Василевс - Валерий Игнатьевич Туринов

В своих посланиях Кавад и Юстин обычно называли себя «братьями».

Но на этот раз послание «брата» Кавада было полно резких слов и угроз:

– Несмотря на дружбу и мир, которые были установлены между нами, вы действуете как враг! Вот, слушайте! Вы влезли в мои собственные владения, владения короля Лазики[61], который не был под римской властью, но был с незапамятных времён под властью персов!..

Послание было полно таких обвинений и скрытого раздражения.

– Ну что же, дадим ему свой ответ! – решил Юстин. – Давай подумаем, как тактично обойти это дело, чтобы не вызвать войны! – обратился он к Проклу.

Над ответным посланием Каваду они провозились долго.

– Мы не захватили ничего из владений вашей империи и не убеждали его приезжать к нам, – начало вставил Юстин, затем объяснение продолжил Прокл о религиях. – Но человек по имени Цафий приехал к нам, в нашу империю, кротко прося нас освободить его от языческой религии, нечистых жертв и дьявольских ошибок, и просил сделать его христианином, достойным изящного Вечного Бога и Творца всех вещей. Как я мог остановить того, кто желал войти в лучший мир, к познанию истинного Бога? И после того, как он стал христианином и достойно получил Святые Тайны, мы отпустили его назад в его собственную страну…

Юстин умолчал в письме Каваду о том, что Цафий уже был христианином. Повторное же крещение не поощрялось в христианстве. Лазика была уже христианской.

Молодой человек, двадцати пяти лет от роду, миловидный, неглупый, смышлёный, предстал перед ним год назад.

– Я приехал к вашей императорской милости, потому что сорок дней назад скончался мой отец Дамнацес… Отметив сорок дней, я стал свободен от обязательств перед ним… Мой отец был коронован персидским шахом Кавадом. Не раз Кавад настаивал, чтобы мой отец ввёл в Лазике обряды религии Заратустры. Согласно той религии, мёртвых не хоронят в земле, а бросают птицам и собакам на съедение… Но отец всё тянул с этим, ссылаясь на свой возраст. Приводил доводы, что лазы не примут эту религию, уже познав нового Бога, Творца всего на земле и небесах…

И я прошу вашу милость освободить меня от встречи с людьми шаха…

Юстин понял, что юноша сбежал сюда, в Константинополь, чтобы не принимать навязываемую ему и Лазике веру.

– Мы желаем, чтобы вы сделали нас христианином, какими являются византийцы! И тогда мы будем верными Римской империи!

Юстин был рад такой просьбе, но и Персия, шах Кавад удерживали его.

Выход из создавшегося положения предложил Прокл.

– Ваше величество, – обратился он к Юстину, – мы не только окрестим его во имя Бога, творящего всё сущее, но и женим на римской леди! И так будет сложнее Каваду настаивать, чтобы король Лазики принял учение Заратустры!.. Ибо, как говорится в Библии: муж и жена уже не двое, но одна плоть. Итак, что Бог сочетал, того человек да не разлучит!..

Юстин, признавая находчивость квестора, поблагодарил его за предложение.

Приготовления к венчанию не заняли много времени.

Невеста, Валериана, дочь куропалата[62], одного из самых высоких сановников в империи, понравилась молодому королю. И молодые обоюдно выразили симпатии друг к другу.

Затем, вскоре, Юстин короновал молодого человека. Перед этим в императорской швейной разработали королевские одежды для молодой супружеской четы.

Юстин в свою очередь поднёс много подарков супруге короля, красавице Валериане.

– А что же производит твоя страна Лазика? – поинтересовался Юстин у нового вассала. – Зерно, вино или другие хорошие вещи для торговли?.. Ну хотя бы соль-то добываете?

Цафий отрицательно замотал головой: «Ничего!»

– Да-а, приобретение не очень-то ценное, – тихо процедил сквозь зубы Юстин, чтобы не обидеть юного царя.

– Но Лазику Кавад рассматривал как барьер против варваров на Кавказе, – пояснил Прокл, в чём преимущество приобретения Византией Лазики. – Высокие снежные горы, узкие и длинные горные проходы. Их невозможно пересечь ни зимой, ни летом… И Кавад будет пытаться вернуть её себе!..

Так Лазика превратилась в вассала Византии.

Шах Кавад был раздражён таким вмешательством василевса в дела Лазики.

«Поскольку в прежние времена Лазика зависела от Персии, то такое вмешательство в дела нашего вассала разрушает прежнее наше дружеское соглашение от 506 года», – писал он Юстину.

Дело оборачивалось новой войной. Обе империи начали искать союзников в предстоящей войне.

– Ваше высочество! – обратился Прокл к Юстину. – Нужно обратиться к гуннам, направить посла с богатыми подарками к их вождю Зилгиби… Подарки и отлично подвешенный язык посла сделают своё дело: склонят вождя гуннов стать союзником Византии и воевать за Лазику!

Юстин согласился с этим. Снарядили посольство на север Кавказских гор, где гунны занимали огромную территорию степей севернее Понта Эвксинского.

Посол, вручив подарки вождю гуннов и заключив договор с гуннами против Персии, вернулся в Константинополь. Приехав, он доложил Юстину на совещании ближних, что стараниями его шпионов он выяснил там, что вождь гуннов уже заключил точно такой же договор с персами против Византии…

Услышав это, Прокл, всегда сдержанный и расчётливый, чуть не подпрыгнул в кресле:

– Готов! Попался!.. Война отменяется!..

Все с удивлением и вопросительно уставились на него.

– Ваше высочество! Об этом вероломстве вождя гуннов Зилгиби нужно сообщить Каваду!..

– Ну и что? – спросил его Юстин. – Что это даст?

– Кавад, зная теперь, что вождь гуннов взял деньги, чтобы предать его, обязательно вызовет его к себе на суд!.. И спросит, получал ли он деньги от василевса!.. А результат нам сообщат сами персы!

Вскоре из Персии, от Кавада, пришло сообщение, что когда вождь гуннов признался в том, что взял от ромеев деньги, то он тут же был убит, а затем началась резня гуннов, которые пришли с вождём. Немногим удалось бежать на родину.

Этот дружественный жест Юстина понравился Каваду, и он через специального посыльного сообщил Юстину, что готов начать переговоры о мире.

Глава 8. Испытания Боэция

Боэция вызвал в Равенну король Теодорих. Не зная, где придётся остановиться в Равенне, Боэций приехал из Рима заранее. Но всё оказалось просто. По указанию короля уже было возведено здание большого Гостиного двора. Его называли в Равенне базиликой Геркулеса. Там он и остановился. На следующий день он был у королевского дворца в назначенное ему для приёма время.

Этот город вызывал у него, воспитанного в духе античности, странное состояние. Ему постоянно казалось, что город умирает, он ощущал даже запах его разложения. И возникало чувство страха, как при виде мертвеца, который уже умер, но ещё не знает об этом. Его какие-то органы доживают своё