Аркадий Ваксберг - ИЗ АДА В РАЙ И ОБРАТНО

24. Судебный отчет по делу Антисоветского право-троцкистского блока. М., 1938. С. 547-548. 0 том, как издевательски гнусавил и картавил Вышинский, зачитывая текст из Торы, мне рассказывал в феврале 1988 года в Лондоне сэр Фицрой Маклин, который, будучи тогда сотрудником британского посольства, присутствовал на процессе с первого до последнего дня.

25. Известия. 16 марта. 1938.

26. Континент. 1992. № 2 (72). С. 227-254.

27. Любопытная и весьма красноречивая подробность. В ранней молодости Леонид Варпаховский отдал дань увлечению джазом и в двадцатые годы руководил одним из джаз-оркестров. На допросах, как он мне рассказывал, от него требовали, в частности, ответа на вопрос: какие задания дала ему американская разведка по вербовке шпионов через джазовые клубы? «Ведь джаз, – убеждали его следователи, – это еврейская музыка, насаждаемая американцами». И приводили «доказательства»: практически всеми советскими джазовыми оркестрами тех лет руководили евреи – Юлий Мейтус, Григорий Ландсберг, Александр Цфасман, Яков Скоморовский, Леонид Утесов (Лазарь Вайсбейн)… Видимо, что-то было отражено в арестантском деле Варпаховского и на этот счет, поскольку лагерное начальство часто требовало от него «сыграть что-нибудь еврейское», подразумевая под этим джазовую музыку. Круг джазистов в сороковые годы пополнился именами Эдди Рознера, Виктора Кнушевицкого и другими – сплошь евреями. Музыкальные деятели, с которыми мне довелось общаться, считали, что особая ненависть Кремля к джазу была вызвана не столько самой музыкой, сколько «специфическим» составом ее исполнителей в Советском Союзе.

28. Театральная жизнь. 1989. № 12. С. 30.

29. Iakovlev Alexandre. Ce que nous voulons faire de l'Union Sovietique. Paris, 1991. P. 148.

30. В письме Солженицыну от 30 января – 5 февраля 1985 года Лев Копелев писал: «…мучительно было читать в «Архипелаге» заведомо неправдивые страницы в главах о блатных, о коммунистах в лагерях, о лагерной медицине, о Горьком, о Френкеле (очередной образ сатанинского иудея, главного виновника всех бед, который в иных воплощениях повторяется в Израиле Парвусе и в Багрове (убийце Столыпина. – А. В.)». См.: Синтаксис. Париж. 2001. № 37. С. 95-96.

31. Безыменский Лев. Будапештский мессия. М., 2001. С. 123.

32. Петров Н. В., Скоркин К. В. Кто руководил НКВД. 1934-1941. М., 1999. С. 495.

33. Там же. В то время как сотрудники Лубянки еврейского происхождения активно участвовали в осуществлении террора, что, впрочем, их самих не спасло в будущем от расправы, прокуроры-евреи, хоть и работали под началом Вышинского, очень часто пытались сопротивляться беззаконию, отказывая в санкциях на арест. Уже намеченных к уничтожению это, конечно, спасти не могло. Зато сами прокуроры за верность профессиональному долгу поплатились арестом, гулаговской каторгой, а то и жизнью: главный военный прокурор Наум Розовский, помощники прокурора СССР Лев Субоцкий и Вениамин Малкис, прокурор Омской области Евсей Рапопорт, военный прокурор Хабаровского гарнизона Матвей Капустянский, прокуроры военных округов Юлий Берман, Исай Гай и многие другие. Всем им вменялись, среди прочего, в вину «попытки укрыть от ответственности врагов народа». См. также: Бобринев В. А., Рязанцев В. Б. Палачи и жертвы. М., 1993. С. 106 и 118-125.

34. Судоплатов Андрей. Тайная жизнь генерала Судоплатова. М., 1998. Т. 2. С. 292.

35. Судоплатов П. Разведка и Кремль. М., 1996. С. 404. Сообщение Судоплатова о готовившемся аресте И. Эренбурга находит убедительное подтверждение в одном неоспоримом факте. В январе 1940 года вышел в свет подписанный к печати еще в мае 1939 года очередной том многотомного библиографического справочника Н. Мацуева, куда включены все книги, относящиеся к жанру «русская художественная литература» и опубликованные в 1933-1938 годах. Разумеется, сведений о книгах «врагов народа» там нет. Нет и имени Эренбурга, хотя именно в это пятилетие его романы и эссе выходили в Советском Союзе девять раз. В этом «пробеле» виноват, разумеется, не добросовестный и в высшей степени компетентный составитель справочника, а цензура, получившая соответствующее указание, которое к моменту подписания тома в печать никто не отменил.

36. Торчинов В. А., Леонтюк A.M. Вокруг Сталина. СПб., 2000. С. 160.

ГОНИТЕ ИХ ВОН!

