"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция (СИ) - Шульман Нелли

Ознакомительный фрагмент

Ирина закрыла глаза и почувствовала на лице луч теплого, утреннего солнца. Внизу, на дворе, щебетали воробьи, с Красной площади доносился скрип возов, людской гомон. Она, зевнув, разнежившись, сказала: «Славно-то как!»

— Федор Савельевич, — озабоченно сказал десятник, — снизу кричат что-то.

Зодчий перегнулся через перила лесов и увидел, как человек в сером, будничном стрелецком кафтане, машет ему рукой. Маленький отряд — с десяток воинов, — с бердышами, вскинутыми на плечо, входил на двор.

— Явились, — процедил Федор Савельевич, и, обернувшись к десятнику, велел: «Ежели что — он сегодня утром в Новгород уехал. Зачнут на лесах искать — препятствий им не чинить, но и помогать не надо». Десятник только улыбнулся, — тонко, — и кивнул головой.

— Федор Савельев ты? — резко спросил начальник отряда, подняв голову — зодчий был выше его.

— Государев зодчий, Федор Савельевич, по прозванию Конь, — хмуро ответил мужчина. «А что надо-то?».

— Боярин Федор Петрович Воронцов-Вельяминов здесь обретается? — стрелец все рассматривал леса.

— У нас тут бояр нетути! — крикнули сверху, — издевательски. «У нас тут руками работать надо, на сие они не способны! А ну посторонись! — деревянная бадья опасно закачалась, и стрельцы едва увернулись от потока нечистот.

Начальник покраснел и угрожающим шепотом спросил: «Это что еще?».

— Дерьмо, — ответил Федор Савельевич. «Люди с рассвета до заката на лесах работают, до нужного чулана не набегаешься-то всякий раз. А Федор Петрович в Новгород уехал, вчера еще».

— Зачем это? — поинтересовался стрелец.

— Откуда ж я знаю, — пожал плечами зодчий. «Может, в Софийском соборе помолиться хочет, а может, зазноба у него там завелась, парень молодой».

— Ты смотри, холоп, — стрелец потянулся за саблей, — ты, видно, давно в монастырской тюрьме не сидел. Сейчас отправим тебя туда гнить, до скончания дней твоих.

— Ну, тогда сами Белый Город и достраивайте, — пожал плечами зодчий, и, развернувшись, пошел обратно к лесам.

— Если ты его прячешь тут где-то, — рванулся за ним стрелец.

— У меня тут почти десять верст стены одной, — ответил ему зодчий, поднимаясь по лестнице.

«И башни еще. Как раз сейчас искать зачнете — к Успению закончите».

Стрельцы рассыпались по лесам, но, увидев тонкую, хлипкую жердочку, что вела на самый верх, замялись.

— Сие просто, — смешливо крикнули им, — главное — вниз не смотреть.

Начальник отряда, было, попытался взобраться по набитым на жердь перекладинам, но первая, же хрустнула под его весом и разломилась надвое.

— Ничего, пост скоро, — захохотали рабочие. «Похудеете, ваша милость!».

Стрелец плюнул, и, вытерев пот со лба, прокричал: «Ну, смотрите у меня!».

Зодчий проводил глазами отряд и тихо сказал десятнику: «Завтра вернусь, присмотри тут, чтобы все в порядке было».

— Так, а что с башней-то, — спросил тот. «Обычную делать будем, или ту, что Федор Петрович придумать хотел? Не получается она у него что-то».

— Получится, — уверенно сказал Федор Савельевич, и, легко сбежав с лесов, пошел в сторону Китай-города.

— Я вам тут прибрала немного, — смущаясь, выжимая тряпку, сказала Лиза. Она была в простеньком сарафане из пестряди, короткие кудри — прикрыты платочком.

— По дороге купили кое-чего, — угрюмо сказал Федор. «Не в кафтане ж мужском венчаться.

Только для сего, Федор Савельевич, — помощь нужна ваша будет».

— Ну, рассказывай, — велел зодчий, и разлил водку по стаканам. Федя выпил, и, захрустев луковицей, ухмыльнулся: «Вот что я придумал».

— Неплохо, — протянул зодчий, выслушав. «Ну, идите с Лизаветой на Бережки, а я возьму кое-кого в помощь себе — и за вами. Стрельцы уже нас навещали — искали тебя».

Лиза, выливавшая грязную воду на двор, обернулась и ахнула.

— Сказал я, что нареченный твой в Новгород уехал, — рассмеялся Федор Савельевич. «И вы тако же — ночь тут, у меня, в избе будете, я там, на Бережках посплю, а на рассвете — уходите».

