Ода на рассвете - Вирсавия Мельник

Голос ее дрожал, — как… как… — Лиза не могла договорить, — как…

— Как животное? — дополнил Садовский.

Лиза пристыжено замолкла. Она испугалась этого слова, хотя оно полностью подходило.

— Я не… — растеряно начала она.

— Я всё понял, — перебил ее командир и, выдержав паузу раздумий, спросил, указывая на сына. — Он это видел?

— Да, — кивнула Лиза.

Леонид выпрямился. Оглядев ее и Юру, он решил:

— Что ж, такого больше не повторится.

Беленкин поспешил к выходу. У самых дверей он остановился. Его внимание было привлечено ношей, оставленной в уголке. Тихон подошёл к ней и достал оттуда бутыль. От всего содержимого там осталось где-то пол-литра.

— Держи, — подал он бутыль Лизе. — Ты травами увлекаешься. Вот, сделаешь настойку. Тебе пригодится. Мне эта бодяга впредь не нужна.

Прихватив свои вещички в суму, Леонид вышел.

— Лёня, ты куда? — выбежала за ним Марья Петровна.

— На речку.

— Ты что? Смотри, холод-то какой! Простынешь!

— Ничего. Мне полезно!

— Лёня!

— Мать, хватит!

Марья Петровна вошла в дом:

— Ну, и что мне с ним делать? — поникла она головой.

Леонид вернулся поздно вечером. В доме царила гармония и тишина. Роман вслух читал Святое Письмо, все остальные слушали. Когда вошёл Садовский, всеобщее внимание было отдано ему. Это был уже другой человек: чистый, опрятный, с здравым, хоть и измученными взглядом. При его виде няня приподнялась с лавки. Она хотела что-то сказать ему, что-то спросить, но, испугавшись его суровости, молчала.

Он был полон решимости. Леонид пересек комнату и взял Юру. Мальчик игрался с новой деревянной игрушкой, бормоча себе под нос только ему одному понятные слова. Внезапное проявление отцовской нежности его удивили. Прекратился поток звуков, ротик с белыми зубами приоткрылся, серые глазки с большими черными сияющими зрачками сосредоточились. Юра смотрел на отца и не знал, чего ему ожидать.

Леонид поднял его над собой и долго сосредоточенно вглядывался в сына, вкладывая в этот момент весь остаток сил, все свои стремления и все свои надежды. Затем он крепко обнял свою кровинку. Руки Садовского были исцарапанными и обмотанными порванной тканью. С такими руками он пришёл сейчас. Где он был, что делал и какие мысли роились у него в голове известным оставалось одному Леониду. Но, не смотря на все это, теплые объятия отцовских истерзанных муками рук для Юры представлялись самым главным, что вообще имело смысл.

Зима в тайге идет весело. Ночью вовсю воет вьюга и буйствует мороз. Днём небо ясное и все окружение подталкивает на длинную прогулку. Саша был покорен этому зову и дома долго не задерживался. Для него находилась масса занятий: то дров натаскать, то ловушки проверить, то пташек крошками накормить.

В этот день он для себя тоже что-то придумал. Прочистив от снега тропки, Саша пошёл исследовать их территорию. Хотя дальше полверсты ходить ему было запрещено строгим наказом, это расстояние не умаляло его живой интерес. Даже глубокие сугробы и треск мороза не останавливали мальчика.

Леонид с Романом решили смастерить лыжи и санки. Это всегда пригодится. Срубив ёлку, они взялись за работу. Запах дерева приятно ободрял и наводил Романа на теплые воспоминания. Он давно хотел поговорить с командиром о его родителях, о их освобождении, но не находил Садовского более благорасположенного к разговору, чем сейчас.

— Я спросить хочу вас, Леонид Петрович, — сказал Роман обтесывая брусок рубанком.

— Тихон, — исправил его командир, отбивши топором лишнее.

— Как угодно… Тихон… О моих отце и матери, — продолжил Мохов. — Вы обещали, что мы встретимся и сможем их досрочно освободить, вернуть себе всё, что было и снова жить как прежде. Можно об этом поподробнее? Каков план?

Леонид призадумался, а потом сказал совершенно по-братски:

— Степка, Степка! Не переживай так. Всё идёт как надо. Когда нужно будет, я вам скажу и объясню. Усек, Степка?

— Как же ваше задание? Как оно проходит?

— Да всё под моим контролем, — уверенно улыбнулся командир.

— Я вам верю, Тихон. Мы все вам верим и знаем, что Бог послал вас к нам с великой целью.

— Да что ты! — покривил душой Леонид, рассматривая свою работу.

— Смотрите, что у меня есть! Смотрите, что я вам принес! — прибежал к ним Сашка. Он был в снегу с ног до головы, а в руках держал зайца. Заяц был белым-белым и пушистым-пушистым. Глаза Саши сияли восторгом. — На него, бедняжку, лиса напала. Она схватила его своими клыками за ножку. Вот, — он показал пораненную заднюю лапку зайца. — Я это заметил и как выпрыгну из-за сугроба, и как скажу: «А ну, лисица, оставь зайца в покое!» Она тут же его оставила и убежала. Я зайца спас! Теперь он мой! Правда здорово?

— Охотник ты, конечно, тот ещё, — смеялся Леонид.

— Но я же не охотился, я спасал, — оправдывался мальчик.

— Саша, лиса могла тебя укусить! Она дикая! — ругал Роман неосторожность брата. — Что бы тогда было? Кто бы на кого охотился и, кто кого бы спасал?! Слава Богу, что с тобой ничего не случилось, — Рома взял зайца за лапку, чтобы осмотреть ее. Раненный сразу начал брыкаться, противиться. Носик его напряженно задергался, а глаза забегали.

— Тише, тише, мой зайчик, — погладил его Сашка, больно тебе никто не сделает, — зверек успокоился от его слов.

— Похоже, что он к тебе привык, — заметил Роман. — Что ты будешь с ним делать?

— Я его выхаживать буду. Он выздоровеет и станет с нами жить!

— Знаешь, Саша, я думаю, что лиса испугалась, когда увидела живой сугроб. Иди скорее в дом! Ты же замёрз, и заяц твой продрог тоже. Нужно его как следует обогреть, накормить и обвязать ранки. Что Лиза ни скажет, то и делай. Она знает, как зайцев лечить, — Рома с улыбкой на лице одернул красный Сашин нос и отправил его в хижину.

— Охотник на лис, слышишь? — отозвал Сашу Садовский. — Дашь немного Юре твоего зайца. Пускай он погладит его, порадуется.

— Ага! — согласился Сашка и забежал в дом.

— Степка, а не пойти ли нам с тобой завтра на охоту? — предложил Леонид. — Лис, я так погляжу, завелось тут немало. Кому на рукавицы, кому на шапки. Может и рябчика какого перехватим. А?

— Почему нет? Пойдем.

Марья Петровна и Лиза долго выслушивали историю Саши, многое уточняя и, конечно, не забывая пригрозить ему пальцем за легкомыслие. В то же время они снимали с него до нитки промокшие несколько вязанных кофт, шапку, пуховый платок и нянины валенки.

— Ну как же так, Саша? — ругала Лиза, протирая его тёплым полотенцем.

— В какую только передрягу ты мог попасть! Ох, что с нами бы было?! —