Овация сенатору - Монтанари Данила Комастри

— Шнурок от обуви. Котёнок нашёл его в сундуке хозяйки и держал в зубах, когда я пошла к Мелосу…

Аврелий посмотрел на котёнка, не веря своим глазам.

Слепой котёнок забегал в комнату Глафиры и играл там с самыми сильно пахнущими вещами, такими, например, как старая кожа…

Нужно срочно вернуться домой и прочитать то, что написано на шнурке, с помощью палочки, найденной в шкатулке!

— Скрести пальцы, Токул, и если у тебя есть бог, который поможет тебе, молись ему теперь!

— О Плутон, бог не только ада, но и золота! — воскликнул ювелир.

— Надеюсь, он действительно милостив к тебе, Токул, потому что если на этом шнурке написано то, что я думаю, то, возможно, ты сохранишь не только жизнь, но и состояние… Подожди здесь моего слугу, Эбе, а я должен сейчас же вернуться домой, — сказал патриций, выпряг мула из повозки весталок и, вопреки всем запретам, сел на него верхом и поехал.

Аврелий доехал рысью до театра Марцелла, не попавшись на глаза стражам порядка. За Капитолием животное словно ожило и с внезапным усердием пустилось галопом, рискуя налететь на толпу, возвращавшуюся с Форума.

Аврелий ругнулся: одно дело ехать в повозке весталок, и совсем другое — продвигаться сквозь толпу на животном, не привыкшем к всаднику.

— Слезай с него, сумасшедший! — выкрикивали прохожие, пытаясь сбросить патриция с мула и хватая за сенаторскую тогу, которая так сильно запылилась, что на ней уже не различался яркий цвет латиклавии.

— Дорогу! — во всё горло орал патриций, влетая на всей скорости на викус Лаци Фундани, как вдруг краем глаза заметил отряд стражей порядка. В то же мгновение перед ним выросли несколько молодых громил, отдыхавших на площади.

— Тебя преследуют легавые, Сенатор? Мы возьмём их на себя. Вперёд, ребята! — призвал Лама, подавая сигнал к атаке.

Аврелий понёсся дальше, не оборачиваясь, слыша, как за его спиной начинается отчаянная драка.

В начале викус Патрициус мул вдруг резко остановился. Аврелий не ожидал этого и, перелетев через голову животного, рухнул на кучу сена, которая и стала причиной внезапной остановки глупой твари.

Поднимаясь, оглушённый Аврелий проверил, цел ли он и не потерялся ли при падении драгоценный шнурок.

Направившись к дому, он услышал возбуждённые реплики зевак, возвращавшихся с овации.

— Слышал? Богиня Веста сотворила чудо: волшебным образом перенесла свою священную повозку из одного конца города в другой.

— Говорят, в небе её видел какой-то армянский принц…

«Значит, ловкий Кастор спас Город от позора святотатства, подарив ему чудо», — подумал Аврелий, направляясь к вершине Виминальского холма.

Войдя в домус, где обычно кипела жизнь, он очень удивился полнейшей тишине и пустоте, царившей в нём. Нигде не было ни души, даже охраны: Парис, увлечённый прелестями служанки-эпироты, явно пренебрегал своими обязанностями…

Сундук из терпентинного дерева, который был нужен Аврелию, находился в большом таблинуме. Аврелий достал палочку и накрутил на неё шнурок, стараясь совместить знаки. Теперь свидетельство о предательстве было легко прочитать…

— Выходит, ты в самом деле нашёл тот шнурок! — прозвучал голос за его спиной.

Валерий стоял в дверях всё в тех же лёгких кожаных доспехах, которые надевал под тогу с латикла-вией, принося жертву богам.

— Тебе не удалось обмануть меня, пытаясь уверить, будто он уже у тебя. По тому, как ты держался, я понял, что ты ничего не знаешь! И теперь, когда ты расшифровал письмо, понимаешь почему.

— Я должен был сразу догадаться. На кого ещё мог положиться Цепион, если не на собственного сына? Ты тоже был его пособником…

— Он потерпел неудачу из-за тебя, Аврелий.

— Но эта неудача оказалась тебе очень выгодна. Твой отец хотел добра для Рима. А ты — напротив… Конечно же, ты не для того захватил это золото, чтобы посадить на трон Германика! Это ты открыл своей матери тайну о соглашении с варварами…

— Я лишь высказал свои подозрения: она же, как человек честный, довершила остальное. Но я и представить себе не мог, что она способна возглавить легионеров, броситься в смертельную схватку и обречь себя на погибель. Наверное, это ты подал ей такую идею, Аврелий. У меня был идеальный план: если бы отец преуспел в своём намерении, я мог бы рассчитывать только на неплохую карьеру. Но если бы события повернулись так, как хотелось мне, то в двадцать три года я мог бы стать командиром легиона. Ведь Агриппина ни за что не доверила бы это какому-то молодому и неопытному трибуну.

