Анатолий Афанасьев - Одиссея генерала Яхонтова

Имея в кармане план «Барбаросса» и гитлеровский код, можно воевать, думал Билл Донован. Воевать, конечно, будут другие, полагал он. Себя, то есть Америку, Билл мыслил в образе сказочного китайского «царя обезьян», который «сидит на горе и наблюдает за схваткой тигров в долине». В сущности, так же мыслил и президент Рузвельт, который накануне принял Билла, похвалил его книгу «Уроки пятой колонны для Америки» и сказал, что пора целиком переключиться на разведывательную работу. Этого требуют высшие интересы Америки, сказал президент. Донован был доволен ситуацией в мире и своими личными перспективами…

— …Так вот, Чарли, если фюрера все же науськают на Россию, тогда он Америке угрожать не будет, — говорил тем временем Яхонтов почтительно внимавшему ему Доули, — Но это не значит, что война обойдет вас стороной, Чарли. Я глубоко убежден, что из фашистских держав первая опасность для Штатов — это Япония. И если Гитлер все же нападет на Россию, эта опасность резко возрастет. Я изложил свои доводы в объемистой статье, Чарли. Скоро, надеюсь, ее опубликуют.

Статью опубликовали, но никто ее не заметил. Правда, одному из заместителей военного министра о ней доложил помощник, но тот только рукой махнул — а ну его, этого выжившего из ума эмигрантского стратега.

В набат!

Как вскоре оказалось, в отношении Японии генерал дал верный прогноз. А вот европейскую головоломку не разгадал, и роковой день 22 июня 1941 года застал его, как и многих других, врасплох. Но, как это ни парадоксально звучит, Виктор Александрович испытал даже и облегчение, ибо ожидал худшего. А именно — сговора фашистов с британскими (да и не только британскими) мюнхенцами. Ведь с 10 мая в Англии сидел и вел переговоры Гесс — второй человек третьего рейха. Яхонтов ни секунды не верил в официальную германскую версию, в то, что заместитель фюрера помешался и отправился в свой одиночный полет без чьей-либо санкции, то есть без санкции Гитлера. Если Гесс действительно сошел с ума, почему англичане не отправили его в психиатрическую больницу? Если он здоров, почему не обращаются с ним как с офицером из страны, с которой воюют, почему не помещают в лагерь для военнопленных? О чем разговаривал с ним лорд-канцлер Саймон? Кто еще посещал Гесса? Почему обо всей этой крайне подозрительной и двусмысленной истории практически ничего нет в печати.

Зловещими казались Яхонтову эти умолчания. Но и то, что сообщала пресса — не утешало. 18 нюня Турция подписала договор о дружбе с Германией. В эти дни в клубе на Пятой авеню Виктор Александрович видел Уильяма Буллита, только что вернувшегося из Франции. Того самого Буллита, который трезвее многих других подходил в 1919 году к русской революции, кто был первым американским послом в Москве. Сейчас он призывал «к оружию против СССР». Внимали ему благосклонно. В библиотеке клубмены тыкали сигарами в карту, радовались, что большевиков скоро сотрут с лица земли, ударив с запада, юга и востока. В том, что Япония не будет соблюдать договор о нейтралитете, заключенный ею с Советским Союзом, никто не сомневался. А чего не урвать свой кусок от огромного пирога, который вот-вот начнут резать!

— Надо было слушать Черчилля, господа, и удушить коммунизм еще в колыбели!

— Ничего, у него есть шанс придушить подростка.

— Говорят, что лорд Галифакс умолял инвалида помочь Черчиллю сговориться с фюрером через Гесса и раздавить красных.

Инвалидом здесь называли Рузвельта, здесь восхищались последовательной прогитлеровской позицией английского посла, ярого мюнхенца Галифакса.

— Господа, вы слышали, Герберт Гувер сказал: цель моей жизни — уничтожение Советской России.

— Чарльз Линдберг прямо предлагает объединить мощь США и Германии. Против такой силы большевикам не устоять — простая арифметика…

Чарльз Линдберг, первым совершивший трансатлантический перелет, был фактически не скрывающимся и не маскирующимся нацистским агентом. Для правых фигура очень удобная: крайне популярен в глазах толпы герой-летчик. Как Геринг в свое время в Германии.

