От Хивы до Памира. Последние герои Большой Игры - Владимир Виленович Шигин

Индию англичане никогда не пустят. Тут нужна хитрость и дерзость!

– Если нельзя организовать полноценную экспедицию, то пока никто не запретил поездки одиноким путешественникам! – передернул плечами Столетов. – Кто помешает мне водрузить на голову пробковый шлем, взять в руки марлевый сачок и поехать в тамошние джунгли ловить бабочек!

– Браво, Столетов! – захлопал в ладоши Игнатьев. – Поверь мне, если бы не мои эполеты да аксельбанты, я бы напросился в напарники! Уж мы бы вдвоем всех бабочек там переловили, ну а заодно и все остальное выведали. Увы, англичане меня знают, как облупленного, поэтому пристрелят у ближайшего пограничного столба. Но я готов помочь всем, чем могу, так как твоя задумка имеет более значение.

После чего опытный Игнатьев дал Столетову несколько практических советов.

В августе 1876 года Столетов обратился к военному министру Милютину с частным письмом, в котором изложил программу своей поездки в Индию. Прочитав письмо, Милютин вызвал Столетова к себе на ковер.

– Все написанное весьма толково и нужно, однако политические обстоятельства сейчас не на нашей стороне! – сказал он своему любимцу, поздоровавшись.

– А когда они были на нашей? – искренне удивился Столетов, поправив, сползшие на нос очки.

– Тем не менее с решением вопроса придется повременить, – покачал головой Милютин. – Только повременить! Пока же у меня на тебя иные планы…

В те дни Милютину было совершенно не до индийских авантюр. В воздухе пахло новой большой войной с турками за освобождение Болгарии.

Разумеется, и здесь англичане не могли остаться в стороне.

Осенью в Ялту прибыл английский посол лорд Огастес Лофтус и был принят в Орианде канцлером Горчаковым. Затем в Ливадии состоялась конфиденциальная беседа с Лофтусом и Александра II. Император был откровенен:

– В Англии традиционно подозрительны по отношению к русской политике и испытывают постоянный страх перед приписываемыми нам завоевательными замыслами. Я устал заявлять, что не хочу никаких завоеваний, не стремлюсь к увеличению своих владений и не имею намерения овладеть Константинополем. Все, что говорилось или писалась о видах Петра Великого или помыслах Екатерины II, – это иллюзии и призраки, никогда не существовавшие в действительности. Что касается меня, то я бы считал приобретение Константинополя несчастьем для России.

– Я могу передать в Лондон ваши слова о нежелании захвата Константинополя в случае войны с турками? – был настырен посол.

Александр II кивнул:

– Даю вам священное честное слово, что не имею намерения приобрести Константинополь, о чем можете написать министру иностранных дел и премьер-министру. Если обстоятельства вынудят его занять часть Болгарии, то это я сделаю только на время, пока не будут обеспечены мир и безопасность христианского населения!

– В свою очередь я уполномочен заявить вам, что королева и правительство гарантируют вам наш нейтралитет! – ответил лорд Лофтус.

– Почему бы не подписать между нами соглашения, основанного на политике мира, одинаково выгодной нашим обоюдным интересам и вообще интересам всей Европы? России приписывают намерение покорить в Индию и завладеть Константинополем. Есть ли что нелепее этих предложений? Первое из них – совершенно неосуществимо, а что касается до второго, то я снова подтверждаю самым торжественным образом, что не имею ни этого желания, ни намерения.

Посол Лофтус лишь кивал и запоминал сказанное.

Обе стороны расстались довольными друг другом. Император – гарантией невмешательства Англии в войну с турками, а посол – гарантией безопасности для турецкой столицы.

В тот же вечер Лофтус срочно отослал шифрованное письмо в Лондон.

Глава третья

Вскоре консерватору Дизраэли вновь представилась возможность проявить чудеса дипломатии. Когда в 1876 году было жестоко подавлено турками восстание в Болгарии, по всей Европе разнеслись вести о кровожадных башибузуках, вырезавших целые деревни. Донеслись новости и до Англии. Дизраэли скептически отнесся к сообщениям о резне в Болгарии, списав все эти ужасы на неуемное воображение журналистов. Им только дай раздуть сенсацию на пустом месте.

Зато либерал Гладстон упрекал англичан в том, что те отказывают в поддержке болгарским христианам. Как можно не вступиться за единоверцев? Несмотря на мучительные боли в спине, он взялся за перо и не прекращал работу, пока не излил ярость на бумагу. Результатом его труда стал памфлет «Болгарские ужасы, или Восточный вопрос».

Подобно ветхозаветным пророкам, Гладстон разразился упреками в адрес власть имущих. Если правительство поддерживает Турцию, оно тоже несет ответственность за убийства христиан. «Это не миролюбивые магометане Индии, не галантные саладины из Сирии, не утонченные мавры Испании. С того самого черного дня, как они проникли в Европу, они были и остаются самым бесчеловечным образчиком человечества, – отзывался он о турках. – Нужен ли Британии такой союзник? И не лучше ли будет договориться с Россией?»

Лондонцы сметали памфлет с прилавков – меньше чем за месяц было продано более 200 тысяч экземпляров. По столице прокатилась волна демонстраций в защиту угнетаемых болгар. Когда 9 сентября Гладстон выступил перед своими сторонниками в Блэкхите, толпа ревела: «Вот какой лидер нам нужен!» А ведь Виктория и Дизраэли уже списали старика со счетов.

Хотя королева сама не питала теплых чувств к туркам, такой выпад исподтишка показался ей предательством, едва ли не изменой. Какими только словами она не поносила недруга! Гладстон казался ей «полупомешанным», «подстрекателем и интриганом», чьи действия были «постыдными и достойными порицания». Тогда шутили, что Виктория встанет на сторону самого дьявола, если только его раскритикует Гладстон.

* * *

В конце сентября 1876 года в России началась частичная мобилизация. Численность русской армии возросла до полумиллиона человек. 15 января 1877 года в Будапеште была подписана секретная конвенция, которая обеспечивала России в войне против Турции нейтралитет Австро-Венгрии. В обмен Австро-Венгрии предоставлялось право оккупировать Боснию и Герцеговину.

18 марта 1877 года была подписана дополнительная конвенция, которая зафиксировала возможные результаты предстоящей войны. Так территориальные приобретения для Австро-Венгрии ограничивались Боснией и Герцеговиной, исключая Ново-Базарский санджак, то есть территорию, отделяющую Сербию от Черногории, о которой должно было последовать особое соглашение. Для России – возвращением Юго-Западной Бессарабии. Таким образом, Россия уступила в вопросе о Боснии и Герцеговине.

Этот договор, заключенный в Будапеште между Россией и Австро-Венгрией, можно было рассматривать как договор о разделе Турции.

В договоре подтверждалось недопущение создания большого славянского государства на Балканах. Болгария, Албания и «оставшаяся часть Румелии могли бы стать независимыми государствами». О Константинополе было постановлено, что он «мог бы стать вольным городом».

Конвенция была подписана русским послом в Вене Новиковым. Теперь Россия могла воевать, но результаты ее возможной победы были заранее урезаны до минимума. За нейтралитет Австро-Венгрии мы заплатили очень дорого…

В сложной и противоречивой ситуации