Код белых берёз - Алексей Васильевич Салтыков

Св. Павла на площади Ковент Гарден, архитектора Кристовера Рена, построенного в Лондоне с 1675 по 1708 год

Мне возразят, что это обобщающий приём в архитектуре классицизма XVII–XVIII веков. Но, а что в нём русского? Нашего, родного? Почему простота и стройность белых стен Церкви Покрова на Нерли у меня вызывает душевный трепет, а стены, возведённые Монферраном нет. Потому, что в них нет духа. Есть изящество, грандиозность, богатство. А Русской Цивилизации нет.

Все знаменитые архитекторы Петербурга были иностранцами – Растрелли, Трезини, Монферран, Леблон, Маттаркови. Немцы, итальянцы, швейцарцы исполняли заказы далёкие от Русской Цивилизации Химеры. Всё дело в том, что никто не строил собственных русских школ, университетов для простых людей, среди коих наверняка таились и томились ломоносовы и кулибины. Простому народу было уготовано лишь церковно-приходское образование. А оно было неспособно дать грандиозных результатов.

Во время постройки Исаакия на имя Князя Волконского, курировавшего стройку, русский скульптор Пётр Синцов писал: «Иностранцы вызываемые в Россию по части художеств, не имея в душе никаких патриотических чувств к нашему отечеству и пользуясь благосклонностью правительства (курсив мой – А. С.), очень часто употребляют во зло доверенность. Они , доставляя произведения весьма посредственной или даже ничтожной работы, требуют и получают за них огромные суммы денег в явный ущерб казне…». Мало того, что мы здесь видим пренебрежение властей к русским зодчим, но и находим здесь признаки коррупции, отмывания денег, которые всегда скрыты за высокой платой за дешёвый товар.

Сравните вид Собора Святого Павла в Лондоне, выполненного в стиле барокко, и кстати, относящийся к англиканской конфессии и вид Исаакиевского Собора в городе на Неве, который за его угловатые и неуклюжие формы прозвали в народе Чернильницей. https://ru.wikipedia.org/wiki/Файл:Saint_Isaac%27s_Cathedral_in_SPB.jpeg

Власть Химеры не заботило состояние народа. И наоборот очевидна тяга к западному образу жизни, обстановке, окружению. И если западная архитектоника есть мимесис древнеримской и эллинской, то власти Химеры сделали всё, чтобы окружавшая их атмосфера была хотя бы подражанием западу, мимесисом Запада. По-крайней мере им удалось в северной столице сделать так, чтобы ничего не напоминало о России.

Но мимесис не подразумевает объединение или идентификацию. Это был скорее протест не ради воссоединения с Западом, власть Химеры была всё же национальной, русской, запад ей был чужд, а ради отрицания самобытности русской культуры, цивилизации как таковой. И в этом дело Петра было продолжено.

Попробуйте город напичканый чужеродными мифическими персонажами изменить и сделать родным. Ничего не выйдет. Советская архитектоника несколько оживила русские образы и мифы, вплетая их в новую идеологию диктатуры пролетариата. Фигуры вождей не были римскими полководцами, победы перестали выражаться колесницами и приобрели исторические черты. Стержень Русской Цивилизации распрямился и создал Советскую власть. Почуяв свободу, обрели смысл героические потуги русского народа: стройки ДнепроГЭС, Магнитка, Братская ГЭС, Каналы, Метро в Москве, тракторные заводы Сталинграда и Челябинска, Победа над нацизмом, Полёт в космос, БАМ, Буран, образование, медицина, жилищное строительство. И конечно возвращение Москве статуса столицы Нового Русского Царства простого народа с новым названием города на Неве – Ленинградом.

Как вы лодку назовёте…

Где же кроется разгадка романизации Петербурга? Проводником какой латентной, подсознательной идеи он служит? Ответ очевиден. Славяне, в том числе и будущие русы были извечными врагами Римской Империи, которая терзала их северные земли, угоняла их в рабство, собирала дань, третировала. Но настал период, когда племена варваров – германцы, славяне смогли дать отпор. Это они, варвары размещены на барельефе Траяновой колонны в Риме:

https://ru.wikipedia.org/wiki/Колонна_Траяна#/media/File:Traj_col_battle_5.jpg

Слева на изображении, стоят наши предки – варвары (даки – те же славяне, селившиеся по Дунаю и восточнее), которым удалось выжить в этой схватке с римским чудовищем – предтечей европейского фашизма. Именно они были самым непокорным народом противостоявшем, и, в конце концов, сокрушившем это чудовище. По ЗАМЫСЛУ романизация должна унизить славянский народ, а приобщение к жестокости и эгоизму сделать слабым морально. Есть тенденции общего движения и противостояний народов, цивилизаций, но в каждый исторический период возникают свои двигатели. И, кажется, я догадываюсь, кто был двигателем антирусских идей в петербургский период Химеры. Но здесь говорить об этом не стану.

Удивительно точно черты различия между народом и аристократией подметил путешественник Сегюр, побывавший в Петербурге во времена Екатерины II.

«Петербург представляет уму двойственное зрелище: здесь в одно время встречаешь просвещение и варварство, следы X и XVIII веков, Азию и Европу, скифов и европейцев, блестящее гордое дворянство и невежественную толпу. С одной стороны – модные наряды, богатые одежды, роскошные пиры, великолепные торжества, зрелища, подобные тем, которые увеселяют избранное общество Парижа и Лондона; с другой – купцы в азиатской одежде, извозчики, слуги и мужики в овчинных тулупах, с длинными бородами, с меховыми шапками и рукавицами и иногда с топорами, заткнутыми за ременными поясами. Эта одежда, шерстяная обувь и род грубого котурна на ногах напоминают скифов, даков, роксолан и готов, некогда грозных для римского мира. Изображения дикарей на барельефах Траяновой колонны в Риме как будто оживают и движутся перед вашими глазами. Кажется, слышишь тот же язык, те же крики, которые раздавались в Балканских и Альпийских горах и перед которыми обращались вспять полчища римских и византийских цезарей. Но когда эти люди на барках или на возах поют свои мелодические, хотя и однообразно грустные песни, то вспомнишь, что это уже не древние независимые скифы, а московитяне, потерявшие свою гордость под гнетом татар и русских бояр, которые, однако, не истребили их прежнюю мощь и врожденную отвагу.

Их сельские жилища напоминают простоту первобытных нравов; они построены из сколоченных вместе бревен; маленькое отверстие служит окном; в узкой комнате со скамьями вдоль стен стоит широкая печь. В углу висят образа, и им кланяются входящие прежде, чем приветствуют хозяев. Каша и жареное мясо служат им обыкновенною пищею, они пьют квас и мед; к несчастью, они, кроме этого, употребляют водку, которую не проглотит горло европейца. Богатые купцы в городах любят угощать с безмерною и грубою роскошью: они подают на стол огромнейшие блюда говядины, дичи, рыбы, яиц, пирогов, подносимых без порядка, некстати и в таком множестве, что самые отважные желудки приходят в ужас. Так как у низшего класса народа в этом государстве нет всеоживляющего и подстрекающего двигателя – самолюбия, нет желания возвыситься и обогатиться, чтобы умножить свои наслаждения, то ничего не может быть однообразнее их жизни… ограниченнее их нужд и постояннее их привычек. Нынешний день у них всегда повторение вчерашнего; ничто не изменяется; даже их женщины, в своей восточной одежде, с румянами на лице (у