Дела Разбойного Приказа-6королев Тюдора. Компиляция. Книги 1-12 (СИ) - Булыга Сергей Алексеевич

– Власа Фатеева сегодня приводили?

– Дьячка здешнего? – спросил стрелец. – Приводили, как же, с час назад. А что?

– Забрать его пришел, – сказал Маркел. И спросил: – Где он, внизу?

– Нет, – сказал стрелец. – Внизу уже набито вон сколько! Нахватали же как не в себе! Но это посадских. А этот здесь сбоку сидит. – После пожевал губами и спросил: – Как это забирать его? Кто же его тебе даст?!

Маркел, ничего не говоря, еще раз показал овчинку. На что стрелец сказал:

– Ты мне ее не суй. Ты ее знаешь куда сунь!

– Чего?! – грозно спросил Маркел. – Кого ее? И куда сунь?!

Но стрелец не растерялся и ответил:

– Э! Какой ловкий! Я никого никуда не совал! Я на стороже стою. А ты куда лезешь?! И кто тебя сюда звал?!

– Я, – сказал Маркел спокойным голосом, а сам аж покраснел, – сюда не сам пришел, а вот с этим, – и еще раз показал овчинку. – А ты мне посоветовал ее… Чего?

– Чего? – тоже спросил стрелец.

– Скотина ты! – сказал Маркел.

– Но-но! – сказал стрелец, поднимая пищаль как дубину. – Не очень-то!

– Ладно! – сказал Маркел. – Чего это мы рассобачились? У тебя служба, и у меня тоже. У тебя своя и у меня своя. – И вдруг спросил: – Кто Власа приводил? Яшка-подьячий с товарищами?

– Не знаю, как их кого звать, – сказал стрелец, – я вас не различаю всех. Но с ними еще были наши. И вот наши мне его сдавали с рук на руки. И только нашим я его теперь отдам. Или боярину Василию. Потому что его словом это делалось!

– Это моим! – сказал Маркел. – У кого хочешь спроси, что моим! Это я велел его сюда! А теперь мне что, его обратно уже нет?

– Нет, – строго сказал стрелец. И также строго прибавил: – Здесь обратно не бывает. Только если боярин Василий позволит.

– Ладно, – сказал Маркел уже не с такой злостью, после убрал овчинку и сказал: – Будет тебе боярин, погоди еще. А пока ты меня хоть расспрос взять с него пустишь?! – сказал он уже очень громко и даже еще шагнул вперед.

– Но! – так же громко ответил стрелец. – Осади! – и даже еще выше поднял пищаль и уже почти ударил ею! Но остановился, подумал и сказал: – Ладно. Иди. Но только расспрос! И только быстро! Понял?! – и даже указал рукой на дверь.

Маркел прошел через нее дальше, в сени, а тот стрелец за ним следом. В сенях было уже четверо стрельцов, и они все сидели по лавкам. Маркел их поприветствовал и еще раз показал овчинку, а тот стрелец, с которым он пришел, сказал, что им нужен Влас Фатеев, дьячок этой губной избы, с него надо снять расспрос, и это боярину срочно. Срочно, еще раз сказал тот стрелец уже совсем громким голосом, после чего один из этих четверых стрельцов поднялся, подошел к ближней к нему двери и обернулся на Маркела. Маркел подошел к нему, стрелец открыл дверь, и они через еще одни сени (правильнее, сенцы) прошли к лестнице, после мимо нее провернули налево и оказались в еще одних, очень темных, но зато просторных сенях, в дальней стене которых было видно небольшое оконце, забранное крепкой железной решеткой. За решеткой было тихо. Маркел велел дать свету.

– Здесь свету не положено, – сказал стрелец. – Как бы пожару не было.

– А я сказал – дай! – грозно сказал Маркел.

Стрелец что-то невнятно ответил и ушел.

Зато из-за решетки сразу послышалось:

– Маркел Иванович! Маркел Иванович!

Маркел узнал голос Авласки, усмехнулся и сказал:

– Я не Иванович, я говорил уже. Зови меня просто: боярин.

– Боярин! – сразу повторил Авласка. И зачастил: – Боярин! Батюшка! Маркел Иванович! Вызволи меня отсюда, Христом прошу, они меня убить хотят!

– Кто это – они? – строго спросил Маркел, подходя к окошку.

– Да наши, губные, – ответил Авласка. – Они здесь все со мной. И Русин Селиванович здесь тоже. Шестеро их здесь, Маркел Иванович, а я один.

А, вот оно что, подумал Маркел, и эти тоже с ним, ой, весело! После поправил шапку и спросил:

– Ивашка Муранов, ты здесь?