— Выходит, ты всегда знал, что происходит там, наверху. Более того, если уж быть точным до конца, ты специально спровоцировал свою мать, превратив её в убийцу!

— А ты превратил её в проститутку! — вскипел полководец.

— Я счастлив, что не верю ни в богов, ни в потусторонний мир. Ничто не стало бы мучительнее для Веры Клавдианы, чем увидеть оттуда, из Эреба, какое чудовище она породила! Почему, Валерий? Во имя богов, скажи мне, почему ты это сделал?

— И ты спрашиваешь это у меня, Аврелий, после всего, что видел сегодня? Двадцать лет мне потребовалось, чтобы прийти к этому дню! Не будь у меня золота на содержание легионеров, на подкуп вражеских вождей, на искусное смазывание колёс машины властей предержащих, я никогда не удостоился бы сегодняшней овации!

— И она стоила жизни Цепиона, Веры, Метрония, заживо сгоревших рабов?

— Ты видел лишь несколько трупов более или менее известных людей, а я оставил их на полях сражений тысячи!

— И только для того, чтобы толпа приветствовала тебя?

— Моё имя уже вписано в историю, Аврелий. Но я мог бы подняться и выше, гораздо выше. Цезарь стар, его дети ещё малы, а Мессалина легко поддаётся влиянию. Сегодня вечером на праздничном пиру в Палатинском дворце весь Рим увидит разницу между старым пьяницей и полководцем-триумфатором, который способен защитить границы империи и обеспечить порядок внутри страны.

— Так вот куда ведут тебя амбиции!

— Да, и когда какой-то Антоний решил встать у меня на пути, он пожалел об этом… Этот дурак только через двадцать лет узнал, что это я попросил его брата переплавить критское золото. Токул не мог и заикнуться об этом, это стало бы его погибелью, да и кто бы поверил ему, торговцу-плебею, а не полководцу Восточных легионов!

— Твоим сообщником был Эренний, который нашёл сокровище несколькими годами раньше, когда служил на Крите. Но вместо того чтобы передать его в казну, он решил присвоить его, договорившись с Цепионом. Когда умер твой отец, ты отдал Эрен-нию в жены свою сестру и сделал так, чтобы…

— Мы ждали удобного случая, а тем временем этот глупец растрачивал золото на свои прихоти… во всяком случае, это не очень ему помогло: трон в Риме не двуместный.

— Ты и его убил?

— Когда у Эренния закончились деньги, он обратился ко мне. А мне достаточно было подкупить одного продажного повара, чтобы тот постепенно подсыпал ему яд, который стал медленно убивать его.

— И всё же, чтобы обеспечить его верность, тебе пришлось дать ему в залог один шнурок. Ты не слишком беспокоился. Намёки в нём мог понять только тот, кто знал о существовании сокровища. Но Валерия, влюблённая в Антония, показала шнурок именно ему, и он, поскольку помогал своему брату Токулу переплавлять золото, мог объяснить ей…

— И вот теперь она шантажирует меня! Когда покончу с тобой, расправлюсь и с ней!

— Оставь её в покое, Валерий. Она почти ничего не знает, потому что Антоний не доверял ей самого главного. Скажи мне лучше, зачем ты отправил его в Субуру переодетым в мою одежду?

Валерий хохотнул.

— Я убедил его, что ты тоже имел отношение к заговору, и посоветовал завладеть твоим состоянием, куда более солидным, чем моё. Именно о твоих деньгах говорил он, этот идиот, когда думал, что станет богатым! Я успокоил его первой выплатой. А потом сочинил историю, будто ты, устав от шантажа, решил донести на нас, и потому тебя необходимо убить. Я обещал ему сделать это, если он обеспечит мне алиби, переодевшись в твою одежду, чтобы все подумали, будто ты в такой-то час всё ещё разгуливаешь по Субуре… Естественно, я надеялся, что тебя и в самом деле примут за жертву. Потому что расследование смерти Антония могло выявить наши с ним тайны. А если бы все решили, что убийца целился в тебя, то никто никогда и не подумал бы, что это я хотел ударить тебя ножом в спину как раз тогда, когда требовал твоей головы на законном основании! Так или иначе, я позаботился, чтобы все думали, будто моя враждебность к тебе проявилась лишь через несколько дней после смерти Антония.