— Куда идти-то нам? — испытующе взглянул на него Федор.

— Есть у меня человечек знакомый в Смоленске, проведет вас в Польшу, — Федор Савельевич вздохнул. «Языки знаете, не пропадете там».

— Ну как же это, Федор Савельевич, — вдруг, горько сказал Федя. «Моя же это страна, я строить тут хочу, со времен стародавних предки мои ей служили, а я получается — бегу отсюда».

Зодчий обвел глазами чистую избу, и, помолчав, ответил: «Доблесть не в том, Федя, чтобы умирать, а в том, чтобы жить, и делать то, что должно. А сейчас должно тебе о Лизавете заботиться, — он понизил голос, — или потерять ты ее хочешь?

Федя краем глаза взглянул на девушку, что аккуратно раскладывала вдоль стен кипы чертежей, и ответил: «Лучше пусть я погибну, чем хоша пальцем единым кто ее тронет».

— Ну вот, — Федор Савельевич чуть подтолкнул юношу. «А уляжется все, — сюда и вернетесь, коли захотите».

С Москвы-реки тянуло прохладой, и митрополит облегченно стер с лица пот.

— Ну как же это, Федор Петрович! — сказал он, подняв голову. «Как это — запили?».

— Там именины у кого-то, ваше высокопреосвященство, — Федор рассматривал дыру в крыше и брошенные леса. «Ну, сами знаете, зачали гулять, так теперь не остановишь их».

— Ну, так кого-нибудь другого найдите, — потребовал митрополит. «Троица на носу, Федор Петрович, вы же обещали до сего времени закончить все».

— Так, где я найду-то? — Федор пожал могучими плечами. «Сами знаете, от Пасхи до Покрова заняты все, работают уже, никакой десятник своих строителей просто так не отпустит. А на Ярославскую дорогу отправиться, где людей нанимают — там сейчас тоже всякая шваль болтается, достойные люди при деле уже давно. А те, с Ярославки — задаток возьмут и тако же — запьют».

— Да что же делать теперь! — вскричал митрополит. «Это же, разорение мне от патриарха будет, в немилость впаду, Федор Петрович»

— Вот если бы вы мне, святой отче, помогли, — задумчиво сказал юноша, — то к вечерне уже б у вас крыша новая тут стояла».

— Говори, — потребовал митрополит.

Вверху, на крыше, перекликались рабочие, которых привел с собой Федор Савельевич.

Митрополит, недовольно что-то бурча, посыпал песком опись о венчании и протянул Федору.

«Федор Петров Вельяминов и Лизавета Петрова Воронцова, — прочел юноша и улыбнулся.

— Сначала грешат, а потом думают, — митрополит оглядел стройную фигурку Лизы: «Уже и непраздна, небось. Истинно — кровь молодая, что с ними делать? Ох, Господи, за сие меня, чувствую, по голове не погладят, ежели узнают. Ну да ладно, запру эту опись куда-нибудь подальше, — митрополит поднялся. «Зато патриарх доволен, останется, а сие главное».

— Ну, к алтарю-то пойдемте, встали что, — сухо проговорил он.

— Венчается раб божий Феодор рабе божией Елисавете, — услышал Федя голос митрополита.

Сверху, из уменьшающейся дыры, сыпалась на них кирпичная пыль.

— Венчается раба божия Елисавета рабу божьему Феодору, — у Лизы была тонкая, нежная рука, и легла она в его руку — так, как будто Господь ее для этого и предназначил.

Они выпили вина — по три глотка каждый, и митрополит сказал: «Ну, пойдемте вкруг аналоя-то».

Когда они поцеловали иконы, митрополит закинул голову вверх и сказал: «Ну, ежели сии строители так работать будут, то к вечеру все закончат».

— Там вам, святой отче, сам Федор Савельевич Конь дыру заделывает, — рассмеялся Федя, и, наклонившись, поцеловал алые, красиво вырезанные, сладкие губы Лизы.

Китай-город тонул в нежном сумраке начала лета. С Москвы-реки был слышен скрип весел, мычали загоняемые в хлев коровы, в церкви Всех Святых, по соседству с избой зодчего, били к вечерне.

— Ты никуда не ходи, — велела Лиза, поднимаясь. «Ты вон какой — тебя за версту видно, а я — девушка одернула подол сарафана, — никто и не узнает меня. Я быстро».

— Да я потерплю до завтра-то, — угрюмо сказал Федор. «Вон, луковиц тут пара есть, да и водку не всю допили».