1 мая 1939 года на Красной площади в Москве, как всегда, состоялись военный парад и многотысячная демонстрация. Сталин и не попавшие в мясорубку, но сами активно ее творившие, «верные соратники» – члены политбюро с трибуны ленинского мавзолея демонстрантам махали руками, ведя между собой доверительные беседы,. А столь же верные, но рангом пониже, пребывали на почетных трибунах – внизу, в непосредственной близости к мавзолею. Среди почетных гостей находился, в соответствии со своим рангом – наркома иностранных дел, и Максим Литвинов. Его знали в лицо все иностранные дипломаты и журналисты, тоже находившиеся на Красной площади и, естественно, именно о его присутствии они сообщили в свои газеты и в свои министерства иностранных дел.

2 мая в стране еще был праздничный день, но Литвинову позвонили от Сталина и приказали срочно явиться в свой служебный кабинет. Туда же, только часом позже, были вызваны руководители большинства управлений и отделов наркомата. В литвиновском кабинете, где нарком уже не чувствовал себя хозяином, расположилась созданная Сталиным так называемая проверочная комиссия ЦК под водительством Молотова, в составе ближайших к Сталину членов политбюро – Маленкова и Берии и правой руки самого Берии, его заместителя Владимира Деканозова. Они заявили наркому, что политбюро приняло решение провести тщательную проверку работы всех подразделений наркомата в связи с крайне неудовлетворительным, как считает товарищ Сталин, практическим осуществлением сталинской внешней политики[1].

Разумеется, никто из тех, кого в хамском тоне допрашивали (именно допрашивали, а не спрашивали) проверяльщики, не знал и не мог знать, какие внешнеполитические планы вынашивал и уже начал осуществлять Сталин. И тем более они не знали о том, что как раз в это самое время его особо доверенные и абсолютно засекреченные лица ведут тайные переговоры с ближайшим окружением Гитлера. Соответственно они не могли знать и о том, к каким кардинальным поворотам в стране и в мире, со всеми вытекающими из этого последствиями, такой поворот приведет. Но Молотов и его компания вовсе и не собирались оставлять ошеломленных наркоминдельцев в неведении.

Стенографистка Литвинова – Агнесса Ромм оставила воспоминания о тех незабываемых днях. По ее словам, Молотов сразу же сообщил, что наркоминдел ожидают крупные кадровые перемены, уточнив, чтобы на этот счет не было никаких сомнений: «Мы навсегда покончим здесь с синагогой»[2].

Конец синагоги начался, естественно, с самого наркома – о снятии Литвинова было официально сообщено 4 мая. Его кресло занял сам глава Совета народных комиссаров Молотов. В секретной депеше своему правительству германский поверенный в делах в Москве Типпельскирх восторженно докладывал о том, что сменивший ненавистного еврея Литвинова Молотов «не еврей»[3]. Столь же восторженно было воспринято это известие и в Берлине[4]. Еврейская жена нового наркома для Берлина, как видно, угрозы не представляла: там хорошо понимали, что означало смещение Литвинова – не просто еврея, а убежденного антинациста. В Берлине поняли также, что Сталин недвусмысленно аиширует то, о чем тайные его эмиссары уже успели Гитлеру пообещать.

Полная неожиданность случившегося даже для людей, которых, казалось, их служебное положение обязывало быть осведомленными о кардинальных поворотах в политике, наглядно иллюстрируется таким, например, фактом. За несколько дней до падения Литвинова его коллега, – советский посол в Швеции Александра Коллонтай на первомайском митинге в посольстве назвала Литвинова «стахановцем по иностранным делам», который олицетворяет «всю мощь, все величие, всю непобедимость, всю гуманность и мудрость советской международной политики»[5]. О том, что этот «стахановец» на самом деле всего-навсего глава «синагоги», Коллонтай, конечно, не знала – это подтверждает, какой секретностью была обставлена готовившаяся отставка Литвинова. Никаким санкциям за такое самовольство Коллонтай не подверглась: на каждый случай у Сталина была своя логика.

Многие годы спустя, Молотов – уже в полной опале, сохраняя собачью верность усопшему хозяину, ничуть и никого не стесняясь, исповедовался своему конфиденту – такому же, как он сам, фанатичному сталинцу Феликсу Чуеву, откровенно назвав Литвинова «большой сволочью» и посетовав на то, что тот в годы террора остался жив (чудом, как выразился Молотов): «В 1939 году, когда сняли Литвинова и я пришел на иностранные дела, Сталин сказал мне: «Убери из наркомата евреев». Слава Богу, что сказал! Дело в том, что евреи составляли там абсолютное большинство в руководстве и среди послов, Это, конечно, неправильно. (Почему неправильно – не разъяснил. Потому ли, что были плохими профессионалами, или просто потому, что евреи? Солженицын – об этом сказано выше – тоже считает, что неправильно: трогательное единодушие с товарищем Сталиным. – А. В.) Латыши и евреи. И каждый за собой целый хвост тащил. (Эта фраза маниакально повторяется Молотовым в беседе с Чуевым множество раз – в разные годы и по разному поводу. Видимо, мысль о мифическом «хвосте» просто не давала ему покоя. – А. В.) Причем свысока смотрели, когда я пришел, издевались над теми мерами, которые начал проводить. ‹…› Сталин, конечно, был настороже в отношении евреев»[6].