Расколотая корона - Виктория Холт

бы быть, будь он простым дворянином, живущим в окружении своей семьи. А так он их почти не видел. Всех их ждали неизбежные политические браки; и что теперь за тайна вокруг Алисы? Она, должно быть, стала больше англичанкой, чем француженкой; он не видел ее с самого детства. А еще была Маргарита, которая однажды станет королевой Англии; и когда ее сестра Алиса выйдет замуж за брата Генриха Молодого, между Францией и Англией возникнут такие крепкие узы, что, несомненно, воцарится мир.

Сейчас он беспокоился о Маргарите, ибо ее срок подошел, и она должна была родить с минуты на минуту. Он был рад, что ее роды должны были пройти в Париже. Он сможет увидеть и ее, и своего внука, когда тот появится на свет, и сможет убедиться, что для ее удобства сделано все возможное.

Он был привязан и к своему зятю, который так отличался от отца. В последнее время ходили слухи об увлечении Генриха Молодого этими расточительными турнирами, что были так модны, но все молодые люди любят развлекаться. Он верил, что тот был верным мужем, и, поскольку Маргарита казалась с ним счастливой, он был доволен.

Прибыл гонец с вестью, что Маргарита родила сына.

Людовик был в восторге. Он навестит ее. Королю Англии надобно отправить весть. Это еще больше скрепит их узы.

Сына Маргариты крестили Вильямом в честь самого прославленного из его предков — Завоевателя.

Увы, дитя было хилым и, прожив всего три дня, скончалось, несмотря на все старания его спасти.

***

По прибытии в Нормандию Генриха встретили двое его сыновей, Генрих и Джеффри.

Он тепло обнял Генриха, выразил сожаление о смерти ребенка и дождался подходящего момента, чтобы предостеречь его от чрезмерного увлечения утехами. Он удивлен, сказал он, что тот не остался с Ричардом, дабы помочь ему в походе. На это Генрих ответил, что Ричарду не нужна помощь. Он любит быть верховным главнокомандующим, а королю трудно принимать приказы от герцога, да к тому же младшего брата.

— Надеюсь, — ответил король, — ты не погряз в долгах.

— Мне нужно поддерживать подобающее моему положению достоинство, — угрюмо отозвался Генрих.

Король не желал ссориться с сыновьями. Велико было его желание быть с ними в добрых отношениях, ибо он жаждал их любви и верности, но он был слишком проницателен, чтобы не знать: они обратятся против него, едва представится случай.

Что ж, у него была Алиса, и он собирался ее удержать. Никто не отнимет ее у него.

Он дал наставления Джеффри о том, что следует делать в Бретани, и отправил его начинать там военные действия, а когда Джеффри уехал, к ним присоединился Ричард.

Вот с кем можно было толково поговорить о военной стратегии. Ричард добился немалых успехов в Аквитании. Но как же они были не похожи! Ричард был человеком холодным. До Генриха доходили слухи, что он не чурался порой распутства, но никогда не упускал из виду главную цель. Он был не таков, как Генрих Молодой, который мог упустить преимущество в битве ради забавы на турнире.

Они долго говорили о трудностях покорения и управления Аквитанией.

— Они видят во мне чужака, — сказал Ричард, — вот в чем беда. Они боятся меня. Когда я прибываю в город, смутьяны разбегаются, но они называют меня вашим сыном, а не сыном моей матери. Я пытался заверить их, что я против ее заточения, но они этому не верят.

Король хмыкнул. Он был зол на Ричарда за то, что тот затронул этот вопрос, но знал, что это правда.

— Если ты можешь их усмирить, то это хорошо.

— Они не похожи на англичан, — сказал Ричард. — К ним нужен другой подход. Они любят удовольствия, хотят петь, танцевать и грезить на солнце.

— Тогда их несложно будет держать в узде.

— Они действуют тоньше. Они разжигают гнев народа своей поэзией. Они поют песни о своей герцогине, томящейся в темнице.

— Вздор! У нее есть слуги, и в Солсбери за ней хорошо ухаживают. Единственное ограничение — она не может уехать, чтобы настраивать людей против меня.

— Они в это не верят. В песнях она предстает бедной узницей. В этих песнях ее сажают за решетку, а вас выставляют тираном, который подвергает ее унижениям и мучениям.

— Тогда сочиняй песни, которые говорят правду.

— Узник вызывает больше жалости, чем тюремщик.

— Чума на их песнопения. Заставь их узнать, что такое меч.

— Я так и сделал, отец, и добился своего рода компромисса, но восстания будут всегда. Всегда поэты будут петь о страданиях своей любимой герцогини. Освободите ее. Отправьте ее обратно в Аквитанию.

— Чтобы она сговаривалась против меня с королем Франции? Никогда!

Ричард пожал плечами.

— В Аквитании никогда не будет мира, пока моя мать — ваша пленница, — сказал он.

Это была правда; и с этой тяжелой мыслью Генрих отправился на встречу с Людовиком.

***

«Бедный Людовик», — подумал Генрих. Годы брали свое. Он никогда не был высокого мнения о нем как о мужчине, но теперь тот и впрямь стал немощен.

Людовик был явно удивлен, что Генрих приехал к нему, и с большим подозрением отнесся к тому, что бы это могло значить. Он полагал, что это как-то связано с помолвкой Ричарда и Алисы, вокруг которой, как он начинал понимать, определенно была какая-то тайна.

Генрих отправил Ричарда обратно в Аквитанию, ибо не хотел, чтобы тот присутствовал на переговорах с Людовиком о браке; вид Ричарда, такого статного мужчины, наглядно бы доказал, что с его стороны не может быть никаких причин немедленно не сыграть свадьбу.

Неприятным сюрпризом стало то, что Людовик собрал кардинала и нескольких своих главных епископов. Очевидно, они собирались заставить его согласиться на празднование брака без промедления.

Он оказался в очень щекотливом положении, и ему требовалась вся его проницательность, чтобы уклониться от прямого ответа. В одном он был уверен: Алису он не отдаст.

Он обнял Людовика как король короля, а затем принес оммаж как герцог Нормандский своему сюзерену.

Они с грустью поговорили о своем покойном внуке, и сразу после этого был поднят вопрос об Алисе и Ричарде, и все замерли в ожидании возражений Генриха против этого союза.

Возражений? Рыжеватые брови взлетели вверх, ноздри трепетно раздулись. Лев явил добродушное изумление. Но разумеется, брак состоится. Разве Ричард и Алиса не обручены?

— Но дело слишком затянулось, — напомнил ему