Режин Дефорж - Голубой велосипед

— Слава Богу! Вот и вы! Я уж было подумала, что вы нас покинули.

Франсуа сменил Леа за рулем. Вполголоса он сказал ей:

— Мост сейчас взлетит.

— Ох!

— Тише, не стоит пугать людей. Попытаемся проскочить.

Рядом с машиной шагал солдат.

— Передайте людям, которые покажутся вам надежными, что мост сейчас взорвут. Пусть они попытаются предупредить панику.

Солдат посмотрел на него непонимающе. Его грязное и осунувшееся от усталости лицо отупело. Двигался он, как вол в упряжке. И вдруг взвизгнул, принявшись расталкивать тех, кто был впереди:

— Сейчас мост взорвут! Сейчас мост взорвут!

Толпа рванула вперед, словно ее подхлестнули. Какой-то десяток метров отделял ее от левого берега Луары.

Подобно зверью, чувствующему приближение землетрясения, беженцы, забыв о человеческом достоинстве, дрались между собой, отпихивали тех, кто слабее. Горе упавшему: он погибал затоптанным.

Прозвучало еще несколько взрывов. С оглушительным грохотом рухнул второй мост.

Прошло всего полчаса, как обрушился Королевский мост.

Стоя рядом с автомобилем, Леа и Франсуа созерцали катастрофу не в силах отвести взгляд от ужасающей картины. Сколько их было на мосту? Триста, пятьсот, восемьсот или больше? Где-то внизу, в ложе реки, барахтались немногие уцелевшие, пытаясь взобраться на груды камня, железа и тел. Взывали о помощи раненые, сорвавшиеся на опоры моста, а выше по течению, где было глубже, люди тонули. На капоте пылавшей автомашины дожаривалось тельце ребенка.

— Пойдемте отсюда, — сказал Франсуа Тавернье, подталкивая Леа к автомобилю.

Над руслом Луары поднимался черный дым.

Среди развалин машина выехала на авеню Кандаля. Из предместья Сен-Марсо французские пулеметы стреляли в сторону Пражской набережной и набережной Больших Августинцев. Около собора Нотр-Дам-дю-Валь Камилла попросила остановить автомобиль.

— Сейчас не время, — буркнула Леа.

— Прошу вас, иначе меня вырвет.

Франсуа Тавернье выключил двигатель. Спотыкаясь, молодая женщина отошла в сторону.

— Позвольте, я ей помогу, — выходя следом, сказала мадам Леменестрель.

— Спасибо, — Камилла вытерла рот грязным платком, который та ей протянула.

Поддерживая друг друга, они вернулись к машине. Камилла села.

— Мама, я хочу пи-пи, — произнес мальчик.

— Хорошо, мои дорогие. Только быстро.

Они отошли на несколько шагов. Девочка присела, а мальчик все никак не мог расстегнуть штанишки. Внезапно в десяти метрах от них со свистом упал снаряд. Сидевшие в машине видели, будто при замедленной киносъемке, как подбросило в воздух мать и двоих ребятишек, изрубленных осколками. Медленно, изящные даже в гибели, упали они в дорожную пыль.

С воплем отчаяния выскочила из машины пожилая женщина. Сначала кинулась она к дочери, потом к внучке, затем к самому дорогому ее сердцу существу — к внуку. Раскинув руки, металась она между ними.

Нагнувшись над телом мадам Леменестрель, Франсуа Тавернье приподнял ее голову. Он побледнел, почувствовав под пальцами смертельную рану. И в смерти сохранила она бесконечную прелесть. Поперек ее ног свернувшись калачиком, лежала дочка. Казалось, ребенок спал, а на ее розовом сатиновом платьице распускался красный цветок. Поодаль раскинулся мальчуган, его голову почти полностью отсекло осколком, из штанишек торчала крошечная пипка.

Двигаясь между ними, Камилла без конца повторяла:

— Это я виновата… это я виновата…

И забилась в истерике.

Леа схватила ее за плечи, встряхнула, попыталась заговорить и, наконец, отвесила пару пощечин, которые остановили крики.

— Нет здесь твоей вины, ты ни при чем. Пошли в машину.

— Садитесь, мадам, здесь нельзя оставаться, — обратился к бабушке Франсуа Тавернье.

— Поезжайте, месье. Я не могу оставить их здесь одних. Мне надо их похоронить.

— Это слишком опасно, вы и сами погибнете.

— Месье, это единственное, о чем я молю Бога. Забрав их у меня, Господь лишил меня всего.

— Я не могу вас бросить одну, мадам.

— Надо, надо, месье. Вспомните о двух молодых женщинах, едущих с вами, о ребенке, которого носит одна из них. Они нуждаются в вас. Я уже нет.

— Прошу вас, мадам.

— Не настаивайте.

