Владимир Рынкевич - Наука умирать

Конечно, жаль остаться без денежного содержания за Месяц, но это не смерть. Неприятно, даже противно другое: Зачем эта игра в отца-командира? Ведь ему наплевать на нас, когда мы не в бою. И на наши деньги наплевать. Мы для него просто солдаты. Завтра погонит в бой, уложит сколько-то трупов и не вспомнит. Наверное, мечтает, что о нём будут вспоминать. И что же? Легче будет гнить под землёй? Или висеть, как эти несчастные?

Марков явился на совещание к самому началу: Покровский поднялся для доклада. В новенькой черкеске со сверкающими генеральскими погонами он держался несколько скованно перед генералами, с трудом сдерживал волнение, но заставлял себя говорить спокойно и хладнокровно. Председательствовал Алексеев — редкий случай, когда они с Корниловым дружно сотрудничали. Деникин кутался в шерстяную накидку. Марков устроился за его широкой спиной и боролся со сном.

Покровский кратко приветствовал руководителей Добровольческой армии «от лица кубанской власти» и доложил о прекрасном состоянии его войск.

   — Жаль, что такие замечательные войска не участвовали в ночном бою за Ново-Дмитриевскую, — сказал Романовский преувеличенно выразительно, вызвав улыбки своих и неловкость у кубанцев. Покровский скомкал свой доклад и сел на место рядом с председателем кубанского правительства Бычем[37].

Корнилов сказал, как о чём-то само собой разумеющемся:

   — Теперь, после соединения, кубанские отряды полностью подчиняются командующему Добровольческой армии.

   — Я понимаю вас, Лавр Георгиевич, — осторожно попытался возразить Покровский, — но вы, разумеется, тоже понимаете желание кубанской власти, представители которой здесь присутствуют, иметь свою собственную автономную армию. Нам кажется вполне достаточным, чтобы наши войска находились в оперативном подчинении командующего Добровольческой армии. Это соответствует конституции Края, офицеры и казаки привыкли к своим командирам...

   — К вам, капитан? — язвительно, со стариковской мудрой усмешкой перебил его Алексеев. — Или, извините, полковник? Не знаю, как вас величать. Офицеры и казаки тут ни при чём — мы хорошо знаем, как они относятся к этому вопросу. Они готовы немедленно перейти под командование генерала Корнилова. А вам просто не хочется поступиться своим самолюбием.

Покровский оскорблённо замолчал. В дискуссию вступил Быч. Он долго, то и дело повторяясь, говорил о «суверенной Кубани», об «автономной армии»... В том же духе выступали и другие кубанцы. Алексеев многозначительно взглянул на Корнилова, и тот, перебивая очередного защитника «автономной кубанской армии», категорически заявил:

   — Я не согласен командовать автономными армиями. В бою под Ново-Дмитриевской мы видели, что это означает: генерал Покровский вместо выполнения боевой задачи автономно бездействовал. Я не хочу, чтобы меня угощали автономные командиры такими сюрпризами. Мне надоели эти ваши попытки помешать армии воевать, когда мы почти у цели. Выбирайте другого генерала, умеющего командовать автономными армиями.

Покровский вновь попытался объяснить политическую необходимость самостоятельного кубанского войска в оперативном подчинении Добровольческой армии.

Марков почти задремал и встрепенулся, услышав звучный удар Корнилова по столу:

   — Одна армия и один командующий. Иного положения я не допускаю!

Быч грубовато высказал свою позицию:

   — Мы доверяем генералу Корнилову. Пусть командует. Но мы устраняемся от дальнейшего участия в работе и снимаем с себя всякую ответственность за последствия.

   — Ну нет, — возмущённо возразил Корнилов, — вы не смеете уклоняться. Вы обязаны работать и помогать командующему всеми средствами.

Его фразу закончил близкий разрыв снаряда. Дрогнули вы и пол, задребезжали стекла. Некоторые бросились окнам.

   — Ворота нашей хаты разбило, — сказал кто-то.

   — Другую пора искать.

Корнилов нашёл взглядом Маркова и сказал негромко ««спокойно, словно речь шла о каком-то маленьком недоразумении:

   — Сергей Леонидович, распорядитесь.

Марков поспешил выйти из дома. Следующий разрыв громыхнул не так близко. С улицы вбежал поручик Гернберг:

   — Ваше превосходительство, на станицу со стороны Елизаветинской движется колонна красных около 1000 штыков с двумя орудиями и пулемётами.

   — Бегом к Тимановскому: полк в ружье. Миончинскому — орудия к бою! Я буду с первой ротой...

