Охота на либерею - Михаил Юрьевич Федоров

ему в виде длинного ломаного коридора, где на каждом изломе его подстерегают страшные опасности — смертельные ловушки, неведомые чудовища или опытные убийцы. И теперь оно стало целью его жизни. Да, именно так: пока он находится в Московии, это цель его жизни! И не настанет в его душе покой, пока сундуки с книгами не будут выгружены с повозок и не поставлены перед базиликой Святого Петра, чтобы позже занять достойное место в библиотеке Ватикана! Да, библиотека дикого царя Ивана должна оказаться в библиотеке Святого престола, чтобы хранящимися в ней знаниями, да что там знаниями — самим фактом своего нахождения в правильном месте способствовать величию Святой католической церкви!..

…Когда утром царь, зевая, появился в светлице, Петер ещё не спал. На столе стоял бронзовый итальянский канделябр с пятью рожками, из которых торчали наполовину сгоревшие свечи, а неподалёку были разбросаны несколько свечных огарков. Рядом лежала стопка листов плотной бумаги, исписанных ровными столбцами латинских слов.

— Докладывай, крестник, что сделано, — приказал царь.

Петер обернулся: глаза его, красные от бессонной ночи, казались безумными.

— Да ты никак рехнулся, — испугался Иван Васильевич.

— Нет, государь, нет. Я переписал все книги, которые находились в этих трёх сундуках. И я… я поражён. Это огромное, огромное богатство. Правда, некоторые рукописи я не смог прочитать, а по начертанию знаков на одном из них я узнал письмо, которым писали жители Древнего Египта. Это и неудивительно, ведь Египет долгое время являлся провинцией Византийской империи. Очевидно, какой-то любитель древностей привёз старинный папирус в Константинополь и сохранил его в либерее для жителей грядущих эпох, то есть для нас.

— А на кой ляд он, если прочитать нельзя? — удивился царь.

— Это сейчас нельзя. Возможно, в глубинах Африки ещё удастся найти человека, умеющего читать египетское священное письмо[89].

— У нас и без Африки забот полно.

— Государь, сила государства не только в войске, но и в знаниях. И чем больше в державе внимания уделяется наукам и искусству, тем более оно устойчиво. Великий завоеватель древности Аттила выиграл много сражений и мог бы править всей Европой. Но проиграл лишь одно. И его могучая армия рассеялась, а воинственные гунны стали служить другим царям и вскоре забыли о своём происхождении. Это случилось именно потому, что кочевая держава Аттилы не знала наук и искусства, этой великой объединяющей силы. Это как раствор, что скрепляет каменную кладку в единое целое. Не будет наук и искусств — и любое государство рассыплется, как рассыпается каменная стена, не скреплённая надлежащим образом.

Царь озадаченно выслушал пламенную речь Петера.

— Хорошо, убедил ты меня. Пусть лежат египетские свитки, пока сведущий человек не объявится.

— Дозволь, государь, другие сундуки наверх вытащить да составить опись книг, в них содержащихся, как я уже сделал с этими.

Он взял со стола лист бумаги, исписанный латинскими названиями, и протянул царю. Но тот, взяв его и пробежав глазами, вернул обратно:

— Нет, крестник. Вчера хотел, чтобы занимался ты только бабкиным наследством, да передумал. Летом татары придут, и может случиться, что некому будет книгами заниматься. Может, и книг никаких не будет, если возьмут они кремль. Всё спалят, окаянные, все мои итальянские замки из кремлёвского подземелья. Поэтому оставляй сундуки, где стоят, а опись Ивану Трофимовичу отдашь. А сам давай-ка отсыпайся, да завтра с утра будет у меня к тебе поручение. Поедешь в Сергиеву обитель.

— Зачем, государь?

— Там отец Алексий наладил несколько кузниц. Пищали и бердыши привезёшь. Возьмёшь с собой полусотню стрельцов, десяток подвод.

— Государь…

— Сделаешь так, как я сказал, — остановил его царь негромкой фразой.

И Петер осёкся. В короткой реплике царя звучала власть. И ослушаться приказа было совершенно невозможно. Черты лица Ивана Васильевича стали суровыми, заострились, окаменели, и даже борода топорщилась как-то особенно непреклонно. Нет, не зря Петер считал, что умеет читать по лицам людей. Если царь всё уже решил, то спорить с ним было опасно. Можно было легко лишиться его расположения, а это чревато многими осложнениями! И совершенно ему не нужно.

— Хорошо, Иван Васильевич, — склонил голову Петер.

Так уж сложилось у них за минувшие полгода, что Петер называл царя по имени в тех случаях, когда хотел исподволь напомнить, что является его крестником. А сейчас, когда тот раздражён, такой намёк был необходим, чтобы возникшее между ними малое недоразумение не стало большим.

— Ступай, Петруша, — смягчился царь, — ступай поспи. Нам ещё так много надо сделать. На тебя сильно надеюсь.

Петер поклонился, вышел из царской светлицы и направился в свою спальню. Несмотря на усталость, он долго лежал без сна. Безусловно, либерея русского царя — явление уникальное. И надо приложить все силы, чтобы доставить её к Святому престолу. Но как? Всё, от него зависящее, он сделал. Стал не просто приближённым царя, но и его крестником. Как будто ненароком, не возбуждая подозрения, узнал, где хранятся драгоценные книги, и даже сумел составить каталог для содержимого трёх сундуков. Но пока доступ в хранилище ему закрыт. Кажется, царь Иван оценил значение либереи. И, судя по всему, он совсем не уверен в победе над татарами. Как всё это можно использовать для достижения намеченной цели?

Петер сел в кровати. Кажется, он придумал, что надо делать. Если царь решит, что книги нужно спасти любой ценой, можно предложить вывезти их из кремля на хранение в какое-нибудь безопасное место. Главное — отправить сундуки с книгами из Москвы, а дальше совсем не обязательно везти их туда, куда прикажет Иван Васильевич. Да конечно же! Только надо знать, куда везти.

Обрадованный найденным решением, Петер снова улёгся, закрыл глаза и моментально заснул. Спал он крепко, без сновидений. Но сон его был недолгим. С недавних пор он заметил за собой такую особенность: если предстояло выполнить какое-то неотложное дело, то сон длился ровно столько времени, сколько необходимо, чтобы восстановились силы. Вот так и сейчас.

Пробуждение наступило мгновенно. Петер переходил от сна к бодрствованию быстро, без промежуточного состояния, этой сладкой полудрёмы, когда так не хочется вылезать из-под тёплого одеяла. Он встал, позёвывая и размышляя о том, куда бы вывезти царскую либерею. Так ничего и не придумав, Петер отправился обедать, после чего решил выйти из кремля.

Пройдя Фроловские ворота, он остановился у Покровского храма. Несколько нищих стояли у входа с протянутыми руками. Петер дал каждому по деньге[90] и, перекрестившись, собирался войти в ворота, как услышал за спиной негромкое:

— Pater noster, qui es in caelis.

Сердце забилось чуть быстрее, но Петер совладал с собой и,