Преклони предо мною колена - Богумил Ржига

— Разум человека недостаточно надежный советчик и руководитель. Он — соблазн дьявола. — В ответе кардинала звучит упрек.

— В Чехии не в чести невежество, — слегка повысив тон, говорит пан Иржи. Пан Валечовский точно переводит. Паузы в разговоре полезны. Паи Иржи использует их, чтобы успокоиться.

— Я не говорю о глупости и невежестве. Я говорю о радости подчинения святой римской церкви, — отвечает кардинал с достоинством. В это мгновение кажется, что по правую и левую руку его стоят ангелы.

— Мы с радостью подчиняемся, — осторожно отступает пан Иржи. — Речь идет только о подтверждении компактатов и назначении чашника Яна Рокицана архиепископом.

— А церковные владения? — поднимает брови папский легат.

— Некоторые мы можем возвратить. — Пан Иржи как бы взвешивает обстоятельства. — Но большинство из них уже во вторых или в третьих руках.

— Отнеситесь к римскому папе как к отцу и верните их, — говорит кардинал тоном наставника. — А что касается чаши, отрекитесь от нее. Святая римская церковь не может заблуждаться. Заблуждаются те, кто от Рима отторгается.

— У нас нет намерения отторгнуться.

— В вероучении да, — возражает резко кардинал, но тут же успокаивается. — Поймите меня, пан Иржи. Мы больше всего опасаемся заблуждений, которые можно спутать с элементами веры.

— Компактаты — только маленькая уступка.

— Я приехал сюда как миротворец, а не ради компактатов.

— Народ ждет их подтверждения.

— Мы не знаем никаких компактатов. Ни святой отец, ни я. Можете вы мне показать их?

Пан Иржи колеблется. Может ли он дать в руки кардинала драгоценный документ? Но иначе дело не пойдет. Курия должна была бы знать все, что подтвердил Базельский собор.

— Достойный отец, — говорит наконец пан Иржи. — Мы посоветуемся на сейме и пошлем их вам.

— Благодарю вас.

Кардинал поднимается с золоченого кресла и наклоняет голову. Прием окончен. Гости тоже встают и направляются к дверям.

Кардинал Карвайал берет пана Иржи под руку, проходит с ним несколько шагов и спрашивает будто бы доверительно:

— Вы мне позволите не поверить тому, что вы здесь говорили?

Пан Иржи останавливается, бросает испытующий взгляд на кардинала и роняет с улыбкой:

— Среди нас тоже есть еретик.

— Как видите, — смеется кардинал и жмет пану Иржи руку на прощание.

Марек после посещения кардинала вынес следующее впечатление.

Кардинал Карвайал такой же человек, как все. И пан Иржи понял это. Разговаривал с ним как с человеком. Марек почувствовал облегчение. Мир для него стал более человечным, утратил свою незыблемую иерархию и показался почти будничным. То, что происходило в малом, например в Тынце, могло произойти и в великом — в верхах власти светской и власти церковной. Тем самым упрочивается и место Марека в обществе. И его надежды на будущее нашли еще одно основание.

И не только это. Марек видел задумчивое лицо пана Иржи. И тот из общения с кардиналом извлек для себя пользу. Что такое компактаты для римской курии и ее политики в Европе? Мало и много. Мало — как небольшое заблуждение чехов, много — как пример для других недовольных государств. Пан Иржи проник в тайну европейских связей. Постиг, что теология и политика едины. И наконец, постиг самое важное: бог в руках церкви.

Марек в конце концов рад, что он только Марек из Тынца. Он может любить от всего сердца и может со всей страстью отдаться ссоре. А это тоже кое-чего стоит. Хотя кардинал и не удостоил его особым или даже просто человеческим вниманием.

Это было однажды вечером. Марек со своей легкой конницей стоит в карауле. Их пост неподалеку от дома «У слона». Рожемберкские дружины не в силах поддерживать спокойствие в округе, где остановился кардинал Карвайал. На улицах скопление народа, множатся разные толки, люди нападают на стражников, бросаются камнями. Паны-подобои решили усилить охрану дома кардинала. Папский легат! Никто не смеет причинить ему вреда. Даже если он ведет себя как Карвайал. О компактатах он говорит с пренебрежением, слышать не хочет имени Яна Рокицана, принимает изменников и благословляет их, поощряет нападки на чашников.

Едва пробилась первая зелень, едва зацвели цветы, как пришли люди и все уничтожили. Кто виноват в этом? Никто — это божья кара. И зачем чашникам торговаться с вероломным легатом? Не произойдут ли от этого еще большие несчастья?

Марек приказывает разогнать разгневанную толпу. Он кричит, просит, напоминает, что с посланцем самого папы ничего не должно случиться. Люди слушаются, с ворчанием расходятся, но около полуночи, когда бдительность стражи ослабевает, кто-то проникает во двор, уносит колеса от экипажа легата, а священному мулу отрезают хвост.

Кардинал наконец понимает, что земля Праги горит у него под ногами. Он чувствует, что в народе зреет недовольство. Может произойти взрыв.

Кардинал не скрывает своего разочарования. Он хотел внести покой, а возбудил беспокойство. Теперь он видит только один выход — укрыться в безопасном месте. Лучше неожиданно. Он уедет немедленно, сейчас же. Пусть сегодня праздник тела господня, а он обещал, что поведет католический крестный ход и с возвышенности Града благословит золотой дароносицей весь взбунтовавшийся город. Но теперь он уже видит, что народ одержим, народ грозен. Кардиналу нужно как можно скорее пробраться через лабиринты города и отправиться на юг. Там его спасение, там солнце и милосердный бог.

Главное — уехать незамеченным. Но кардиналу, к сожалению, это не удается. Его видят новоместские мясники и вооружаются топорами, торговцы кричат, женщины визжат, случайные прохожие хватаются за мечи. Что случилось? На них налетел пчелиный рой? Дьявол в них вселился? С ума они сошли? Пока что кордон рожемберкских головорезов достаточно силен, чтобы уберечь кардинала.

Но на лужайке возле монастыря «На Слованах» процессия вынуждена остановиться. Ее догоняет отряд всадников во главе с паном Петром из Штернберка. Среди них и Пшибик из Кленове, Марек из Тынца, Ярослав из Мечкова. В чем дело? В ратуше, оказывается, спохватились: кардинал не возвратил компактаты — драгоценный документ, который вручил чешскому народу Базельский собор. Документ, который нужно хранить как зеницу ока.

— Достойный отец, компактаты при вас? — спрашивает побледневшего кардинала Петр из Штернберка.

— Да, но я не знаю, где они.

На лице перепуганного римского легата нет и следа улыбки. Той особой улыбки, которой кардинал одаривал всех в Праге. Марек хорошо ее помнит. Всегда трудно было понять, что она означает. Вежливую снисходительность? Высокомерную критику? Скрытую насмешку?

— Вы должны возвратить их нам тотчас же, — приказывает Петр из Штернберка и, чтобы слова его