же накинула ему на плечи дорогую поддевку, сшитую ее собственными руками, — по тому, как женщина поправила поддевку у мирзы на плечах, как провела рукою по спине, видно было, что она гордится своей работой. Стройная юношеская фигура Насриддин-бека обрела вдруг осанистость и вальяжность.

Старейшины во главе с Домбу, почтительно сложив руки на груди, явились поприветствовать мирзу. Но помимо них на торжество прибыло много простых людей, которых бий не принимал во внимание. Насриддин-бек обвел взглядом всю эту толпу, и теплого выражения на лице его как не бывало, остались только холодность и высокомерие. На него смотрели сотни глаз — заискивающих и испуганных, удивленных и любопытствующих, а то и хмурых, неодобрительных.

— Ассалам алейкум, ханзада!

Насриддин-бек сдержанно принял многоголосое приветствие и ответил на него, еле шевельнув губами.

Торжественно начались поминки по Джаманкулу в день прибытия Насриддин-бека. С того дня прошла неделя. Неделя непрерывных пиров и развлечений. Едешь на поминки — дома не наедайся, говорят горцы. Аил, который устраивает поминальный аш, должен позаботиться о том, чтобы никто из прибывших не испытывал ни в чем недостатка, сколько времени ни длился бы аш. Если хоть один из множества прибывших гостей уедет недовольный, позор не только хозяину аша, но и всему роду. Вот почему Абиль-бий так тщательно готовился к ашу и во время поминок не давал спуску никому из хозяев многочисленных юрт, — по первому его знаку они должны были со всех ног бежать, куда он прикажет.

— Эй, заставь коня поплясать! На то нас матери родили! А ну, давай!

— Ха-айт! Победа сильному!

— Хайт! Хай-тайт! Хай-тайт!

Густая толпа окружила место поединка, гудела, волновалась, кричала. Посредине круга вертелся на вороном аргамаке Бекназар, повязавший голову красным платком. То и дело взвивался на дыбы разгоряченный конь, а Бекназар подбрасывал вверх и подхватывал на лету обнаженный клинок.

— А ну, кто выйдет против него?

— Выйдет достойный сын своей матери!

— А ну, кто… Если нет соперника, пусть глава аша отдаст батыру награду!

— Что ты торопишь? Потерпи… Видишь? Ханзада привел с собой сорок джигитов!

— Верно! Спешить нам некуда. Насмотримся хорошенько. Все эти молодцы прибыли сюда не только за тем, чтобы мяса поесть.

— Кто их знает…

Бии собрались на холме. Они тоже глаз не сводят с майдана. Хмурый Абиль-бий чутко прислушивается к выкрикам, а Насриддин-бек словно и не слышит их. Он любуется джигитом, готовым начать поединок на саблях.

— Дядя! Это он! Он! — возбужденно говорит Насриддин-бек, привставая в стременах. — Победитель кох-беры!..

На холм поднялся верховой джигит.

— Повелители! Они говорят, если нет батыру соперника, надо отдать ему награду победителя.

— Кто говорит? — вытянул шею Абиль-бий.

— Аксакалы!

— Передай аксакалам, чтобы не спешили. Что скажут о нас гости, если мы, не дождавшись соперника, присудим награду своему батыру? Народу собралось много, найдется соперник…

Расправив плечи, Абиль-бий поглядел по сторонам.

Абдурахман понимающе кивнул: Абиль-бий, конечно, радуется. Бекназар продолжал носиться по кругу, кричал богатырским криком, то и дело подымал коня