Cага о Бельфлёрах - Джойс Кэрол Оутс

затворником, одним из отшельников не от мира сего, о которых рассказывали бесчисленные легенды (рассказывали, и перевирали, и сочиняли, и трепались в деревенских лавках, в кабаках, в факториях, в конторах при зернохранилищах и угольных складах, где зимой, вытянув ноги к раскаленным печам, собирались мужчины и чесали языками за стаканом дешевого пойла — под рукой непременно оказывалась баклажка виски, даже на стойках в магазинах промтоваров, а для клиентов, которые не признавали стаканов, имелся черпак — и повторяли сплетни, услышанные много месяцев или лет назад, приправленные насмешкой, или злобой, или искренним изумлением: куда, мол, только не забрасывает человека жизнь). Луис примерно представлял, где Иедидия разбил лагерь: с полдюжины человек встречали его на Маунт-Бьюла, а двое-трое даже беседовали с ним и передавали письма, провиант и небольшие подарки от Луиса (свитер ручной вязки, шерстяные перчатки и носки, подбитую мехом шляпу — всё работы Джермейн). Эти охотники и трапперы, и сами чудаковатые, иногда по целому месяцу пропадающие в горах, приносили противоречивые сведения о Иедидии Бельфлёре, и рассказы эти тревожили брата. Один траппер клялся, что у Иедидии борода до колен и выглядит он шестидесятилетним старцем, другой утверждал, будто стоило ему приблизиться к избушке отшельника, как тот принялся стрелять в него и выкрикивать, что он шпион или сам дьявол и чтобы он убирался в ад, откуда явился. По другим сведениям, Иедидия стал худым и мускулистым, разгуливал голый по пояс, по-индейски смуглый от загара и не особо дружелюбный — его, мол, не интересовали новости ни об отце, ни о брате, ни о невестке, ни даже о двух совсем маленьких племянниках (это страшно огорчало Луиса: Иедидия не мог быть равнодушным к своим племянникам!), однако он вполне гостеприимен и охотно разделяет с гостями свой ужин — тушеного с картошкой кролика, а те, в свою очередь, делились с ним добычей. А еще один рассказывал — впрочем, эту версию и Луис, и Жан-Пьер отвергли сразу же, — будто Иедидия живет с чистокровной скво из ирокезов…

Когда Луис отыскал избушку брата, больше похожую на лачугу, выстроенную на широком горном хребте на склоне Маунт-Блан в сотне или больше метров над узенькой шумной речкой, и смотрящую на Маунт-Бьюла, расположенную в нескольких милях к востоку, его не удивил, а скорее, обескуражил тот факт, что Иедидии в лачуге не оказалось. Мало того, Иедидия, судя по всему, ушел всего за несколько минут до появления Луиса: в маленьком, сделанном прямо в земляном полу очаге горел огонь, на скамеечке, служившей его брату столом, лежала старая Библия в кожаном переплете — Луис вспомнил, когда-то она принадлежала их матери, — а рядом с Библией пара грязных картофелин. Может, он для Луиса их оставил? После похода Луис умирал с голоду, но от запаха в избушке его подташнивало, к тому же у него с собой имелась провизия — копченый окорок, сыр и испеченный Джермейн хлеб.

— Иедидия? Это Луис… — Он встал на пороге, немного пригнувшись и прикрыв от солнца ладонью глаза, и долго звал брата. Он понимал, что Иедидия знает, кто к нему пожаловал, и сбежал намеренно — а в эту самую минуту (Луис это кожей чувствовал) смотрит на него с ближайшей горы или с другого берега.

— Иедидия! Это я! Это Луис! Никто тебя не тронет! Иедидия! Э-ге-гей! Это твой брат Луис! Это твой брат… — Он кричал, пока не сорвал горло, а на глаза не навернулись слезы отчаяния и гнева. «Вот сукин сын, — думал он. — Хочет, чтобы я орал тут, как полный дурак. Чтобы извелся весь».

Луис внимательно оглядел плотно утоптанный пол в избушке, но ничего не обнаружил. Затем осмотрел кровать брата (скромный, набитый конским волосом тюфяк, давно утративший свежесть, свалявшийся и неровный, источавший запах затхлости и, скорее всего, кишевший паразитами, на который был наброшен грязный коричневый плед, напоминающий лошадиную попону с кожаными ремешками и пряжками) и Библию в истертом кожаном переплете с тонкими страницами, золотым обрезом и вычурным мелким готическим шрифтом — такую знакомую! Но сам ее вид разозлил Луиса (неужели Иедидия, его родной брат, теперь одержим религией? Неужели он спрятался в горах, как один из ветхозаветных пророков, бродивших по пустыне, и Бог свел его с ума, толкнул на путь помешательства, навсегда заперев для него двери в мир людей?) — хоть он и заставил себя взглянуть на открытый разворот, вдруг там зашифровано послание, которое он должен растолковать. (Библия была открыта на Псалтири, на псалмах с 90 по 96. Живущий под кровом Всевышнего под сенью Всемогущего покоится. Говорит Господу: «прибежище мое и защита моя, Бог мой, на Которого я уповаю…» Перьями Своими осенит тебя, и под крыльями Его будешь безопасен.)

Луис вышел из избушки и снова принялся звать брата. Тихое эхо было ему ответом, затем снова эхо.

— Иедидия! Иедидия! Это я, твой брат…

Он прошелся по каменистой площадке, стараясь удержать равновесие. Иедидия построил лачугу в этом месте очевидно потому, что отсюда открывался вид на Маунт-Бьюла — одну из самых высоких вершин в Чотокве, где круглый год лежал снег. Место красивое, но неудобное. Продуваемое ветрами даже сейчас, июньским утром. Голова у Луиса кружилась. Глаза слепило. В сотне футов внизу текла речка, мало напоминавшая широкий, с коричневатым отливом поток, извивавшийся в долине. Речка издавала оглушительный рев. У обрыва Луис присел на корточки и взглянул вниз. Рокочущий поток — белые брызги, камни, окаменелые бревна, языки белой пены. Гранит у него под ногами дрожал, эта дрожь передалась и ему, отдаваясь пульсацией в черепе и зубах.

— Иедидия? Прошу тебя…

Иедидия смотрит на него — Луис это знал, чувствовал, но не мог понять, где брат прячется. За спиной… Спереди… Где-то наверху… Справа или слева…

— Иедидия? Я пришел новости рассказать. Я тебя не обижу. Слышишь? Иедидия? Я ничего не сделаю — я пришел просто навестить тебя, пожать тебе руку, узнать, как ты, рассказать, как у нас дела… Ну, как ты поживаешь? Один? Лошадь продал?

Он резко обернулся и посмотрел на скалы над избушкой. Но увидел лишь деревья и кустарник. Сосны, и болиголов, и клен. Жалкие и оборванные ветром, однако неподвижные. За ними никто не прятался.

— Иедидия? Я знаю, ты где-то рядом! Я знаю, что ты слышишь меня. Смотри… — Луис зачем-то