Светлана Бестужева-Лада - В тени двуглавого орла, или жизнь и смерть Екатерины III

В конце августа молодожены должны были уехать из Петербурга в Тверь, которая была избрана им для проживания. Предполагалось, что там генерал-губернатор и приступит к своим новым обязанностям, а пока по-прежнему будет проводить время в светских увеселениях двора и в обществе молодой жены. Но герцог Ольденбургский удивил всех своим поведением.

Человек долга и чести, принц Георг сразу после назначения, еще живя в Петербурге, стал с рвением исполнять свои многочисленные и непростые обязанности генерал-губернатора и главного директора ведомства путей сообщения. Он приступил к работе очень просто, без всякой помпезности. Как вспоминал впоследствии его личный секретарь, он вошел к принцу с одной запиской, а вышел со связкой бумаг; и с этого дня началась совершенно новая жизнь для принца-губернатора.

— По-моему, я вышла замуж не за принца, а за чиновника, — со смехом сказала как-то Екатерина своей наперснице, терпеливо дожидаясь супруга к ужину. — Теперь Жорж весь в бумагах и государственных делах. Светские развлечения его почти не интересуют.

— Думаю, он просто устал от них, — предположила Мария, корпя над каким-то сложным вышиванием. — А потом сказывается немецкая кровь: ваша августейшая бабушка, да упокоит Господь ее душу, каждое утро начинала с чтения государственных бумаг и прочих не слишком забавных дел. Я это прекрасно помню.

— А как ты попала к бабушке, Мари? — неожиданно спросила Екатерина. — Я как-то никогда не задумывалась над этим. Сколько себя помню, ты всегда была со мной. А что ты делала до моего рождения?

— Была чтицей у вашей августейшей бабушки, упокой господь ее душу. Она изволила считать, что я лучше всех могу это делать по-русски и по-английски.

— А откуда ты знаешь английский?

— Моя мать была англичанкой, царствие ей небесное. Папенька вывез ее из Англии, когда путешествовал в свите графини Брюс.

— Близкой подруги бабушки?

— Да. А потом графиня впала в немилость у императрицы… Нет, ваше высочество, причины я не знаю, да и никто, по-моему, не знает. Мои родители уехали вместе с ней в дальнее поместье, там я родилась, и там же скончались мои батюшка и матушка.

— Оба сразу?

— Оспа, — сухо отозвалась Мария. — Меня спасла графиня: забрала к себе и по примеру своей царственной подруги привила мне оспу от себя. Теперь это всем известно, а тогда было в новинку.

— И что потом?

— А потом графиня тяжело заболела, и перед смертью отправила меня в Петербург с письмом к императрице. Наверное, в этом письме была просьба позаботиться обо мне, так что ее императорское величество определила меня при своей особе. А потом приставила к вашей. Вот и вся моя история, ваше высочество, как видите, ничего романтичного, таинственного и даже интересного.

— А почему ты не вышла замуж?

Мария от души расхохоталась:

— Я? Бесприданница, сирота, из мелкопоместных дворян? Далеко не красавица?

— Прости, я не хотела быть бестактной. Но неужели ты никогда…

— Никогда, — уже сухо отозвалась Мари. — Когда скончалась моя покровительница графиня, я хотела постричься в монахини. Но она заставила меня поклясться, что сначала я отвезу письмо императрице. А ее величество ни о каком монастыре и слышать не хотела. Что ж, не всем служить Господу…

— Ты и сейчас хотела бы постричься в монахини?

— Ваше высочество, если нам придется расстаться, я так и сделаю.

Екатерина покачала головой:

— Ты нужна мне здесь, Мари. И всегда будешь нужна.

Вместо ответа Мария присела в глубоком реверансе.

Через несколько дней после этого разговора Екатерину Павловну пригласил к себе император, на сей раз — вместе с супругом. После первых, ни к чему не обязывающих фраз, император перешел к главному, ради чего и пригласил к себе молодую чету. Александр выразил желание, чтобы принц Ольденбургский, генерал-губернатор Новгородской, Тверской и Ярославской губернии, переехал вместе с супругой на постоянное жительство в Тверь, находящуюся в самом центре трех губерний.

В какой-то момент честолюбие Екатерины Павловны вспыхнуло: это напоминало ссылку, хоть и почетную.

— Вы хотите удалить нас от двора, ваше императорское величество? — холодно осведомилась она.

Неожиданно Александр рассмеялся.

— Маменька была права, — сказал он, все еще улыбаясь. — Она меня предупреждала.

— О чем именно? — недоуменно спросила Като.