Торопясь, почти бегом, он направился к своим офицерам и по пути встретил батарею Миончинского, рысью мчащуюся к окраине станции.

   — Молодцы артиллеристы! — крикнул генерал им вслед.

А полк никак не мог подняться: офицеры не могли натянуть свои походные сапоги — так они ссохлись после ночного боя и переправы. Генерал матерился, бегал по хатам, размахивал нагайкой, но босиком в бой не пойдёшь. Те, кто сумел обуться, поспешили вслед за артиллеристами. Вскоре загремели выстрелы орудий Миончинского, и красные отступили.

А совещание тем временем продолжалось. Корнилов предложил своим генералам выйти в другую комнату и составить протокол совещания.

   — А господа кубанцы пусть подумают, — сказав он.

Обстрел станицы прекратился, документ был составлен к утверждён. «1. Ввиду прибытия Добровольческой армии в Кубанскую область и осуществления ею тех же задач, которые поставлены Кубанскому правительственному отряду, для объединения всех сия и средств признается необходимым переход Кубанского правительственного отряда в полное подчинение генералу Корнилову, которому предоставляется право реорганизовать отряд, как это будет признано необходимым.

   2. Законодательная Рада, войсковое правительство и войсковой атаман продолжают свою деятельность, всемерно содействуя военным мероприятиям командующего армией.

   3. Командующий войсками Кубанского края с его начальником штаба отзываются в состав правительства для дальнейшего формирования Кубанской армии.

Генералы Корнилов, Алексеев, Деникин, Эрдели, Романовский, полковник Филимонов, Быч, Рябовол, Султан-Шахим-Гирей».

Потом было небольшое угощение. Покровский сидел рядом с командиром Корниловского полка, старым другом и любимцем Корнилова подполковником Неженцевым.

   — Митрофан Осипович, — спросил Покровский, — что это у вас всё Марков да Марков? Разве у Корнилова нет других генералов и командиров?

   — Есть у нас генералы и командиры, — с неприятной, по-видимому, давней досадой ответил Неженцев. — А Марков... Ну, что Марков? Генерал как генерал. Ну, любит, чтобы о нём говорили.

Линьков добирался до Екатеринодара подобно зверю, обложенному со всех сторон. Расстрелять могли и корниловцы, и казаки, и красные комиссары, и любой воитель за правду, имеющий из чего стрелять. Так и погиб бы из-за того, что этим случайным личностям — фельдшеру и недоучке хорунжему — пришла в голову странная идея о переговорах с белыми. Теоретически идея неплохая, но ходом реальной жизни она, конечно, обречена на провал. Слишком много крови пролилось противниками. Корнилов беспощадно казнил пленных, Екатеринодарская ЧК уничтожала всех, кто попадал в её железные камеры. Теперь, когда добровольцы соединились с кубанцами, численность белых возросла, наверное, вдвое, Корнилов и не подумает о чём-то договариваться. Ему нужен Екатеринодар.

Линьков объявился в городе, когда там уже знали об успехах белых под Ново-Дмитриевской, об их подходе к кубанским переправам. Надо было сразу идти на Соборную, к начальнику ЧК, к Автономову, но как раз по дороге у некоторой хитрой старушки проживал Внуков, с которым делали тайные дела. Известно, что такие люди, как он, работают по ночам, а утром долго спят. Да и официально он служит в спецотряде при секретном учреждении, названном по-московски Чека. Зашёл к нему в своё время — Внуков и старушка пили чай с белым кубанским хлебом, и к чаю — бутылочка с иностранной этикеткой. Линьков разобрался: «Шато-икем».

   — Присаживайся, — гостеприимно встретил пришедшего Внуков. — Пей вино. Вроде французское. Никакого градуса. Так, для баловства. Что там на фронте? Почём жёлтые, как говаривал покойный Теймур? Тебе там пригодились его жёлтенькие?

   — Без них бы пропал. А здесь что?

   — А здесь винцо вот попиваем. С ночного обыска принёс. Каждую ночь контру давим.

   — Совнарком действует?

   — Совнарком только на митингах выступает, а командуют всем Автономов и Сорокин. И на Совнарком они плюют с высокой колокольни.

Внуков говорил, поглядывая на Линькова добродушными карими глазами весёлого убийцы. Он же убивал не со зла, а по необходимости.

   — Корнилов-то вот-вот Кубань перейдёт.

   — Знаем. Концы надо отдавать, как говорит наш моряк Олег. Все наши уже пятки салом мажут. Только не знают, куда смываться. Там — красные, там белые. Потому и бьём контру каждую ночь. Никак всех не перебьём. Глянь, какой браслетик с одной ночью снял.