– Здесь, – мрачным голосом сказал Иван Муранов, углицкий губной староста. И дальше быстро-быстро продолжал: – Маркел, не обессудь, не знаю, как тебя по батюшке, но что это такое творится! Почему нас сюда посадили? Я ли народ не сдерживал? Я ли не послал гонца к вам, свинью эту, упредить? Я ли не…

– Сам свинья! Сам свинья! – перебил его чей-то голос. – А кто начал! А кто подбивал! А кто велел бить в набат?!

– Тпру! Тпру! – крикнул Маркел. И когда там затихли, спросил: – А это кто? Руська, ты?

– Не Руська, а Русин Селиванович, – ответил Русин Селиванов сын Раков, углицкий городовой приказчик, правая, можно сказать, рука покойного государева дьяка Михаила Битяговского. – Русин, – еще раз сказал он. – Руська гусей пасет, не забывай это, Маркелка, я отсюда еще выйду, и сегодня же, потому что мне есть что сказать, а то, я вижу, распустили руки, а их укоротить недолго! А языки еще быстрей!

– Это конечно, это всем известно, – сказал Маркел спокойным голосом. – Если за слова поносные, тогда укоротить язык. А если казне поруха, тогда что?

– Что?! – грозно спросил Русин Раков.

– А то, – сказал Маркел, – что за укрывательство тайной корчмы тебе, Руська, мало не будет. А ты ведь укрывал!

– Чего?! – громко и даже с подвыванием спросил Русин.

– Того, – сказал Маркел. – Знающие люди говорят, что укрывал.

– Кто говорил? – задиристо спросил Русин.

– Да вот хоть Евлампий говорил, – сказал Маркел. – Евлампий Павлов Шатунов, голова кабацкий. Еще вчера говорил! А теперь уже не говорит. А знаешь, почему не говорит? Потому что его сегодня ночью отравили. И кто это сделал, ты знаешь!

Русин молчал. И все они там молчали. Маркел еще сказал:

– Вот так-то, голуби. – После сказал: – Вот каковы дела веселые! А то наши уже стали поговаривать, что, мол, зря мы с собой Ефрема брали, а Ефрем зря брал свою рубаху красную, чтобы в работе не маралась. А вот не зря! – И тут он даже засмеялся.

А за решеткой было тихо. Маркел грозно сказал:

– Авласка! – И когда тот отозвался, сразу же спросил: – Ты когда в корчме в последний раз был? В пятницу?

Авласка помолчал, после сказал:

– Ну, в пятницу.

– А когда царевича зарезали, ты тогда тоже там был? – быстро спросил Маркел, после сам же ответил: – Был! Был! А наливал тебе он или кто? Фома, что ли?

– Нет, не Фома, – сказал Авласка. – Фомы тогда там не было. Баба его была, Хивря эта. Хивря и наливала.

– А ты, – дальше сказал Маркел, – напившись там, пришел домой и лег спать. И тут хоть режь царевичей, а хоть кого еще повыше, тебе все равно! Так было?

– Так, – тихо ответил Авласка.

И тут вдруг опять заговорил городовой приказчик Русин Раков, он громко сказал:

– Вот-вот! Вот, правильно! Они здесь все такие ироды, Маркелка! Так князю Семену и скажи! Воруют углицкие, все воруют! А государев дьяк их унимал, срамил, не давал воровать – и тогда они его убили всем скопом!

– Ты что это?! – грозно вскричал Иван Муранов. – Что ты такое мелешь, старый пес?!

– Пес! Пес и есть! – раздался еще чей-то голос, наверное губного целовальника Никитки.

– Сами псы! – гневно ответил Русин Раков, и еще даже кинулся к самой решетке. Теперь Маркел увидел его голову и его руки, он ими схватился за решетку и продолжал с большим жаром: – Маркел! Слушай меня! Мне теперь что! Загубить они меня хотят, я знаю! Мишка с Гришкой, братья эти мерзкие, они в казну по локоть руки запустили, пресечь это надо, Маркелка, и по локоть им же руки обрубить, вот что Ефрему нужно приказать! И дайте мне бумаги, я буду челобитную писать на государево имя, я ему всё поведаю, Маркелка! – И тут замолчал и перевел дыхание, а после, сверкая глазами, спросил: – Так передашь?!

Маркел подумал и сказал:

– Грозные слова ты говоришь, Русин Селиванович. Да и не моего они ума. Да и писал ты уже одну челобитную, третьего дня, и боярин Василий ее уже читывал. Зачем ему еще одна?

– Э! – сказал Раков громко. Отдышался и сказал: – Так та челобитная была ему, боярину, а эта уже будет царю! Дашь бумаги на царя? А, что ответишь?!