— О вашем честолюбии, госпожа великая княгиня российская, герцогиня Ольденбургская, генерал-губернаторша. Она сказала: «Катерина будет недовольна, хотя вы, сын мой, отдаете ей самые лучшие в России губернии».

Екатерина Павловна слегка покраснела.

— Не мне, а моему супругу. И я вовсе не недовольна, просто…

— Просто считаете, что должны быть в столице, не так ли? А я мечтал о том, что вы превратите Тверь во вторую столицу, заведете там свой двор, и не будете считаться с чьим-то мнением.

— Простите меня, — вмешался доселе молчавший герцог Ольденбургский, — но я абсолютно согласен с государем. Из Твери мне легче будет следить за тем, что происходит во вверенных мне губерниях, да и не надо будет содержать армию курьеров. Подумай, душа моя, это же совершенно логично.

— Да? — растерялась Като, которой такой взгляд на вещи и в голову не приходил. — Действительно, вы совершенно правы, мой друг. Простите, что я не подумала о ваших многочисленных обязанностях…

Герцог взял руку супруги и нежно поцеловал:

— Сердце мое, ваш брат все обдумал с истинно государственной точностью. Но если вам будет не хватать блеска петербургских балов…

— Ах, боже мой, да они мне давно надоели! — страстно воскликнула Като. — И пустая светская болтовня — тоже. Александр, я согласна, мы переедем в Тверь, только нужно…

— Нужно устроить так, чтобы вам там было удобнее и комфортнее, чем в столице, — продолжил Александр. — Я уже подумал и над этим. Даже посылал в Тверь доверенных людей, чтобы они все доподлинно рассмотрели и рассчитали, что и как нужно сделать. Там уже есть одно достойное вас здание…

— В Твери? — недоверчиво спросила Екатерина.

— Да, в Твери. Еще при бабушке, упокой Господи ее душу, там был построен Путевой дворец, который прекрасно сохранился. Помимо этого был разбит большой сад, спускающийся прямо к Волге. Ну, а остальное, я думаю, мы решим вместе. И любое ваше желание, дорогая Като, будет скрупулезно выполнено.

— О! — выдохнула Като. — Но мне нужно самой поехать и посмотреть! Мне обязательно нужно.

Было похоже на то, что она совершенно забыла о присутствии мужа, ради которого, собственно, все это и делалось. Александр постарался деликатно исправить положение:

— Думаю, вы оба могли бы съездить туда, чтобы осмотреться. Хотя мне привезли такие точные чертежи и четкие рисунки, что можно сначала все обдумать здесь, в Петербурге.

Екатерина опомнилась.

— А ты как считаешь, друг мой? — ласково спросила она супруга. — Сначала все обдумать здесь, а потом уже ехать посмотреть?

— Душа моя, поступай, как знаешь, но я бы отдал все распоряжения из Петербурга, а потом, переехав в Тверь окончательно, занялся бы доделками и улучшениями. Это сэкономит силы и… время.

— Конечно, конечно, ты так занят! Прости, я совсем потеряла голову от неожиданности. Так и сделаем. Саша, ты пришлешь нам чертежи и бумаги?

— Немедленно, — с улыбкой ответил Александр. — И еще хочу тебе сказать, Като, что Тверь не так уж далека от Петербурга, но… не слишком близко от Павловска и Гатчины.

Намек был понятен им двоим. Като, так же, как и Александр, тяготилась порой мелочной опекой императрицы-матери, а устройство резиденции в Твери было более чем благовидным предлогом для избавления от этой опеки. У Марии Федоровны хватит забот с младшими — Аннет, Николаем и Михаилом.

Несколько внушительного вида папок с чертежами, рисунками и другими бумагами привезли в Константиновский дворец сразу вслед за молодой четой. Екатерина Павловна распорядилась отнести все это к ней в будуар: кабинет супруга и без того был уже завален всевозможными документами.

Увлекающаяся, страстная и энергичная, Като хотела было немедленно взяться за изучение папок, но Мария напомнила ей, что пора переодеваться к обеду. Обедали на сей раз не тет-а-тет с Георгом, предстоял прием именитых гостей из высшей аристократии. Не без досады Като отложила свои намерения на более благоприятное время и отдалась в руки камеристок.

Машинально разглядывая себя в зеркале туалетной комнаты, Като вдруг обнаружила, что даже недолгие пока недели замужества явно пошли ей на пользу. Плечи округлились и стали по-настоящему красивы, выступавшие ключицы исчезли, но талию она по-прежнему могла спокойно обхватить двумя руками. Соблазнительная грудь была стыдливо прикрыта газовым шарфом, сквозь который поблескивало бриллиантовое ожерелье — наследство бабушки Екатерины Великой.