Душа Лахора - Читра Банерджи Дивакаруни

– Он неграмотный, так что мы не можем его заставить написать имя хозяина, – говорит командир. – Остается только казнить его. Но я не могу гарантировать, что вы и дальше будете тут в безопасности.

Солдаты уводят несостоявшегося убийцу; тот не сопротивляется.

– Да кому надо меня убивать? – восклицаю я.

– Не знаю, – пожимает плечами командир. – Но нам надо немедленно отправляться в Лахор. Визирь очень рассердится, если вы после такого останетесь здесь.

Я слышу выстрел, сдавленный стон, потом падение тела. Руки у меня начинают трястись. Я осознаю, что сейчас могла бы уже быть мертва.

– Мы соберемся к утру, – говорю я, не в силах больше бороться.

* * *

Наша простая крытая повозка в сопровождении нескольких солдат едет вниз, к равнинам. Никто не обращает особого внимания на маленькую процессию. Наверное, думают, что местный землевладелец едет в город. Они и не представляют себе, что внутри младший сын Саркара, которого судьба пододвинула на две ступеньки ближе к трону.

Далипа я держу на руках; от покачивания повозки он быстро уснул.

– Положите его на сиденье, – советует Мангла. – Он уже большой, у вас руки заболят.

Она сделала для ребенка гнездо из одеял, но я качаю головой. Когда я держу сына, мне спокойнее. Мангла тоже засыпает, но я сижу очень прямо. Не могу забыть об убийце, о черной пропасти у него во рту на месте языка. Кто мог его послать? Кто хочет моей смерти? Кто знал, где я нахожусь?

Глава 23

Чанд

В Лахоре мы селимся в маленьком элегантном хавели на тихой боковой улице. Тут просторный двор, заросший красивыми старыми сирисами. У них густая листва и большие висячие стручки, с которыми Далип любит играть. Вокруг дома высокая кирпичная стена с шипами поверху, чтобы никто не смог забраться внутрь. У железных ворот днем и ночью стоят вооруженные стражники.

Мебель в доме отделана узорчатой резьбой и завалена шелковыми подушками. На полах плюшевые ковры. В гостиной висят изысканные миниатюры – сцены охоты или влюбленные пары, отдыхающие на террасе. Ужин подают на серебряной посуде. Моей заслуги тут нет: всё без исключения – и украшения, и солдаты, и слуги – принадлежит Дхиану. Я лишь выбрала этот дом из трех хавели, которые он мне предложил. И выбрала потому, что он самый маленький: не хотела быть слишком обязанной Дхиану.

Дхиан был разочарован (сам он живет в большом дворце).

– Принцу нужен особняк получше.

– Этот дом идеален, раджа-джи. У Далипа будет где побегать, а больше ему ничего не надо.

– Ну, по крайней мере, тут он в безопасности, – заметил Дхиан.

Он пришел в бешенство, услышав про неудачливого убийцу, и оштрафовал командира на сумму месячного оклада.

– Видите? – сказал он мне. – Именно поэтому я вызвал вас в Лахор. Тут у меня больше людей, чтобы вас защитить.

К тому времени, как мы въехали в этот дом, в полях неподалеку от него построили казармы и поселили туда стражу.

Я рада, что нас охраняют. Но, боюсь, безопасность очень смахивает на плен.

* * *

После приезда в Лахор я первым делом собиралась навестить Факира Азизуддина. Мангла сказала мне, что он болел. Я хотела убедиться, что наставник заботится о себе. И надеялась посоветоваться с ним кое о каких вещах, которые слишком опасно доверять бумаге.

Пока что у меня ничего не получается: Дхиан не разрешает. И Факиру он тоже не позволил меня навестить. Вообще доступ в хавели есть только у членов семьи Дхиана. Он говорит, что это в целях безопасности: «Иначе я не смогу вас защитить, рани-джи. У принцев много врагов, даже если эти принцы пока далеко от трона».

Пока – короткое слово, но мощное, как пуля.

Контроль заставляет меня напрягаться, но я молчу. Мне нельзя злить Дхиана.

* * *

Единственный человек, которого мне позволили навестить, – это Чанд, мать Наунихала, теперь регент Пенджаба.

Против этой встречи Дхиан тоже возражает, но я ему говорю, что так хотел бы Саркар.

– Чанд Каур – регент, – добавляю я. – Если бы она хотела мне навредить, то уже давно это сделала бы, вам не кажется?

Когда мой паланкин вносят в крепость, у меня ноет сердце. Каждое здание полно воспоминаний. Зенана, где меня чуть не отравили в первую ночь после бракосочетания. Родильный павильон, где я стала матерью. Хавели Май Джиндан, подарок Саркара в знак любви ко мне. Паланкин останавливается перед Шиш-Махалом. Сколько же ночей я провела здесь в объятиях человека, который сиял ярче Кохинура, рассказывал мне истории увлекательнее, чем песни о Хир и Рандже, кто знал меня лучше всех в мире! Почти невыносимо входить сюда. Но я должна. Чанд выбрала Шиш-Махал своей резиденцией и живет здесь вместе с Биби.

Меня поражает ее царственный вид. Чанд всегда была тихой и застенчивой, но после смерти мужа и сына иная женщина сломалась бы, а она стала настоящей правительницей. Когда меня вводят, она обсуждает с группой придворных из дурбара новый налог. Чанд предлагает изменения вежливо, но твердо, что удивительно слышать. Указания поступают из-за шелковой занавески – Чанд строго соблюдает пурду[67]. Когда придворные уходят, она разговаривает со мной очень любезно, но я вижу, что она гадает: можно ли мне доверять, или я шпионка Дхиана.

Однако, когда входит беременная Биби, вся суровость Чанд исчезает. Регент улыбается и обнимает молодую женщину, спрашивает, ела ли та что-нибудь с утра, усаживает Биби рядом с собой.

– Как мой внук? Сильно пинается? – спрашивает она. Биби безо всякого смущения прислоняется к Чанд, будто дочь, а та потирает ей спину. От этого зрелища мне становится грустно: Гуддан так делала, когда я была беременна. Ах, все это было так давно…

Я понимаю, что после смерти Наунихала Биби стала для вдовы Кхарака смыслом жизни. Ради Биби, нежной и послушной, как стебель лотоса, Чанд и стала сильной.

Я приношу соболезнования, Биби плачет, Чанд ее успокаивает. Потом правительница приглашает меня остаться пообедать. Возможно, она считает, что мы можем стать друзьями, раз я больше не замешана в придворных играх. Я с радостью соглашаюсь.

Чанд извиняется за безвкусную еду: у Биби теперь часто изжога.

– А мне все равно, что я ем. Мне теперь вообще почти все безразлично. – Она обводит размашистым жестом крепость, город, а то и весь Пенджаб. – Вся эта роскошь. Титул, который мне дали, – Малика Мукаддас. Императрица. – Она небрежно пожимает плечами. – В крепость я переехала только потому, что для Биби