Неужели этим господам он, Яхонтов, мечтал когда-то отдать свою шпагу? Нет, он не кондотьер. Он воин. А воин это тот, кто защищает свою Родину. Вывод: когда. ЭТО произойдет, он отправится в советское посольство и подаст заявление в Красную Армию. Его знает Борис Михайлович Шапошников. Они с маршалом почти одногодки…

Но когда ЭТО произошло, когда гитлеровское нападение на СССР стало свершившимся фактом, жизнь Яхонтова пошла, конечно, не по заранее написанному сценарию. Даже первую «сцену в посольстве» из этого сценария жизнь переписала совершенно иначе. Яхонтов представлял, как озабочены и заняты сейчас советские дипломаты, приготовился, экономя их время, говорить как можно короче, как только его примет посол Уманский. Он готов был и к тому, что посол окажется чрезмерно занятым и не сможет его принять, тут обижаться не приходится. Такие дни. Яхонтов поговорит с дежурным дипломатом. Тот, конечно, удивится — американец, а просится на советско-германский фронт. Что ж, он напомнит свою биографию. Он все-таки русский генерал! И пусть ему как раз неделю назад исполнилось шестьдесят — для генерала шестьдесят не возраст.

То, что Яхонтов увидел в посольстве, его ошеломило. Какая там сосредоточенная тишина! Вестибюль гудел, там было полно народу, и первым, кого увидел Виктор Александрович, был Федор Плотников. Рядом с ним стоял его сын Иван (Джон) — такой же здоровенный, как отец, очень похожий, несмотря на клетчатую ковбойскую рубашку, на молодого Федю.

Федор сжимал своими огромными ручищами руку молодого дипломата, который тщетно пытался освободиться и говорил:

— Да вы послушайте меня, мистер Карпентер!

— Да не Карпентеры мы — Плотниковы! — взревел Федор. — Меня сюда черт занес, потому я в гражданскую не воевал… Но мы, Плотниковы, России долг должны отдать — возьмите Ивана на войну! Вы не можете мне отказать. Я же сам не прошусь — какой солдат в пятьдесят лет, Но Иван-то, Иван, вы на него посмотрите. Сынок, поворотись-ка… И по-русски шпарит…

И таких людей было много. Они просились в советское гражданство, они просились на фронт. В глаза Яхонтову бросились негритянские лица. Он протолкнулся к одному из них, который что-то горячо доказывал другому советскому дипломату (естественно, по-английски).

— Я не знаю русского языка, — говорил молодой негр, — я понимаю, что не смогу быть у вас солдатом. Но я хороший автомеханик, поверьте, я знаю все марки автомашин всего мира. А механики в армии очень нужны… Возьмите меня!

К автомеханику присоединился еще один негр:

— А я повар. В любой армии нужны повара, для того чтобы варить суп, не нужно знать язык… А стрелять я умею, я хорошо стреляю. Возьмите нас, господин, простите, товарищ. Поймите, Гитлер — и наш враг. Мы знаем — если он победит, он поубивает всех негров…

— Если Гитлер начнет побеждать, — перебил его автомеханик, — нас с тобой повесит свой ку-клукс-клан…

Яхонтова тронул за плечо дежурный:

— Виктор Александрович, посол готов принять вас.

Константин Александрович Уманский, выслушав Яхонтова, встал и прошелся по кабинету, решая, с какой степенью откровенности можно говорить с этим не совсем понятным эмигрантским генералом.

— Разумеется, я отказываю вам в просьбе отправить вас на фронт, — сказал он, серьезно и печально глядя прямо в глаза Яхонтову. — Но не потому, что вам уже шестьдесят, и не потому, что вам трудно будет входить в незнакомый вам мир Красной Армии. А входить надо быстро. Вы видите, что творится, — посол махнул рукой в сторону карты Советского Союза с флажками, которые казались кровавыми пятнами на теле Украины, Белоруссии и Прибалтики. — И я не буду говорить вам, что там не нужны опытные военные. Нужны. Но именно потому, что вы опытный военный, я и надеюсь, что вы полностью поймете мои мотивы.

Яхонтов напряженно слушал посла.

— Как бы ни было трудно там, — опять махнул Уманский рукой в сторону карты, — там все-таки есть кому воевать. А здесь?

— Что — здесь?

— Я предвижу, что здесь, в, Штатах, проляжет очень важный фронт антифашистской войны, — жестко сказал посол. — Очень многое будет зависеть от того, какую позицию займет эта страна. («Он не сказал — ваша страна», — с благодарностью подумал Яхонтов.) Начиная от того, что будет делать американская армия, и кончая тем, с кем и чем будут торговать США. Да, торговать, Виктор Александрович. Вот вам один факт — как говорится, не для печати.

Посол подошел к карте и ткнул пальцем в среднее течение Днепра:

— Здесь, в Запорожье, наш единственный завод, производящий магний. Без магния нет самолетов. А что, если немцы разбомбят или даже захватят этот завод? Где мы возьмем магний? Только в Америке, Виктор Александрович. А захочет ли она его нам продать? И на каких условиях?