Крах дипломатического «Согласия» - Александр Владимирович Быков

этого щекотливого поручения надо привлекать Локкарта. Премьер-министр Ллойд Джордж опасается лейбористов и социалистов и никак не желает видеть Петрова союзником в их рядах. Это как раз задача для Локкарта. Он что-нибудь придумает, и Петров будет заменен на менее одиозную фигуру.

Линдлей телефонировал Локкарту, чтобы тот посодействовал замене кандидатуры неистового большевика, как называл про себя Петрова Линдлей.

В тот же день атташе французского посольства граф де Робиен делал очередную сводку событий для Министерства иностранных дел. Разного рода известий было много. Для памяти он заносил их в свой дневник, чтобы потом из всего случившегося сделать для аналитиков с Кэ д Орсе 37[13] краткую объективную справку.

За последнее время записи в дневнике стали гораздо подробнее. События, которые излагал атташе посольства, получили какую-то внутреннюю логику. Они неумолимо свидетельствовали о хаосе в Петрограде и скором конце большевиков.

14 февраля, теперь даты ставили уже только по новому стилю, Робиен поместил сообщение, полное тревоги и отчаяния:

«Маркиз де ла Торетта, поверенный в делах Италии, накануне в 11 часов вечера возвращался к себе в отель и был ограблен на углу Михайловской площади. Это опасное место в нескольких шагах от конечной остановки трамваев. Отобрали все: шубу, бумажник, портфель, ключи, заколку для галстука, даже валенки.

Накануне трое солдат таким же образом напали на господина Гартунга, он сопротивлялся и был ранен в руку. Чтобы положить конец этим покушениям, в Народном комиссариате внутренних дел не придумали ничего лучше, чем написать призыв к «криминальным элементам» прекратить беспорядки или покинуть город в течение 24 часов. Этот призыв, подписанный Бронч-Бруевичем, возглавлявшим комитет по борьбе с погромами, был опубликован в газете. Ревтрибунал опубликовал такой же призыв, обращённый к убийцам министров Шингарева и Кокошкина. Это означало одно: суда над ними не будет. Убийцы семьи бывшего Председателя Совета Министров Горемыкина дали письменно «честное слово» никого больше не убивать!

– Вот так, – думал де Робиен, – дали честное слово и достаточно, ей богу, как дети!

В нем кипела от возмущения аристократическая кровь, в очередной раз вспоминались примеры из времен Французской революции.

Мог ли он предположить, отправляясь в Россию на службу в спокойный и респектабельный имперский Петроград, что будет свидетелем ужасных преступлений, совершаемых «от имени трудового народа»! Правильно, что сразу после мартовской революции из России уехала его супруга. С каждым месяцем здесь становится все опаснее. В посольстве тоже поговаривают о возможной эвакуации, ждут приказа из Парижа. Посол Нуланс, пробывший в стране всего полгода, уже страстно мечтает покинуть Россию.

«Большинство французов, – думал граф, – знают о русской революции из газет и понять реалий революционной действительности не могут. Большевики раздражают граждан Третьей Республики своим отношением к частной собственности, но они приветствуют революцию как таковую и новый демократический строй. Они возмущаются по поводу убийства дюжины негодяев на Невском во время демонстраций, но не понимают, что режим, основанный на мятеже, приведёт к анархии и возвращению самодержавия, которое согнёт всех при помощи кнута.

«Наша революция 1789 года, – рассуждал про себя атташе посольства, – тоже поддалась чрезмерному террору и завершилась приходом Бонапарта и его войнами. Но этого оказалось недостаточно для исцеления французов от иллюзий по поводу революции. Русские в этом очень похожи на французское простонародье».

«Невероятная наивность славянской души! – записал в дневник де Робиен. – Троцкий с его заявлением «ни мира, ни войны», Бронч-Бруевич с его призывом к преступникам, это всецело воплощает русский менталитет. Такова Россия: беспечная, прелестная, сумасшедшая. Там женщинам нечего подать на стол, а они носят жемчуг, там железные дороги не функционируют, в столице нет стоков для нечистот, а балет – государственное учреждение, билеты в которое надо заказывать за месяцы вперед. Там на улице минус 20 градусов, а все повозки с открытым верхом. Не мудрено, что в такой стране к власти пришли самые омерзительные отбросы общества».

Граф думал о том, что союзникам следовало бы немедленно прекратить всякие заигрывания с большевиками, в частности французам отозвать на родину капитана Садуля, который слишком увлекся идеей социальной революции и начать поиски оппозиции.

Де Робиен каждый день беседовал в посольстве с разного рода посетителями. Среди них были бывшие высшие чиновники и общественные деятели, военные, коммерсанты, социалисты, многие из которых теперь ненавидят большевиков не меньше, чем буржуазия. Все они жаловались на новую власть и просили союзников помочь. Но как, если деньгами, то кому и на какие цели?

Министерство финансов и посол Нуланс, как бывший главный финансист республики, считают каждый франк, каждую копейку и прежде чем поверят кому-нибудь, пройдет много времени, того самого времени, которого катастрофически не хватает для принятия быстрого и правильного решения. Есть еще путь – союзная интервенция. Французские войска в 1812 года уже бывали в России, но тогда дело кончилось взятием русскими Парижа.

«Наполеон без сомнения разгромил регулярную армию, – думал де Робиен, – но полностью проиграл партизанскую войну. В этой стране с её расстояниями никакой быстрый маневр не возможен. Любая интервенция увязнет в лесах и болотах. А это основной пейзаж России. Как показал опыт Наполеона, для победы здесь мало взять столицу. Поэтому интервенция была бы очень рискованным предприятиям. Остается одно: все-таки искать оппозицию и поддерживать её всеми силами».

Граф поднялся из-за стола, было время доклада. Он прошел по коридору к посольскому кабинету и неожиданно встретил племянницу Нуланса. Мадемуазель Фесса была симпатична графу, но женатый мужчина из соображений досужих пересудов не хотел говорить с ней приватно. Девушка, судя по всему, была другого мнения, как только уехала жена Робиена, графиня Лаура, она стала проявлять к атташе повышенный интерес.

– Господин граф, – мадемуазель первая начала разговор, – неужели это правда, что вчера чуть не убили сеньора Томазо де ла Торетта?

– Увы, мадемуазель, но это так.

– И что Вы, граф, думаете по этому поводу?

– То же что и все, в этой стране цивилизованному человеку оставаться крайне опасно, он каждодневно рискует. Будь моя воля, я бы немедленно отдал приказ о возвращении домой.

– Да? Я тоже мечтаю вернуться во Францию, и хотя сейчас там зима, дожди и очень уныло, но все равно несравнимо лучше, чем здесь.

– Это не в нашей власти, хотя, я полагаю, – сказал граф, – господин посол тоже думает о чем-то таком. Главное – не пропустить момент, пока ещё можно уехать. Эти большевики уже устраивают неприятности с получением виз. Не хотят выпускать иностранцев, ведь каждый из них это потенциальный козырь в игре, которую ведут большевики с державами «Согласия»[14]. Они знают, что мы не бросим наших сограждан,