Франсуа подошел к Леа и Камилле, которую поднял на руки. «Как пушинка», — подумал он. Мягко уложив ее на заднем сиденье, сел за руль.

— Вы едете? — обратился он к Леа, которая продолжала стоять, будучи не в состоянии оторвать взгляда от трех тел.

Не сбросив бомб, пронеслись самолеты.

В Сен-Марсо французские солдаты больше не стреляли. Ворвавшись в Орлеан через Бургундское предместье, немцы не встретили сопротивления. На Мотт-Санген они соорудили въезд на железнодорожный мост, который не был взорван. К четырем часам пополудни первые танки пересекли Луару по железнодорожным путям и присоединились к тем, которым удалось проскочить по мосту Георга V до его взрыва. Несмотря на мужественное сопротивление солдат в орлеанском депо, имевших для обороны моста всего лишь старую уложенную на кирпичи пушку, превосходящие их огневой мощью и численностью немцы вынудили их отступить к улице Дофин, оставив многочисленных убитых, и установили у въезда на мост три небольших орудия.

К пяти часам первые части врага вышли на площадь Круа-Сен-Марсо и на каждом перекрестке установили пулеметы. Несколько растерянных жителей, оставшихся в своих домах, вышли из подвалов и удивленно взирали на солдат-победителей, про которых им долгие месяцы долбили, что те голодают, голы и босы. Женщина неопределенного возраста не удержалась и подошла потрогать сукно на шинели молодого офицера, который вежливо с ней поздоровался:

— Добрый день, мадам.

Ошеломленная женщина расплакалась и побежала, крича:

— Нас обманули!

В то же время французские солдаты вступали в Орлеан через предместье Банньс.

— Будьте начеку, немцы уже здесь.

— Это невозможно, — воскликнул лейтенант. — Они у нас в тылу.

Едва успел он отдать приказ, чтобы солдаты заняли оборонительную позицию, как по бульвару Сент-Эверт стали прибывать моторизованные части противника. После короткой перестрелки французские солдаты сдались. Были убиты лейтенант и двое его подчиненных. Немцы согнали своих пленных во временный, окруженный пулеметами лагерь на Мотт-Санген. Вечером туда доставили новых военнопленных.

Отовсюду доносились стоны раненых, перекличка спасателей, ухала пушка, бушевали пожары, стихал треск французских пулеметов, сбежавшие из приюта Флери сумасшедшие пробирались среди развалин, и от взрывов их смеха дрожь пробирала тех, кто уцелел. Тогда же сбежавшие из тюрем преступники грабили немногие уцелевшие от огня лавки. Больше не было мэра, муниципального совета, покинутый и разрушенный город остался без защиты.

Надвигалась первая ночь долгой оккупации Орлеана.

15

Поздней ночью они проселочными дорогами доехали до деревни Ля Тримуй во Вьенне. В глубине машины бредила Камилла, ее лицо было покрыто холодным потом. На деревенской площади, у реки, прямо на земле спали беженцы. Открылась выходившая на улицу дверь кафе, и оттуда пробился слабый желтый луч света. Заведение было забито народом. Остановив машину, Тавернье вышел. В нос ему ударил запах пива, дыма и грязи.

— Кружку пива, — попросил он усатого хозяина, облокотившись о стойку.

— Не осталось.

— Тогда коньяку.

— То же самое, весь продан.

— А ром?

— Нет ничего. Даже лимонада. Они все выпили.

— А что можете предложить?

— Есть анисовка.

— Сойдет.

Никогда Франсуа Тавернье не пил с таким наслаждением анисовую водку. Заказав еще рюмку, он отнес ее Леа, усевшейся на пороге кафе, у открытой двери. Даже не поблагодарив, она жадно схватила анисовку и выпила.

— Вы не спросили, где найти врача?

— Еще нет. Как она?

Леа только пожала плечами.

Франсуа вернулся в кафе.

— Не подскажете ли адрес врача?

— Никого больше нет. Папаша Винью умер, а тот, кто его заменил, сломал ногу. Надо ехать или в Монморийон или в Блан, там есть больницы.

— Какой город ближе?

— Монморийон. Двенадцать километров.

— Там есть гостиница?

Хозяин расхохотался.

— Гостиница!.. Подайте этому месье гостиницу! Их много, но вам не найти даже уголка, где можно приткнуться, даже свободной подстилки. Людей везде, что сельдей в бочке… К тому же неизвестно откуда поступил приказ гражданских дальше Монморийона не пропускать. Там тысяч пятьдесят крутится, словно белки в колесе.

— А в Блане?

— То же самое. Да еще бомбежки. Местный начальник приказал заминировать мост.

— Франсуа, скорее! Камилла умирает!

Возглас Леа оборвал разговор.

— С вами больная?